Кома: изнанка реальности - Олег Мирт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просто? В его ликвидации принимало участие около тридцати бандитов самого Малика. Именно старого друга, заменившего ему отца, он обнаружил под одеялом. Малик ждал его, подготовил ему засаду, но почему, этот вопрос терзал голову. Почему тот, кто столько сделал для своего товарища, вдруг ополчился на него. Ничего: ни обсуждений, ни письма, ничем Малик не предупреждал его и никак не выказывал свое неудовольствие. Ведь он знал, что Владимир как послушный сын, готов даже отдать все тому, кто так много для него сделал. И это были не пустые слова, он не раз хотел сложить оружие и закопать топор войны под давлением прошлого, он хотел уехать далеко и расплачиваться там за свои грехи. На это он забрал бы малую часть денег, которые предназначались на благотворительность. Он всячески выказывал свою готовность сложить голову за своего названного отца, а так называемый отец даже не подал весточки, что его чадо оступилось, совершило ошибку. Неужели дело в бизнесе? Чушь, Малик не настолько мелочный и алчный, чтобы в раз рубить узы топором. Были ли это тайные сделки, наркотики? Это все мелочи, это все недостойно Малика. Единственное, чем он попрекал Владимира, это его пристрастие к наркотикам. Он говорил, что эта дрянь рано или поздно его убьет. И теперь он решил не дожидаться, пока его друг умрет от препаратов и сам решил убить его? Наркотики! А ведь эта фраза могла означать не только личное пристрастие Владимира, но почему тогда он оставил все на его личные размышления. Нет, это все не то.
Сейчас было не самое лучшее время размышлять о причинах, по которым он стал неугоден одному из опаснейших людей города, следовало что-то предпринять и срочно. Владимиру было нечего терять, а единственной мыслью было выскочить из теплицы вправо, где был забор, единственная сложность вмиг перемахнуть через высокий кованый забор, но это последний шанс. Он развеял в мгновение ока весь груз мыслей, тянущий его к земле и что было сил, рванул наружу, сквозь стеклянную стену. Звук разбивающегося стекла раздавался по всему периметру, потому горе преследователи не сразу заметили карабкающегося Владимира. Лишь в последний момент снайпер смог навестись на цель, раздался выстрел. Владимир почувствовал адскую боль в спине. То ли он неудачно спрыгнул с забора, то ли пуля достигла своей цели. Он потерял большую часть своего пиджака, спрыгивая, но это не было поводом останавливаться. До лесополосы были считанные метры, скрываясь среди деревьев, у него появлялся шанс, и если у преследователей не было собак он уйдет от погони. Зная Малика – собаки были, должны были быть. Во всяком случае, сейчас Владимир как никогда прежде чувствовал, как сжимает свою жизнь в кулаке, стоит только разжать кулак, хоть на мгновение, и все будет кончено. Он как можно сильнее сжимал этот кулак под названием воля и мчал по лесу, все дальше углубляясь в спасительное море зелени.
Ветки беспощадно хлестали нашего героя по лицу, но они давали понять – выстрелы удаляются все дальше – это шанс, который он вырвал у самого дьявола из лап. Теперь он принадлежит ему, только ему. Владимир мчал все быстрее, спотыкаясь и падая. Он падал и вновь поднимался. Внезапно для себя он ощутил странное головокружение, оно было нехарактерно для ситуации, его неуклонно тянуло в сон. Он бежал, потеряв ориентацию, он уже не понимал, куда и зачем он бежит, все мысли слились в единое целое, он потерял сознание прямо на ходу, только потом рухнув на землю.
Владимир проснулся на больничной койке, в глазах еще мутило, но он отчетливо видел метающихся туда-сюда врачей. Как он здесь мог очутиться, кто его нашел в лесу. Возможно, это очередная галлюцинация, но чересчур реальная. Он попытался приподняться, но тело не слушалось. Было ощущение, что его парализовало, как будто привязали все тело к кровати, но сверху была только белая чистая простыня. Один из врачей посмотрел на пациента и быстренько подошел к нему, отложив в сторону свою тетрадь. В глаза Владимира ударил свет фонарика, ему хотелось послать этого коновала куда подальше, но вместо этого ему удалось выдавить сквозь зубы тихий писк. Врач удивился, словно увиденному приведению:
– Петр Львович! Петр Львович! Он очнулся! – кричал докторенок, словно подорванный.
В дверь тут же явилась пухлая фигура, видимо это и был тот самый Петр Львович. Судя по оснастке Петра Львовича, он был большой шишкой в больнице, если не главврачом, то завотделом точно. Пухленькая рука потянулась к лицу Владимира, казалось, что он вот-вот выдавит ему глаза, но глаза не закрывались. Но все обошлось. Затем он посмотрел на пациента не как на Владимира Строгонова на больничной койке, а как на Владимира Ульянова в мавзолее:
– Боюсь, коллега, пациент не очнулся. Это посттравматический синдром, вызванный пережитым. По анализам, которые вежливо и, не побоюсь этого слова, исправно, дает этот молодой человек, в ближайшее время очнуться он не в силах. Но мы будем бороться до последней капли крови, простите за мою сумбурность.
– До чьей последней капли крови, доктор?
– Нашей, разумеется, а вы что думали? Не будем же мы выдавливать усилия, что должны приложить мы, из этого бедняги! А теперь вколите ему три кубика успокоительного, чтобы избежать судорог, мы же не хотим чтобы он себе навредил!
– Сию минуту, доктор!
Первый доктор вынул шприц из столика, что располагался рядом с койкой и подготовил все для укола. Владимир хотел закричать, ему казалось, что в шприце не успокоительное, не наркотик, а опаснейший яд, который незамедлительно сотрет его с лица земли. Он пытался кричать, сопротивляться, что-то даже начало получаться, но для сопротивления двум взрослым мужчинам этого было недостаточно. Этого не было достаточно даже для того, чтобы сопротивляться шестилетнему ребенку, который лепил бы паски прямо у него на животе. Петр Львович холодно взглянул на Владимира, взглядом смерти, заставляющим забыть обо всем.
– Коллега быстрее, начались судороги!
Врач вколол препарат. Владимир почувствовал, как тело погружается в бесконечность. Словно его накрыли бетонной плитой. В глазах потемнело еще больше. Неужели это
