Ожоги сердца - Иван Падерин

— Да, я допустил просчет! — совсем разозлился Василий; ему хотелось наговорить Ирине грубостей: спас тебя, дуру, а ты ставишь знак равенства между мной и теми, кто работает с разгоном без тормозов, без самоконтроля…

На площадку вкатился мотоцикл дорожной автоинспекции. Лейтенант милиции, видно, летел сюда на предельной скорости. Вслед за ним неслась санитарная машина. Всю дорожную службу всполошил Мартын Огородников. Из его бессвязного, сбивчивого сообщения явствовало, что в Переволоках огромная катастрофа с гибелью детей, что вот-вот все село будет охвачено огнем от взрыва самосвала с большим запасом горючего. Того и гляди сюда примчатся пожарные Жигулевска и Сызрани. Однако, прибыв к месту аварии, лейтенант дал отбой и теперь выяснял, почему самосвал оказался в кювете.

Разговаривала с ним больше Ирина. Ярцев не мог справиться со своими нервами, которые с опозданием (а может, так и надо?) именно сейчас буквально не давали ему произнести ни одного слова в оправдание. Получались какие-то сиплые выкрики, недоумение — почему, почему? — и угрозы неизвестно кому.

Лейтенант составил акт, посадил Ярцева в коляску и повез в медпункт на экспертизу — не пьяный ли? Ирину попросил вызвать аварийную автолетучку.

После экспертизы Ярцев вернулся к самосвалу, лег на траву вверх лицом и долго смотрел в синеву вечернего неба. Необозрим простор небесной выси. И там, казалось, наступает теснота от нагромождения провалившихся тормозных педалей. А ведь можно было избежать аварии, если бы, готовясь к такому эксперименту, не поленился перебрать всю тормозную систему. Поленился — теперь держи ответ и не ищи оправданий.

Сгустилась темнота. Площадку осветили фары аварийной автолетучки.

— Что случилось? — спросил дежурный механик.

— Тормоза отказали. Педаль провалилась.

— Почему?

— Поршень с эллипсом…

— Значит, заводской дефект, не наша беда.

— Если вы сюда с Марса прилетели, то не ваша.

Глава третья

ОНИ УМЕЛИ ДРУЖИТЬ ТАК…

Кто-то верно сказал: беда не ходит в одиночку. Не успел Василий Ярцев, что называется, перевести дыхание после аварии, как на следующее утро на него обрушилась новая неприятность.

После каждой получки он ждал воскресного дня, чтобы побывать на почте и послать матери очередной перевод. Делал он это благоговейно, как прихожанин храма добра и бескорыстия, — и костюм почищен, и деньги в конверте новые, хрустящие, будто почта могла передать их в руки матери именно такими…

Получка была в пятницу. Из нее он отложил в карман выходного костюма пять червонцев. Отложил до воскресенья. А сегодня сунул руку во внутренний карман пиджака и… сию же секунду выдернул ее, будто обжегся: денег не было. Костюм висел в шкафу, ключ от которого хранился у самого Ярцева. Шкаф никто без него не открывал, а деньги куда-то «ушли». Куда же, к чьим рукам они могли прилипнуть? Впрочем, деньги прилипают к чужим рукам по вине того, кому они принадлежат.

Чтобы скрыть от друзей досаду и растерянность, Василий заторопился уйти.

— Ключ оставьте у вахтера, — сказал он уже с порога.

— Мы тебя будем ждать, — отозвался Володя Волкорезов.

— С почты я зайду в ГАИ и, вероятно, задержусь там.

— Подождем, — подтвердил Рустам Абсолямов.

— Зачем?

— Вернешься, поговорим, — ответил Витя Кубанец. — В ГАИ, кстати, тебе делать нечего, сегодня выходной.

С тяжелым чувством вышел Василий. Не мог он плохо подумать о товарищах. Володя, Рустам, Витя — однокашники: вместе служили в армии, получали путевки на стройку. Вместе и поселились в этой двухкомнатной квартире на пять коек по талончикам, которые еще в Сызрани дал им Булан Буланович, главный энергетик сантехмонтажа. Жили они тут почти год без тени недоверия друг к другу, и — надо же такому случиться! — пропали деньги. На Огородникова, чья койка пустует, пожалуй, сетовать нельзя: в день получки его никто не видел в общежитии.

Идти на почту не было смысла: вчера купил обеденные талончики на полмесяца, и в кошельке остался один червонец.

В подъезде встретился комендант общежития.

— Знаю, крепко тебя тряхнуло в Переволоках, благо без жертв, — сказал он и, выйдя вместе с Ярцевым на площадку перед подъездом, спросил: — Почему же провалилась педаль?

