После - Андрей Круз

– Вы куда? – вскинулся официант, когда я направился на кухню.

– Туда, – я показал пальцем на дверь с окном и тут же махнул удостоверением: – Милиция.

– А-а, – протянул тот и плюхнулся на свое место.

В кухне я нашел двоих. Молодая женщина быстро резала овощи, а мужчина лет тридцати задумчиво смотрел в кастрюлю, из которой валил пар.

– Супчик? – спросил я с порога.

– Борщик, – в тон мне ответил он. – Сюда только персоналу вход разрешен.

– Милиция, – я показал удостоверение. – Есть пара минут на вопросы ответить?

– Прямо сейчас нет, занят очень. Дайте десять минут, чаю в зале попейте, например. Хорошо?

– Как скажете.

– Базиль! – Повар, высунувшись в окошко, окликнул официанта. – Кофейку свари пока товарищу из милиции, хорошо?

Базиль, в миру наверняка откликавшийся на Василия, с готовностью кивнул:

– Не проблема, сейчас сварю.

Кофейку. Интересно, когда я в последний раз пил настоящий кофе? Если считать настоящим растворимый, то лет пять назад, натащили тогда его в город во множестве, в герметичных банках, завалявшихся на уцелевшем складе. А так цикорий, который мне сейчас Базиль и сварит. Но зовем мы его «кофе». То ли по инерции с былых времен, тогда тоже такой продавался, сверху «кофе» написано, а ниже маленькими буквами «цикориевый», а может быть, просто хочется думать, что вот у нас и кофе есть, совсем жизнь почти что нормальная. За второе голосую.

Базиль быстро сварил турку кофе, перелил в чашку и принес ее мне на маленьком блюдце, выставив рядом фаянсовую сахарницу с цветочками.

– Сколько с меня?

– Да вы что, не надо денег.

– Сколько? – повторил я.

– Тридцать копеек.

Я отсчитал, сколько сказано, высыпал ему в ладонь. Не надо, лишнее это все.

Да, цикорий как цикорий, но все равно приятно. Может быть, самому купить? Вроде бы видел в магазине пачки.

Мужская компания говорила негромко, а та, что с женщинами, смеялась постоянно. Там крепкий такой круглоголовый мужик в черном свитере все какие-то байки рассказывал, но я не вслушивался, больше оглядывался. Да, создало местное купечество себе какой-то личный мирок. Общество, не сдерживаемое рукой советской власти, все равно расслаивается. Впрочем, оно и раньше расслаивалось, при этой самой советской власти, просто по другим принципам. Начальники в одну сторону, «работники советской торговли» в другую, ну а масса в третью. Теперь просто принципы чуть изменились.

Повар ровно через десять минут и подошел, как обещал. Сел за стол напротив меня со стаканом холодной воды, спросил:

– О чем вы поговорить хотели?

– Вы шестерых людей отсюда отвезли на платформу к мотовозу. – Я выложил портреты. – Среди них вот эти еще были.

– Да, было такое, – сразу же ответил он. – А в чем преступление?

– Ни в чем. Отвезли и правильно сделали. Мы людей этих ищем, вот поэтому у меня вопросы. Они же здесь два дня в ресторане сидели до этого, верно?

– Верно, почти не выходили.

– С кем-нибудь из местных общались?

– Тут лучше у Базиля спросить, я же на кухне все время.

– А «рафик» ваш?

– Гостиничный. Или ресторанный. Продукты возим, белье из стирки и все прочее.

– Они по пути о чем-нибудь разговаривали?

– Ну… вроде бы. – Он задумался. – Так всего не припомню, хоть и прислушивался…

– А почему прислушивались?

– Да какие-то они такие… – Он сделал неопределенный жест. – Бандиты они, короче. Неприятно рядом с ними. Поэтому и так… настороже был.

– И что-нибудь из разговоров запомнилось?

– Да. Они собирались встречаться с каким-то Монголом, это кличка, как я понял, и идти в «Сказку».

– «Сказку»?

– Это бордель в Вышнем, про него все слышали. И даже казино.

– А Монгол кто такой?

– Тут ничего не скажу, не знаю. Они много трепались, вообще бухие были, допоздна сидели в ресторане и потом до утра керосинили в номере, закуску с водкой с собой взяли.

– У платформы как все было?

– Никак. Я их высадил и тут же уехал. Даже не видел, как они пошли дальше.

– В гостинице не шумели?

– Нет, они довольно тихо сидели. Я еще тогда подумал, что точно стараются внимания не привлекать. Как-то они… ну вроде как случайно сюда попали, что ли. Вот такое впечатление.

– Что-то еще запомнилось?

Он задумался. Потом сказал:

– Сумки у них с собой были большие. Одна такая, синяя с белым, сбоку «СССР» написано, и две брезентовые. Это кроме рюкзаков.

