Ваал - Алексей Писемский

Голос лакея: "Сейчас - несем-с!"

Бургмейер. Где же это сейчас, хорош у них сейчас!

Лакей и плотник вносят каждый по два ящика.

Бургмейер (начиная торопливо рыться в одном ящике). Тут нет!.. (Ищет в другом ящике.) И тут тоже!.. (Плотнику.) Дай мне твои ящики... Что вахлаком-то стоишь?

Плотник подает.

(Разом ища в обоих ящиках и вдруг, побледнев даже, восклицает.) Они, кажется!.. Так и есть!.. (Вынимая из ящика две бумаги и потрясая ими в воздухе.) Вон они, мои сокровища!.. (Кладет бумаги себе в карман.) Ну, уж она теперь у меня не увернется, шалит!.. (Обращаясь к лакею и плотнику, в недоумении смотревших на него.) Отнесите все это назад и бросьте на пол!..

Лакей. И ящиков в столы не двигать-с?

Бургмейер. Говорят тебе: на пол все раскидать!

Лакей (плотнику). Пойдем!

Уносят ящики.

ЯВЛЕНИЕ VI

Бургмейер. Не увернется она теперь у меня - нет! Приехала, слышу, и прямо, видно, на лакея наткнулась!.. Ну!.. Заорать изволила!..

Из дальних комнат действительно послышались крики

Евгении Николаевны: "Что это такое?.. Как вы смели?.. Вы

- воры, разбойники после того!.."

Какова тигрица?.. Какова гиена из той кротости, которую прежде представляла из себя! Ко мне, вероятно, сейчас явится объясняться и гневаться!.. Милости прошу, пожалуйте!

ЯВЛЕНИЕ VII

Входит Евгения Николаевна, вся раскрасневшаяся и с

какими-то взбившимися на висках волосами. С тех пор, как

мы ее не видали, она пополнела и подурнела.

Евгения Николаевна (прерывающимся от гнева голосом). Александр Григорьич, у меня разломаны все ящики в комнате, и, говорят, что вы их приказали разломать.

Бургмейер (по наружности спокойным тоном). Да!.. Я их приказал разломать.

Евгения Николаевна. Но для какой цели - интересно было бы знать? Любовной переписки моей с кем-нибудь вы искали?

Бургмейер. Вероятно, нашел бы и любовную переписку, но я не ее искал, а другое; и то, что мне нужно, я нашел!

Евгения Николаевна. Что такое вы нашли?

Бургмейер. Нашел два заграничных, фальшивых паспорта, и теперь уж они у меня... в кармане!.. (Показывает себе на карман.) Вы их выправили, чтоб, обокравши меня, бежать с ними за границу.

Евгения Николаевна (еще более краснея в лице и вместе с тем как бы сильно удивленная тем, что слышит). Обокрасть вас?.. Бежать за границу?.. С фальшивыми паспортами?.. Вы с ума, наконец, сошли?.. У меня действительно валялись какие-то два заграничных паспорта, которые я случайно подняла на улице и спрашивала кой-кого из знакомых, что мне с ними делать.

Бургмейер. На улице вы их подняли?!. Послушайте, Евгения, можно быть развратною женщиной!.. Иметь из-за старого любовника молодого!.. Красивого!.. Желать этого старого покинуть и обокрасть!.. Все это еще понятно! Но думать, что ты этого старого дурака можешь еще продолжать обманывать и уверишь его, в чем только пожелаешь, - это уж глупо с твоей стороны.

Евгения Николаевна. Нельзя же молчать, когда взводят такие клеветы!.. Я какой-то злодейкой, героиней французского романа являюсь в ваших словах!.. Кто мог, с какого повода и для чего навыдумывать на меня пред вами столько понять не могу! (Отворачивается и старается не смотреть на Бургмейера.)

Бургмейер. Это мне все рассказал ваш бывший любовник Куницын, который и достал вам два фальшивых паспорта, чтобы бежать вместе с вами за границу.

Евгения Николаевна (сохраняя более оскорбленный, чем сконфуженный вид). Какой-то еще Куницын любовником моим стал, - только этого недоставало!

Бургмейер. Однако вы этого какого-то Куницына знаете?

Евгения Николаевна. Да, я встречалась с одним Куницыным в обществе.

Бургмейер. Полно, в обществе ли? Не в уединении ли где-нибудь, в трактирных нумерах, например!..

Евгения Николаевна (захохотав уже неискренно). Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха!.. Чем дальше, тем лучше! Но допустим, что Куницын мой любовник!.. Что я где-то там видалась с ним и что он достал два паспорта!.. Для чего же, однако, Куницыну идти рассказывать вам все это про себя?

Бургмейер. Для того, что он не так еще, видно, развращен, как вы! Сам устыдился этого поступка своего!.. Кроме того, ему посоветовал это сделать один честный приятель его!..

Евгения Николаевна (прерывая его). И приятель этот Мирович, конечно?

Бургмейер. Мирович - да!

Евгения Николаевна (опять злобно захохотав). Ха-ха-ха!.. В сущности, это не Мирович, а жена ваша! Мне странно: вы, Александр Григорьич, считаетесь еще умным человеком, а такой простой лжи и выдумки понять не могли! Жене вашей, конечно, приятно поссорить нас и разлучить...

