Сеть для миродержцев - Генри Олди

Жар!

Миродержцы пытались связаться со мной через Свастику Локапал!

И руки мои сами раскинулись крестом.

ГЛАВА III

БОГАМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН

Однажды братец Вишну придумал себе две ипостаси, двух божественных мудрецов-стервецов: Нару и Нараяну.

В переводе с благородного: Народ и Путь Народа.

Простенько и со вкусом.

Видеть их никто не видел, слышать не слышал, поскольку ни того, ни другого и быть не могло в связи с непреходящим величием, а единственный реальный мудрец с похожим именем Нарада (склочник, каких не то что мало, а и вовсе-то нет!) очень ругался, когда его путали с этими ипостасями.

В последнее время Нарой и Нараяной - вернее, их вторичными воплощениями! - полюбили называть Черного Баламута и моего сына Арджуну, но болтовня сплетников, что снег под солнцем!

Зато оружие "Нараяна" существовало на самом деле. И к его появлению выдумки братца Вишну, равно как и сам Упендра, не имели ни малейшего отношения, здесь разве что Тваштар-Плотник руку приложил…

Ударение в названии оружия делалось на втором слоге, что для сведущих в воинской науке выворачивало смысл слова наизнанку, и "Путь Народа" превращался в "Путь Народа навыворот".

"Беспутство Народа".

Ничего более страшного в арсенале Трехмирья не имелось, если, конечно, не брать в расчет Тришулы, убийственного трезубца Шивы.

Защиты от "Беспутства Народа" не знали. Любое сопротивление только усиливало его действие, а если сопротивляющихся оказывалось достаточно много и они могли продержаться против "Нараяны" достаточное время, то мощь оружия возрастала тысячекратно, и тогда - здравствуй, Пралая, Судный День, конец света!

Горы трупов и толпы забывших все, включая собственную варну и имя, слюнявых идиотов! Может быть, уцелеет горстка ублюдков из смешанных каст да еще недоумки от рождения - и все! Брихас давным-давно просветил меня на сей счет, предупредив, чтобы я ни в коем случае не хватался в гневе за "Нараяну"!

Ведь эта пакость била по сердцевине, по глубинной сути - бога ли, человека, не важно - по его Пути! Сильных, способных сопротивляться, тех, кто верен долгу и чист варной, это просто убивает, тех, что послабее, сводит с ума, остаются лишь выродки, подлецы и дураки, в ком отродясь не было того внутреннего стержня, который разрушает "Нараяна".

Путь Народа меняется. Старый мир погибает в корчах а новый… Уж лучше просто сжечь все Трехмирье одним махом, чем увидеть, что сделает с ним "Нараяна"!

Вот такую "веселую" картину нарисовал мне в свое время Словоблуд.

Однажды запущенное, это оружие уже нельзя остановить до тех пор, пока оно не поразит хоть кого-нибудь. Защита же от него одна: отрешиться от своего долга, сойти с Пути, покориться судьбе - и тогда "Нараяна" пройдет стороной, минуя тебя.

Кшатрий, забудь в пучине битвы, что ты - воин! Брахман, забудь во время обряда, что ты - жрец! Вайшья, плюнь на дом и ремесло, женщина, перестань быть женщиной, а мужчина - мужчиной!

Индра, искренне поверь, что ты никогда и ни при каких обстоятельствах не был Громовержцем и Владыкой Тридцати Трех…

Вот оно, "Беспутство Народа".

А если предположить, что враги чудом сумеют прикинуться безмозглыми рабами и увильнут от гибели, "Нараяна" в поисках жертвы ударит по тому смельчаку, кто ее запустил, и по его союзникам. "Беспутство Народа" без добычи не уходит…

Значит, жертвы будут. Жертвы будут сопротивляться-и "Нараяна" опять же начнет набирать силу!

А Поле Куру - благодатная почва…

…Сын погибшего вторым воеводы Дроны, Брахма-на-из-Ларца, прекрасно знал это. И месть заставила воителя, ни в чем не уступавшего отцу, схватиться за Ужас Вселенной.

За "Беспутство Народа".

Нет, все-таки Матали был гениальным возницей! Мало сказать, что Джайтра неслась по путям сиддхов быстрей перуна - пожалуй, от нас отстал бы и сам Га-руда, который иногда развлекался, обгоняя метательный диск Опекуна!

Еще!

Наддай, сута!.. Рви коням жилы, хлещи бичом наотмашь - гони, синеглазый!

Свастика Локапал на какой-то неуловимый миг растворила меня в себе, размазала по Мирозданию…и, мгновением позже придя в чувство, я уже знал все что нужно. Внутри Свастики Миродержцы далеки от плоских слов или выкриков, но спрессованный шквал образов и ощущений, обрушившийся на меня из Безна-чалья, был однозначен. Впервые за многие юги Трехмирью всерьез грозила гибель! Смертный в гневе посягнул на основы основ, сын Наставника Дроны, яростный Жеребец-Ашватхаман, воззвал к "Беспутству Народа"!