Да, сумки совпадают. Сумки у них с собой быть должны. Они с этими сумками ушли. И ведь дотащили, хотя пешком им пришлось пройти порядочно.

– Хорошо, спасибо.

– Не думаю, что они с кем-то у нас связаны могут быть, – вдруг сказал повар. – Купечество наше все больше приличное. Был тут один, Ставицкий такой, раньше, давно уже. Вроде и купец, но собрал вокруг себя шоблу, про грабежи на дорогах слухи пошли, потом попробовал торговцев на базаре налогом обложить. Это при старом начальнике райотдела было.

– А потом?

– А потом взяли их всех ночью из постелей, судили и через неделю расстреляли возле кремля. Потом еще нескольких, за разное.

– А кто купцов сопровождает в поездках?

– Вневедомственная. Они в бюджет оплачивают. Тут так теперь стало, что если кто-то начинает свою охрану слишком большую заводить, то его сразу на карандаш. В городе тихо, на хрена тебе здесь охрана? А за забор сопровождение дадут, не вопрос.

– Может, и разумно, – кивнул я.

Даже точно разумно. Как лакмусовая бумажка на намерения. Если живешь в тихом месте и ничего плохого не планируешь, то зачем тебе бойцы с автоматами? Как завел таких, так сразу и подозрительно. У нас такого жесткого закона не было, но к тем, у кого слишком много «телохранителей» образовывалось, мы тут же присматриваться начинали. И, кстати, обычно не ошибались. Двое таких было, и оба погорели на нехорошем. Один поехал лес валить, а второму так и вовсе из пистолета в затылок выстрелили на городской свалке. Было за что. И двоим его людям. Сам в одного из них стрелял.

Парикмахерских в городе было две, одна на Луначарского, а другая на Володарского. Если честно, то такие названия уже раздражать начали. Кого-нибудь из деятелей мирового коммунистического движения здесь забыли помянуть? Разве что улица Торговые Ряды чуток утешила, а потом еще и Новгородскую увидел. Парикмахерская на Володарского оказалась маленькой, на два кресла всего, обитых потрескавшимся дерматином, зато единственным работавшим мастером была совсем молоденькая и симпатичная худенькая девчушка, даже обрадовавшаяся появлению клиента. Подозреваю, что народ тут еще и друг друга стрижет.

– Садитесь, – сразу же пригласила она меня в кресло, расправляя вполне свежую простыню. – Как стричь будем?

– По-военному коротко, красавица. Сзади по нижней, так сказать, кромке ушей, с боков коротко, сверху чуть подлиньше оставь, если не трудно.

Хорошая девочка, правда. Русые волосы, заплетенные в косу, лицо с сочными губами, аккуратным носиком и большущими серыми глазами. И голосок приятный.

– Ну а что трудного? – Она накрыла меня простыней, ловко завязав ее на шее. – Ничего нам не трудно, жениха сделаем.

– Старый я для женихов, так что хотя бы уставной вид придай, – засмеялся я.

Снял очки, положил на столик.

– Ой, да ладно, старый. Вон какой крепкий. Не видела вас раньше.

– Не местный я, приехал недавно. Зарос в дороге как дикобраз.

– А откуда приехали?

– Из Вологодской губернии.

Девушка прихватила сзади волосы расческой и решительно защелкала ручной машинкой.

– Электричества у вас вообще нет? Вроде в гостинице есть и еще кое-где.

– Обещают по всему городу дать. Разобрали где-то маленькую станцию на торфе, здесь теперь монтируют. К Новому году обещают. Местами даже провода уже тянут.

– А, точно, видел сегодня, как раз мимо проезжал. Как живется-то в Торжке такой молодой и красивой?

– Хорошо живется, лучше, чем раньше, – улыбнулась девушка.

Ну да, сколько ей лет? Хорошо если восемнадцать. Когда все случилось, она совсем крохой была. И Пятый Год прожить ухитрилась. Если с теми временами сравнивать, то да, лучше уже намного, а если времен до этого не помнить, то и вовсе хорошо.

– Молодежи-то много в городе?

– Моего возраста не очень. – Она вздохнула. – Детей вот много.

«Ее возраст» как раз в черные времена и вымер, все верно. Мало их. А детей на улицах хватает, да и в Грязовце за последние годы их сильно прибавилось. Правда, и проблемных детей много, хоть и не столько, как в свое время, до того как боеголовки рванули, говорили. У нас в городе тем, кто второго рожал, за городской счет и силами города новые дома ремонтировали и выделяли. Нужны люди, мало их осталось, если не рожать, то все, вымрем. А детский сад со школой в первую очередь починили.

– Сходить-то есть куда?

– Кино и танцы. – Она пожала плечами, продолжая орудовать машинкой. – Только в кино иногда плакать хочется.