Бургмейер (перебивая ее и сильно раздраженным голосом). О жене моей не смей ты и говорить своим богомерзким языком!

Евгения Николаевна (тоже выходя из себя). Ах, этого вы мне никак не можете запретить! Никак! Я мало, что вам говорю, но и поеду и скажу еще ее любовнику!.. Пусть и он знает, как она его любит!.. Если она сама сделала против вас проступок, так не смей, по крайней мере, других чернить в том же.

Бургмейер (тем же голосом). Кто ж тебя может очернить? Кто?.. Когда ты сама себя очернила кругом! Когда черна твоя душа и сердце!

Евгения Николаевна. Прекрасно!.. Благородно!.. И для кого же это я очернила себя? Я, кажется, для вас первого пала! И у вас, бесстыжий человек, достает духу кидать мне этим в лицо!.. (Начинает плакать.) Это, конечно, одна только бедность моя дает вам смелость наносить мне такие оскорбления!.. Как, однако, ни мало имею, но лучше обреку себя на голод и нищету, а уж не стану переносить подобного унижения.

Бургмейер. Голодом и нищетой вашей вы меня не поражайте! Кроме собственного вашего капитала, который утроился в делах моих, и тех денег, которые я платил за вас по магазинам и которые шли собственно не на наряды ваши, а переходили вам в карман, - это я тоже знаю и замечал! - но я даже дам вам возможность обокрасть меня!.. (Подходя к шкафу и указывая на него.). Вы думали, что тут шестьсот тысяч... Их даже больше тут; но вы бы могли из них воспользоваться только десятью тысячами, потому что остальные положены на мое имя!.. (Торопливо и дрожащими руками отпирая шкаф и вытаскивая оттуда огромную пачку денег.) Нате вам эти деньги!.. Возьмите их. (Кидает деньги почти в лицо Евгении Николаевне, которая как бы случайно ловит их в руку. Продолжает уже бешеным голосом.) Только сейчас же и вон из моего дома!.. Ни минуты не оставаться!.. Иначе я велю вас выгнать моим лакеям... (В одно и то же время дергает за сонетку и кричит.) Эй, люди!

Евгения Николаевна (немного уже и струсив). Ты в самом деле, видно, совсем рехнулся. Лакеев своих еще призывать выдумал... Я сама вспыльчива: я тебе все глаза выцарапаю и в лицо тебе наплюю, дурак этакий. Подлец! Свинья! Козел старый!.. (Идет к дверям.)

Входит поспешно лакей.

Бургмейер (показывая ему на уходящую Евгению Николаевну). Эта вот госпожа уезжает; вынести вслед за ней куда-нибудь в нумер и вещи ее. Чтобы синя пороха, ничего ее здесь не оставалось. И не пускать ее потом ни в дом ко мне, ни в кухню, ни в конуру, даже к подворотной собаке моей!

Лакей (слегка улыбаясь). Слушаем-с, не станем пускать... Господин доктор к вам приехал.

Бургмейер (не расслышавший его и обращаясь к публике). Лгать этой мерзавке так же легко, как пить воду, и никакого стыда при этом... В безделице я уличал ее? В покушении на воровство! Если бы даже это неправда была, так она, как женщина, должна была бы смутиться перед одним ужасом такого обвинения - ничего!! В какое, господи, время мы живем!..

Лакей. Господин доктор идет, Александр Григорьич.

Бургмейер (услышав, наконец, его). Кто?

Лакей. Доктор приехал-с и идет к вам.

Бургмейер. Пусть идет!.. Бог какой и царь прибыл! (Садится и начинает нервно постукивать ногою.)

ЯВЛЕНИЕ VIII

Входит доктор Самахан, рябой, косой, со щетинистыми

черными волосами и вообще физиономией своей смахивающий

несколько на палача. Лакей почтительно перед ним

сторонится и уходит.

Самахан (нагло и надменно взглядывая на Бургмейера). Вы хозяин дома и больной?

Бургмейер (мрачно). Точно так-с.

Самахан. Желаете, чтоб я вас исследовал?

Бургмейер. Если нужно это.

Самахан. Конечно, нужно. Вы не лошадь, чтобы вас зря лечить... (Берет стул, садится против Бургмейера и первоначально смотрит на него некоторое время внимательно, а потом довольно грубо прикладывает большой палец свой к одному из век Бургмейера, оттягивает его и как бы сам с собой рассуждает.) Существует малокровие и заметно несколько усиленное отделение желчи... (Затем, откинувшись на задок стула, Самахан начинает уже расспрашивать Бургмейера.) Сколько вам от роду лет?

Бургмейер. Сорок восемь.

Самахан. Не имеете ли вы каких-нибудь ярких и в определенной форме выраженных болей?

Бургмейер. У меня голова очень часто болит, почему я послал за вами. Я страдаю тик-дулурё...

Самахан (насмешливо). Представьте мне это определить, тик ли у вас дулурё или что другое. Не подвержены ли вы некоторым дурным физическим наклонностям, то есть не пьянствуете ли, не обжираетесь ли, не очень ли много забавляетесь с женщинами?