Великое плавание - Зинаида Шишова

Убедившись в добром отношении ко мне адмирала, я уже неоднократно делал многочисленные попытки упросить его взять тебя в плавание, но господин и думать не хочет об этом.

Поэтому я полагаю распрощаться с ним и по его отбытии в Палос вернуться в Геную.

Приветствует тебя друг твой и брат Орниччо».

Пакет, вероятно, очень задержался в пути, потому что через два дня мы получили второе письмо Орниччо, отправленное им уже из Палоса, а еще через несколько дней — третье, которое вызвало много толков и споров в нашем маленьком домике.

«Здравствуй, дорогой братец Франческо!

Я пишу тебе из портового города Палоса, чего ты совсем уж, наверное, не ожидаешь. Отбывая из Нюрнберга, адмирал захворал горячкой, и я не решился оставить его больного на руках чужих людей. Сейчас, к счастью, он уже оправился от болезни, но я не покидаю его, так как вижу некоторое изменение в его планах.

Хотя Палос давно уже перешел в руки испанцев, но церковь святого Георгия с виду еще совершенно напоминает мечеть.[26] Над городом высится мавританский замок, теперь уже разрушенный, а сами палосцы своими темными лицами, резким говором и платками, коими повязаны их головы, более походят на мавров, чем на добрых католиков.

Но, когда с ними познакомишься ближе и войдешь к ним в доверие, можешь убедиться в том, что здесь немало хороших людей. А что палосцы, мальоркинцы и бискайцы после итальянцев лучшие в мире моряки, это тебе известно, вероятно, уже давно.

Я думаю, что королева, объезжая всю Арагонию и обе Кастилии, умышленно не посетила этот знаменитый порт.

Старики тут по секрету признаются, что дедам их и прадедам легче было жить под властью неверных, чем внукам их — под тяжелой рукой королевских чиновников.

Уже очень давно город Палос не в ладу с королевскими приставами, и в настоящее время за какое-то оскорбление ее величества королева наложила на весь город наказание: палосцы должны были снарядить на свой счет два больших парусных корабля. Вот эти-то две каравеллы — «Нинья» и «Пинта», — стоящие в гавани, и отданы адмиралу для его предприятия.

Третье судно побольше и палубное. Господин зафрахтовал его у одного из здешних капитанов.

Кроме снаряжения этого небольшого флота, королевским приказом городу Палосу предписано представить адмиралу для его предприятия команду в сто двадцать человек, уроженцев Палоса.

Приказ этот еще не выполнен, несмотря на то что людям экипажа предоставлены большие льготы: матросам выплачивается жалованье, как на военных кораблях, за четыре месяца вперед; лица, совершившие преступление, освобождаются от суда и следствия на все время плавания да еще на два месяца после возвращения.

Это дает мне надежду думать, что, не имея возможности своевременно набрать команду, адмирал после моих неоднократных просьб наконец согласится взять тебя с собой. Поэтому будь готов к отъезду и жди письма от крепко любящего тебя брата Орниччо».

«Получив это извещение, братец Франческо, ты должен немедля собраться и с первым же парусником отправиться в Палос.

Из Генуи в Картахену почти ежедневно отходят корабли, а оттуда в Палос тебя за ползолотого доставит любой капитан.

Возьми с собой свой камзол из толстого сукна, нательную одежду и теплый платок, чтобы в случае холода завязывать им уши.

Хорошо было бы иметь праздничный камзол, так как мы, может быть, удостоимся чести быть принятыми при дворе индийского царя.

Кроме этого, перед отъездом купи побольше луку и ежедневно в пути натирай им лицо и руки. Это предохранит тебя от заболевания проказой, которая свирепствует в испанских и португальских портах.

Я пишу синьору Томазо особо и прошу его добавить тебе немножко денег на дорогу к тем, что у тебя уже собраны на блюдо, но я думаю, что он сделал бы это и без моей просьбы.

Выезжай немедленно.

Ждет тебя твой брат и друг Орниччо».

ГЛАВА VIII

Одноглазый капитан

Самые разнообразные доводы пришлось мне пустить в ход, чтобы убедить синьора Томазо отправить меня в Палос.

— Хозяин, — говорил я, — разве сами вы не страдаете всю жизнь из-за того, что родители предназначили вас не к той судьбе, которая вас привлекала? Кто знает, если бы живы были мои родители, я бы, может быть, умолил их отпустить меня в плавание! Разве не вы сами говорили мне, что море — это наиболее удачный путь для того, кто хочет отличиться?..

Помню, еще в деревне как-то на дороге я наблюдал за щенком, который пытался поймать ежа. Он обходил его со всех сторон, обнюхивал и трогал лапой. Но, когда он наконец решался его схватить, тотчас же отскакивал с громким визгом. Так и я обходил доброго синьора Томазо со всех сторон, и если не отскакивал от него с визгом, то отходил в отчаянии и слезах, потому что на каждый мой довод у синьора Томазо находилось серьезное возражение.

— Я не думаю противиться твоему призванию, Франческо, — отвечал мне хозяин. — Я рад, что ты, как и я, любишь море. И это действительно самый удачный и самый благородный путь, чтобы отличиться. Но я убежден, что и родители твои настояли бы на том, чтобы ты подождал еще два-три года.

Наш маленький домик разделился на два лагеря: большинство моряков стояли за меня, а приказчик, Альбертино и еще кое-кто — за синьора Томазо.

Четыре дня ушли у нас на споры и препирательства, и в конце концов, согласившись на мой отъезд, добрый хозяин мой заболел от огорчения.

Мне хочется охранить его от беспокойства, но его ежеминутно тревожат, так как он сам распорядился, чтобы портной и башмачник принесли свою работу к нам на дом.

Теперь у меня уже есть туфли не хуже тех, что были проданы мастером Тульпи, и куртка, и длинные шелковые чулки.

Я примеряю мой новый плащ, а хозяин, не вытерпев, поднимается с постели и оправляет его на мне. — Вот теперь ты одет как полагается, — говорит он с удовлетворением. — Меня никогда не беспокоило платье Орниччо, потому что на нем все приобретает праздничный вид, но сейчас, Франческо, и ты выглядишь, как молодой студент. Какая жалость все-таки, что ты не хочешь подождать хотя бы еще полгода.

На одну минуту, видя грусть синьора Томазо, и я было задумался, не остаться ли мне с ним, но себялюбивое чувство взяло верх. «Заказано уже новое платье, и деньги за проезд уже уплачены», — говорил я сам себе, как будто все дело было в платье или в деньгах.

Корабль наш должен был отплыть в пятницу на рассвете, но в четверг лоцман Сакко Дидони, с которым хозяин условился о моем проезде, прислал за мной матроса.