— Резко нажал, — односложно ответил Ярцев, чтобы не углубляться в технические причины отказа тормозов.

— И только? — спросил Федор Федорович, не удовлетворенный таким ответом.

— Перегрузка была, и разгон дал лишний.

— Значит, все берешь на себя?

— До окончания технической экспертизы оправдываться бесполезно.

— Да, сегодня в твою правоту никто не поверит, — согласился Федор Федорович и посоветовал: — Не горячись, не теряй голову. Есть у меня тут фронтовой товарищ. Дочка его ночью из Переволок вернулась. Показала нам схему маневра твоего самосвала. Сноровисто у тебя получилось. Потому и говорю: не теряй голову. Вижу, ты сегодня какой-то рассеянный…

Ярцев отрицательно качнул головой, опустил глаза, в которых отражалась тревога. Лишь бы Федор Федорович не стал вызывать на откровенность, он умеет это делать. В то же время стало интересно: он знает Ирину, ее отца. Перевести бы разговор на них. Но как? Скажет: нашел время о девичьей красоте вздыхать.

Они раз, другой обогнули общежитие. «Ноев ковчег», как в шутку назвал его Федор Федорович.

Обыкновенный четырехэтажный дом на шестьдесят квартир, отданный под молодежное общежитие. В начале стройки этот дом действительно выглядел ковчегом, но только без Ноя. Сколько тут было пар чистых и нечистых, никто сказать не мог. Штатные сотрудники общежития, привыкшие работать в барачных условиях, здесь будто потеряли себя, растворились во множестве комнат. Этим незамедлительно воспользовались опытные холостяки. На лестничных площадках и в комнатах толкались девицы сомнительной репутации, густо пахло водкой, пивом. Собирались разные люди с гитарами и магнитофонами. Ночами перед выходными днями в отдельных квартирах забывали о соседях — включали на всю мощь радиолы, отплясывали твисты и шейки так, что стены и потолки ходуном ходили. А если кто-либо пытался утихомирить не в меру ретивых танцоров, получал угрожающий ответ:

— Не мешай весело отдыхать, иначе тебе скучать придется…

Казалось, этому не будет конца. Холостяки есть холостяки. Ставить возле каждого из них бригаду дружинников смешно, бесполезно и унизительно.

Но вот пришел новый комендант общежития — Федор Федорович Ковалев. Щуплый, на вид нерасторопный человек. Он не спеша обошел все комнаты, допытался, кто где работает, затем объявил:

— Жильцы размещены по комнатам без учета специальности и места работы. Поэтому начнем переселение. Старост комнат и ответственных за подъезд назначают руководители предприятий и строительных участков.

Несогласных с таким решением он не уговаривал, а писал рапортички руководителям стройки: «Имярек выселяется из общежития, о чем ставлю в известность». Таких набралось в каждом подъезде по доброму десятку. И если до той поры в общежитии не появлялись ни прорабы, ни профорги, то теперь вместе с ними сюда приходят руководители участков, инженеры, сотрудники управления стройки, партийные и комсомольские работники. Всех расшевелил Федор Федорович.

Началась в доме нормальная жизнь. Если кто заколобродит, затопает ногами, как заяц во хмелю, тому завтра же быть на ковре перед начальником участка или на собрании держать ответ перед товарищами.

Теперь подъезды называются по специальности жильцов: «бетонный», «монтажный», «автотранспортный». Лишь в «девятке», где староста Ярцев, состав неоднородный: три шофера, один инструментальщик и вот недавно подселили пятого — «сварщика по тонким швам» Мартына Огородникова, который сейчас остался без работы, и комендант почему-то, на удивление всем, не отселяет его.

— Вот так, — сказал Федор Федорович, — люблю помечтать о будущем. Ведь чем меньше времени у тебя остается, тем дороже оно ценится, как последний червонец в кармане.

— Говорят, наоборот, — поспешил возразить Василий, удивляясь: «Неужели комендант знает о пропаже денег?» — Утверждают, у богатых копейку даром не возьмешь.

— Это скопидомы, — уточнил Федор Федорович. — Вообще-то, ты не так меня понял. Я веду речь не о рублях, которые можно разменять, отдать, возвратить. В другом плане смотри на мои заботы. Ты богаче меня во много раз. Время — твой капитал. Придет такая пора, когда все будет подчинено экономии времени. И завод вы сейчас строите такой, где заработок будет начисляться не по количеству затраченного труда на производство той или иной детали, а по количеству времени. В том вся суть автоматики.