Лань в чаще. Книга 2: Дракон Битвы - Елизавета Дворецкая

Ингитора кивнула. Не нужно сравнивать сегодняшний день с прошлым, которого не вернуть. Лучше думать о том, чего она избежала, и ценить те преимущества, которые сегодняшний день, несомненно, имеет. Она избавлена от Бергвида, у нее есть спутник, который знает дорогу хотя бы до половины пути, есть еда, она в безопасности – по крайней мере, прямо сейчас ей ничего не грозит, и пора ей научиться ценить и такое благополучие.

Больше они почти не разговаривали. Аск, ловко ободрав с глухариной тушки обугленную кожу с остатками перьев, подал ей птичью ножку, обернув косточку широким листом, и Ингитора благодарно улыбнулась, приятно удивленная такой заботой. Поедая ножку, она старалась вообразить сегодняшний ужин кюны Асты и Вальборг, Эгвальда в его заточении, Бергвида… Эгвальд сидит в плену и ждет от нее помощи, Бергвид злобствует где-то из-за ее побега – вот бы ему лопнуть от злости, как тому троллю! Оба они думают о ней и хотят знать, где она, а она сидит тут на поляне и ест этого глухаря, пахнущего дымом…

Торвард изредка посматривал на нее, довольный, что девушка так охотно ест, успешно поборов желание заплакать. А плакать ей, наверное, есть о чем – не случайно же такая «Эрна дочь Херсира» оказалась в Медном Лесу, тролль знает как далеко от своего Слэттенланда или Тиммерланда, совсем одна! И не знает, куда ей идти – благополучные люди, у которых есть родичи и друзья, всегда это знают! Небольшой обломок кости, клинышек размером с ее палец, на котором процарапаны три окрашенные руны, висел у Эмблы на цепочке под застежкой; многие носят амулеты с рунами, но Торвард быстро разглядел, что там не Ансу-Лагу-Уруз или еще какое-нибудь обычное заклинание на здоровье, любовь и удачу, а Турс, Исс, Эваз – три могучие и опасные Руны Волшбы. Это тоже было неспроста. От вопросов он воздерживался, но, задумавшись, снова ловил себя на том, что разглядывает ее, словно хочет в чертах лица рассмотреть все то, что она не пожелала ему рассказать.

Сдержанность шла на пользу им обоим: он не хотел делиться своими тайнами, а значит, приходилось так же уважать и ее тайны. Но девушка была молода и привлекательна, а к этому народу Торвард питал слабость в любых обстоятельствах. Забавным казалось уже то, что он, чужой и странный человек в Медном Лесу, первым делом встретил здесь другое такое же чуждое этим лесам существо, да еще и женщину – как будто боги нарочно позаботились создать ему пару. Торвард хоть голову заложил бы, что его Эмбла прекрасно умеет подносить гостю золоченый рог с приветственной речью, но вот чистить рыбу ей никогда в жизни не приходилось.

Во всем ее поведении сказывалась привычка следить за собой, воспитание, сознание своего достоинства. Никакой суетливости в движениях или в мыслях, никакой праздной болтовни, нытья, хихиканья, игры глазами; ни развязности, ни диковатой замкнутости. Видно было, что он, чужой мужчина, притом тоже прямой потомок Ярла, для нее не новость, не вызывает ни любопытства, ни страха. Она просто мирится с его присутствием, поскольку не имеет выбора. Торвард привык к тому, что все встречные девушки хотят ему понравиться, и поэтому равнодушие Эмблы приводило его почти в недоумение. Правда, она ведь не знает, кто он. И незачем ей это знать. Он для нее тот самый зачарованный, который ходил в медвежьей шкуре…

Видя, как его спутница устала за целый день непрерывной ходьбы, Торвард с беспокойством думал о том, какой большой кусок пути у них еще впереди. «Надежным местом», куда он собирался ее передать, была усадьба Вигмара Лисицы на Золотом озере. Место действительно надежное, и сам Вигмар – надежный человек, дружит с Дагом Кремневым, к которому она хочет добраться, и там она уже не пропадет. Весь вопрос в том, как ее туда доставить. Показать ей издалека ворота и отправить одну – неприлично как-то. Довести и самому торжественно поручить заботам Вигмара – значит показаться квиттам на глаза раньше времени. А взять ее с собой к кургану означало впутать чужого человека, да еще и женщину, в глубоко личное дело, на которое он даже Халльмунда не взял.

Но несмотря на все эти сложности, общество Эмблы ему было скорее приятно, и Торвард не очень беспокоился о том, до чего оставалось еще пять-шесть дней пути. Особых трудностей она пока не доставляет: устает, но упрямо идет и не жалуется, ест что дают, не привередничает… Конечно, без нее он ушел бы за день гораздо дальше, но лишние два-три дня ничего не решают…

Ночь прошла спокойно, и назавтра, доев остатки глухаря и опустив кусок дерна, скрывший угли и кости, они пошли дальше. Стоял чудесный, теплый, свежий летний день, но Ингитора, проснувшись слишком рано, вскоре уже опять начала спотыкаться. Судя по солнцу, даже до полудня еще оставалось время, но ей казалось, что они идут уже так долго! Видя, с каким мужественным усилием она подавляет зевки, Аск, набредя на упавшее дерево, вытянутое над землей точно на высоте удобной скамьи, бросил рядом свой мешок и кивнул ей:

– Посиди, передохни.

