Валькирии Восточной границы - Виталий Хонихоев

— Не приду я никуда — говорю я: — мне полковник сказала, чтобы я отдыхал.

— Ты как ребенок, Володь. Если тебе сказали отдыхать, то для любого нормального гвардии офицера это значит — нажраться в дупель и заснуть среди голых барышень! — залихватски подкручивает ус гусар: — а ты трезвый как стеклышко! Непорядок-с!

— Надо признаться, мне импонирует такое определение отдыха — признаюсь я: — тем не менее…

— Володя! — гусар выхватывает откуда-то револьвер и приставляет его к своей голове: — я застрелюсь! Я пущу себе пулю в голову, если ты не пойдешь сегодня в салон! Сестрички Зимины! Наяды! Нимфы! Небесные создания! Володя, не губи мою жизнь вместе со своей! Старший Родовой Дар! Сегодня! Это наш вечер, Володя! Мы с тобой покорим всех барышень! А особенно сестричек Зиминых… да, тебе старшенькую, я помню. Удовольствуюсь младшенькой. А ты видел, как они танцуют? Сам черт из ада выскочил бы чтобы пару кругов с ними пройтись! У меня палец на курке устал, Володя! Ты хочешь стать причиной моей гибели? Мы же с тобой товарищи!

— Ну хорошо — вздыхаю я, глядя на покрасневшего гусара: — хорошо. Я приду. Но ненадолго. Мне сейчас не до того. Так, покажусь и все.

— И ладно — кивает гусар, опуская револьвер: — и пусть. Ненадолго. Ты главное к сестричкам Зиминым со мной вместе подойди, два танца буквально и все. Дальше я сам. Сам, сам, сам. Никто не жалеет бедного Леоне, все хотят его гибели. Так, все, я домой, мне надо переодеть мундир, но! Я жду тебя, Володя, жду тебя со всем пылом своей души и помни что ты дал честное офицерское слово! Вот только попробуй не прийти — я к тебе сюда завалюсь после салона! Честь имею! — гусар вскакивает на ноги, прикладывает два пальца к тулье кивера и так же залихватски — выскакивает из моей комнаты, по дороге отвесив подзатыльник Пахому.

— Вот же антихрист… — беззлобно ворчит Пахом: — опять вы с ним оскоромитесь, Ваше Благородие. Вам же теперь надо честь рода беречь, а то как в прошлый раз…

— А что было в прошлый раз? — интересуюсь я и Пахом тут же отводит взгляд в сторону. Видимо и впрямь мы с господином гусаром Леоне друзья-товарищи не разлей вода, как иначе это объяснить?

— Тук-тук! — в дверь просовывается любопытная мордашка валькирии Цветковой: — к вам можно? Меня Мария Сергеевна прислала!

— Разве так можно, в спальню к барину и вот так? — хмурится Пахом: — а ну как у него дела какие?

— Здравствуй, Цветкова — киваю я: — а зачем тебя полковник прислала?

— Велела мне от вас не отходить и научить всему что вокруг, а то говорит, что вы память потеряли и обязательно… — она отводит глаза в сторону: — помочь вам вспомнить надо. Вот.

— Интересный вы народ — усмехаюсь я: — вроде и военные, а по форме обращаться не умеете толком.

— Умею — обижается Цветкова: — еще как умею. Нам это не так важно. Мы же воины-монахини Святой Елены Первоапостольной. Мы не в армии служим, а по зову сердца, вот.

— Хорошо, воин-монахиня Святой Елены. Если ты у нас должна со мною везде быть… значит собирайся.

— Куда это? — моргает валькирия Цветкова.

— В салон некой мадам Лили. Там сегодня сестрицы Зимины будут — подмигиваю я ей и валькирия Цветкова на моих глазах становится красной как рак.

