Дом на улице Овражной - Александр Соколовский

В пятом доме нас тоже встретили приветливо. Там жили, занимая небольшую комнатку, две сестры, обе немолодые, но, как нам показалось, очень добрые. Они напоили нас горячим чаем, выслушали и посочувствовали, что нам дали такое нелегкое задание.

Однако ни эти сестры, ни толстый жилец из дома номер 2 ничего не слыхали про учительницу по имени Ольга, которая когда-то давным-давно жила на Овражной улице.

На третий день безуспешных наших поисков, часов в пять, усталые, голодные и замерзшие, мы возвращались по домам. На площади Гоголя нам навстречу попался Лешка Веревкин из нашего класса. Он шагал, гордо поглядывая по сторонам. Пальто его было расстегнуто, чтобы все видели новенький, в кожаном футляре фотоаппарат «Смена», который к Новому году подарил ему отец, заместитель директора мебельной фабрики. Увидав нас, Лешка вприпрыжку побежал нам навстречу.

— Вот хорошо, что встретил вас! Поехали завтра утром за канал в Новый город! Я специально пленку зарядил… — Он похлопал ладонью по футляру. — Сто восемьдесят единиц ГОСТ… Особочувствительная. Поснимаем в парке!.. У меня даже экспонометр есть! — И он вытащил из кармана какую-то мудреную плоскую картонку с цифрами и надписями.

Я видел, что Женька с завистью смотрит на Лешкин аппарат. Но он все-таки отвернулся и сказал, что у нас ответственное задание и поэтому ехать с Лешкой в парк мы не можем.

— Подумаешь, ответственное! — фыркнул Веревкин. — Ну и не надо. Один поеду.

Он зашагал своей дорогой, а мы пошли дальше своей. Я злился на Женьку. Ну что случится, если мы пропустим завтра один день? Дом, который нам надо найти, все равно никуда от нас не убежит. А вот каникулы скоро кончатся, и тогда уж будет не до фотографии… Но я размышлял об этом про себя. Спорить с упрямым моим другом все равно было бесполезно.

И снова с утра мы пошли на Овражную и опять стучались к незнакомым людям, пока не очутились в куче рыжих, запорошенных снегом бревен, в тупичке между сараями напротив скрипучего крыльца дома номер 10.

Наверно, с полчаса сидели мы, дожидаясь неизвестно чего. Я здорово замерз. Наконец мне стало совсем невмоготу.

— Женька, — пожаловался я, — холодно. Ну чего мы сидим? Зашли бы пока в другой какой-нибудь дом. Так ведь можно до самого вечера прождать.

— Холодно! — передразнил Женька. — А мне, думаешь, жарко? — Он снял варежку и подул на пальцы. Они были красные, я видел, что он сгибает их с трудом. — Может, думаешь, Роберту Пири было легко, когда он к Северному полюсу шел? А дети капитана Гранта? Им всю тридцать седьмую параллель надо было пройти, и они все-таки нашли своего отца…

Удивительно, до чего Женька любил приводить всякие примеры. Он припомнил Георгия Седова и Амундсена, а заодно и капитана Кука, который сделал великие открытия, хотя его и съели людоеды на Гавайских островах. Тут Женька, конечно, перехватил. Историю капитана Джемса Кука я знал не хуже. Гавайцы его вовсе не съели, а только убили и разрезали на мелкие части. Но он сам виноват: не надо было притеснять туземцев, раз он приехал к ним в гости.

Мы опять молча уставились на крыльцо десятого дома. И вдруг на ступеньки этого крыльца взбежала какая-то девчонка в серой меховой шубке и синей шапочке. Она потопала ногами и сунула руку в карман, наверно за ключом.

— Быстрей, Серега! За мной! — крикнул Женька, и мы ринулись с бревен.

Женька первым очутился на крыльце, когда девчонка уже вставила ключ в замочную скважину. Услышав грохот наших заледенелых башмаков, она испуганно обернулась и, растопырив руки, прижалась спиной к двери.

— Вы что? Что вам надо?.. Мама!..

— Ты погоди, не ори… — задыхаясь, шипел Женька. — Мы тебя не тронем.

Но девчонка ничего не слушала. Она орала, барабанила в дверь ногами, и глаза у нее были такие, словно мы с Женькой собираемся ее растерзать, как гавайцы капитана Кука.

Внезапно я почувствовал такой крепкий толчок, что шапка слетела у меня с головы и сам я полетел с крыльца носом в снег. А когда, побарахтавшись, наконец, выбрался из сугроба и отфыркался, то увидел на крыльце высокого парня в полушубке и мохнатой шапке, сбитой на затылок. Женька, так же как и я, выбирался из сугроба, только с другой стороны крыльца. Парень глядел то на него, то на меня, хмуря светлые брови.

— Не имеете права драться! — обиженно крикнул Женька.

— Давай, давай отсюда! — пригрозил парень. — А то еще и не так влетит!

— Мы по важному историческому делу, а вы деретесь!

Девчонка осторожно тронула парня за рукав.

— Они не дрались, Володя. Это я, наверно, сама испугалась. Они, может, и не из Васькиной компании…

— Погоди, Светланка, — сказал парень. Он сошел на две ступеньки пониже и спросил: — По какому, говоришь, делу?

— По такому! — шмыгая от обиды носом, хмуро ответил Женька. — Мы тут, около дома, два часа сидим — ждем, а вы деретесь…

— Ладно, не хнычь, — примирительно сказал Володя. — Бывают ведь ошибки. Тут на нашей улице такие бедовые ребята живут…

— Я и не хнычу, — отвернулся Женька. — А только раньше, чем драться, спросить надо.

— Ну, заладил одно — драться да драться. Понятно ведь, нечаянно вышло. Что же, хочешь, чтоб я прощения у вас просил?

— Не надо нам ваше прощение.

— А что же вам нужно? Ну-ка, давайте, заходите в дом и рассказывайте. Дай-ка им, Светланка, веник. Пусть отряхнутся.

По-моему, Женька забыл о том, что у человека должна быть гордость. Я на его месте и разговаривать бы не стал, а просто повернулся и ушел. А он вместо этого взял у девчонки короткий обтрепанный веник и стал деловито отряхивать снег с пальто и башмаков. Что мне оставалось делать? На улице холод, мороз до костей пробирает. Я нахмурился и вместе с Женькой вошел в дверь, которую отпер парень в полушубке.

За дверью в прихожей было темно. Но девчонка повернула выключатель, и под потолком вспыхнула тусклая лампочка.

— Раздевайтесь, вот сюда вешайте, — хлопотала она. — Проходите… Сюда, сюда, в эту дверь…

Она бестолково суетилась, наверно все еще чувствуя себя виноватой оттого, что из-за нее нам попало.

В комнате, где мы очутились, было очень тепло. В углу, у окна, стоял письменный стол, заваленный книгами и тетрадями. Книгами был набит и большой шкаф со стеклянными дверцами. Книги валялись на подоконнике, на стульях и даже на кровати, застеленной коричневым одеялом.

— Это папин кабинет, — сказала девчонка. — Днем папа на заводе, и здесь занимается Володя. У него скоро сессия.

Я не знал, что такое сессия. И названия у книг были непонятные: «Сопротивление материалов», «Организация производства»… Девчонка, бегая по комнате, убирала со стульев книги.