– Мне очень стыдно… – грустно начала Ингитора, жалея о своей невыносливости, но он махнул рукой:

– Да брось! Я же вижу, что ты не пастушка, которая всю жизнь со стадом ходит. Хочешь, я тебе плащ постелю, поспи. Мы очень рано встали.

– Нет, я сейчас…

Ингитора села на ствол, потом прислонилась головой к дереву, росшему позади, закрыла глаза. Она дремала, а Торвард, сидя на том же стволе, молча ждал, пока она снова соберется с силами. Лицо ее он видел сбоку, и он при свете дня неприметно разглядывал ее, притом со все более возрастающим удовольствием. В общем-то, она красива – но ничего особенного. Торвард повидал очень много красивых женщин, но здесь было что-то другое. Ничего особенного не наблюдалось в ее продолговатом лице, белом, слегка загорелом, с высоким гладким лбом. Волосы, разделенные на прямой пробор и откинутые назад за плечи, красиво осеняют лоб, висок и мочку уха. Брови тоже красивые, не тонкие и не широкие, с изгибом, который привлекает внимание к глазам. Глаза небольшие, а может, так кажется оттого, что скулы слегка приподняты.

Позабыв, о чем он перед этим думал, Торвард просто разглядывал ее прямой правильный нос, пухловатую нижнюю губу с маленькими обольстительными складочками от уголков рта вниз, и при виде этих складочек вдруг почувствовал знакомое проникающее волнение. Скользнув ниже, взгляд его по белой стройной шее скатился прямо в маленькую впадинку под горлом, между ключицами – кожа там была белая, нежная… Губам стало тепло, словно они уже коснулись этой кожи… не полегчало. И он ничуть не досадовал на задержку: сидеть на этом стволе и разглядывать ее уже казалось самым увлекательным занятием на свете.

Эмбла вдруг открыла глаза, и в них мелькнуло беспокойство: видно, его взгляд показался ей слишком пристальным. А Торвард отметил, как забавно серо-голубой цвет ее глаз сочетается с рыжеватым цветом волос, неярких, мягко и тепло блестящих, отчего весь ее облик делается как-то заметнее.

– У тебя в роду квиттов не было? – спросил Торвард.

– Нет, – ответила она, с трудом выплывая то ли из мыслей, то ли из снов. – У меня тут никого нет.

– Я не про это.

– А про что?

– Ты лицом немного похожа на квиттинку. Высокие скулы, глаза, волосы…

– А ты немного похож на свартальва! – Ей, как видно, совсем не понравилось, что ее так внимательно рассматривают. – У тебя их, случайно, не было в роду?

– Не видала ты свартальвов! – Торвард не обиделся, а только усмехнулся.

– А ты видал?

– А то! Стал бы говорить! Видал я свартальвов, то есть, если честно, одного, но так же близко, как тебя. Ну и мозгляк, просто червяк какой-то! Тощий, сморщенный! Из меня одного их бы трое получилось!

– Ну, значит, ты великан! – воскликнула Ингитора, смеясь над этим странным разговором, который вынуждена вести с каким-то странным человеком в весьма странных обстоятельствах.

– Да нет же! Просто так вышло, что перед моим рождением моя мать очень долго жила почти что под землей. И ей было очень грустно. Я тебе как-нибудь потом расскажу. Идти нам далеко, у нас будет еще много долгих вечеров у костра.

Она кивнула и опять прислонила голову к дереву, решив, что после такого продолжительного разговора можно и помолчать. Торвард восхитился ее истинно героической для женщины сдержанностью, но где-то в душе у него зашевелилась смешная детская обида, что ему, конунгу фьяллей, не уделяют никакого внимания! Он был достаточно умен, чтобы не принимать это чувство всерьез, но тем больше любопытства вызывала у него девушка, способная на это.

Нет, главное тут не в красоте, хотя она, конечно, красива. В выражении глаз, в чертах ее лица читался ум, воля, внутренняя глубина и сила. Именно это привлекало Торварда, и сама красота ее уже казалась только золотой оправой к этому драгоценному камню. Всю жизнь он легко влюблялся, но настоящее уважение испытывал только к умным и сильным женщинам, с которыми мог говорить как с равными. И в Эмбле, каким-то невероятным образом свалившейся с неба прямо на его пути, он быстро почувствовал одну из таких. А в придачу она была стройной, рыжеволосой, как на заказ – вот бы Халльмунд посмеялся, если бы узнал, что Торвард и в глуши Медного Леса мигом нашел девушку как раз по своему вкусу! Просто под кустом, как ягоду, шел и нашел. Сама ее сдержанность подзадоривала его и усиливала желание раскрыть тайну этой дивной встречи.