А Локапалы хором воззвали к Индре, Миродержцу Востока, готовые, если понадобится, предоставить мне всю мощь Восьмерых!

На моей памяти не было ни одного подобного случая - даже в самых отчаянных войнах с асурами Миродержцы никогда не объединялись воедино.

Свастика - не для войны. Лишь когда шатаются, грозя обрушиться, столпы Трехмирья, Миродержцы вправе и должны отдать последнее. Эта сила не для междуусобиц и поединков. Она для того, чтобы оттащить Вселенную за волосы от края пропасти, помешав обрушиться внутрь самой себя.

Я хотел знать правду о Брахмане-из-Ларца, чья гибель видениями терзала Варуну-Водоворота, но сына Дроны я должен был остановить любой ценой.

Пути сиддхов остались позади, Джайтра пронизала насквозь пушистое покрывало облаков - и теперь перед нами стремительно вырастало Поле Куру. Матали, не дожидаясь моего приказа, натянул поводья, я швырнул под колеса и копыта охапку перистых циновок, и мы застыли в воздухе, самую малость не дотянув до восточных низин.

Я перегнулся через бортик: вот она, Курукшетра, дымящаяся земля, кишащая жуками-слонами и муравьями-воинами, шутка Черного Баламута, ристалище смельчаков и излюбленное зрелище богов-суров… Да, на месте сына Дроны я бы тоже схватился за что ни попадя, наплевав на любые последствия.

Положение столичных войск было безнадежным. На южном фланге сломя голову отступала пехота, и, ловчим псом вцепившись в загривок жертвы, неслась по пятам за беглецами конница ликующих победителей. Северный фланг чудом держался, смыкая ряды вокруг вражеских колесниц, но сверху было хорошо видно: долго им не выстоять.

Даже если слоны резерва успеют вовремя.

А в центре кипели сражения, стянув на себя все остатки великоколесничных героев Хаетинапура, дождя ливнями стрел и дротиков, неистовствовал мой сын.

Обезьянознаменный Арджуна.

На мгновение я почувствовал гордость, законную отцовскую гордость - и в ответ недра моей души взорвались Кобыльей Пастью, огненным зародышем Пралаи, окатив сознание пенной волной.

Приливом бешеной ярости.

Ярость и гордость схлестнулись в рукопашной, зубами ища горло врага, и, захлебываясь в кипятке чувств, я понял…

Ничего я не понял.

Просто чужак, который поселился во мне со вчерашнего рассвета, вновь очнулся.

- …даже если сама Смерть, уносящая все живое, станет неусыпно охранять на поле брани сына Индры, я все же, сойдясь с ним в схватке, либо сражу его, либо пойду к Яме по стопам Грозного! Если даже все Миродержцы с сопровождающими их сонмами, явившись сюда, станут сообща оберегать Арджуну в великой битве, то я и тогда уничтожу его заодно с ними! Если… если…

Но прибой накатил и отхлынул. Багровая пелена, застлав на время мои глаза, рассеялась, и я, стараясь не думать о чужаке, а заодно и об Арджуне, причине нелепой ярости нелепого призрака, обратил свой взор в глубь позиций хастинапурских бойцов.

И почти сразу же увидел сына погибшего Наставника Дроны, Жеребца-Ашватхамана, чистокровного Брахмана-из-Ларца во втором колене.

Сын Дроны презрел победу, вместо родового знамени с изображением львиного хвоста подняв красный стяг мести. Чистой и холодной мести, как чиста и холодна железная колонна в годаварийском храме Шивы-Разрушителя. Брахман-воин, он просто хотел умереть, прихватив с собой в ад подлых убийц своего отца. Смерть друзей и союзников? конец света? собственная гибель? честь или позор? - вряд ли что-то имело сейчас значение для бешеного Жеребца.

Праведный Дрона, лучший из лучших, погублен обманом - сын мертвого спрашивает: "Стоит ли такому миру длить существование?"

Путь Народа обратился в "Беспутство", сын мертвого спрашивает: "Даже если жизнь теперь обратится в не-жизнь, что это изменит?"

Сын мертвого спрашивает…

Как кшатрий, я его понимал. Но, в отличие от Жеребца, я находился снаружи, и судьбы Трехмирья были отнюдь не безразличны Индре, Локапале Востока и Владыке Тридцати Трех!

Горе мне! Миродержцы не способны потерять голову…

Сын Дроны уже успел приступить к ритуалу вызова: сидя на берегу извилистого ручья, где вода давно текла пополам с кровью, и не обращая внимания на свист стрел, Жеребец прикрыл глаза, и с губ его клочьями пены срывались первые слова. Руки брахмана-воина волнами плыли над бронзовым котелком, и, вглядевшись, я увидел: вода в котле неумолимо темнеет, наливаясь жидким свинцом, даже на вид становясь более тяжелой…