Спустя некоторое время я уже стоял у дверей салона мадам Лили под ручку с валькирией Цветковой. Как выяснилось несмотря на то, что все валькирии — воины-монахини, светская жизнь им не возбранялась. А покраснение у валькирии Цветковой произошло случайно. Вот просто она вдруг вспомнила что требник у батюшки на службе нечаянно перевернула… лет пять назад. А вот теперь — вспомнила и покраснела, вот. Так что никаких причин для того, чтобы отказываться от сопровождения гвардии лейтенанта Уварова в салон мадам Лили у нее нет, более того, она почтет за честь. И вообще, девчонки в казарме обзавидуются, вот. Я отметил в голове это «девчонки в казарме», решив все-таки однажды поинтересоваться бытовыми условиями валькирий, неужто и вправду в казармах живут? И предложил валькирии Цветковой прогуляться, подставив свою руку. Надо сказать, что серые шинели у валькирий были достаточно парадными — с аксельбантами и золотыми погонами, ничего похожего на армейское убожество в моем мире. Если бы не крой и не милитаристические финтифлюшки, вроде погонов, аксельбантов, ремня и длинного штыка на ремне — можно было бы перепутать с девушкой в дорогом пальто. Ну и конечно — шапка. Что-то вроде высокого гусарского кивера, но из этой же дорогой серой ткани, с прямой тульей и плоским верхом, с огромной кокардой в виде орла с опущенными крыльями и небольшим козырьком. Если бы подрезать у шинели полы до середины бедра, то в таком виде валькирия сможет сойти за мажоретку, каким их видел император Наполеон и какими они и дошли до наших дней, маршируя на парадах с барабанами и батонами в руках. Хм, интересно, а какие ноги у воина-монахини Святой Елены Равноапостольной скрываются под полами шинели?

— Мы пришли. Это тут — говорит валькирия и отступает на шаг, скрываясь у меня за спиной. Странно. Стоящий у дверей мужчина в парадном пальто — делает шаг мне навстречу и распахивает дверь.

— Добро пожаловать, господин лейтенант — говорит он. Я делаю шаг вперед и… замираю на месте. Меня удерживает за рукав валькирия Цветкова, а ее удерживает мужчина в парадном пальто. Швейцар или портье? Какая разница.

— Извините? — я наклоняю голову, указывая взглядом на его руку. Я не разбираюсь в местной иерархии, всей этой табели о рангах, но сейчас происходит что-то странное.

— Прошу прощения — тут же отступает назад швейцар: — я не понял, что вы со спутницей. Проходите пожалуйста.

— Конечно. — я притягиваю валькирию Цветкову за собой. А вот и гардеробная. Миловидная девушка помогает нам снять шинели и приглашающим жестом указывает на высокий столик, на котором стоит поднос. На подносе выстроены в ряд бокалы и стопочки. В бокалах белое вино, в стопках, судя по всему — водка. Ломтики лимона и почему-то — кусочки сахара. Странное сочетание…

— Прошу вас! — улыбается девушка: — вино для дам, анисовая настойка для кавалеров! Мадам Лили ждет вас в гостиной!

— Ну… с волками жить — пожимаю плечами я и опрокидываю анисовой настойки. Крепкая, зараза. А что делать? Хочешь смешаться с аборигенами — изволь поступать как они. Надеюсь, сейчас начнутся непристойности, хотя из описаний салонов и гостиных начала века — скорее игра в фанты, спиритические сеансы и поэтические дуэли, да…

— Это что такое? Никак сам господин Уваров пожаловал? Да еще и с… кем? — раздается голос сзади и я оборачиваюсь. Позади меня стоит настоящий франт из модных журналов конца девятнадцатого века, перетянутый корсетом в талии и с напомаженными волосами. Губы у франта кривятся в неприязненной насмешке.

— Добрый вечер — отвечаю я, не давая воли своей встречной неприязни. Кто его знает, может быть и этот тоже мой друг, у гвардии лейтенанта был странный вкус на друзей и близких.

— Уваров, mon ami, что вы тут забыли? Да еще и профурсетку с собой прихватили… c’est des mauvaises manières… какой дурной тон, гулящую девку в bon cercle social… — он окидывает валькирию Цветкову презрительным взглядом: — похоть свою потешить? Не забывайтесь, солдафон, здесь приличный дом, а появление с гуляшей валькой чести мадам Лили не прибавит!

— Вот сейчас мне кажется что ты… кто бы ты там ни был — грань вежливости переступил — сообщаю я, переставая обращать внимания на условности. Понимаю, конечно, светское общество, тут принято ручки целовать и оскорблять только на «вы» и на французском, но я человек простой, где меня оскорбил — там и в рыло получил, ничего тут непонятного нет. Какого черта этот хрен с горы будет мою спутницу обзывать?

— Вот как? Что же вы сделаете, гвардии лейтенант? На дуэль меня вызовете? — кривит губы франт и на секунду я задумываюсь. Понятия не имею как тут дуэли происходят, охота просто врезать этому уроду в челюсть и перешагнуть его лежащее тело… но вспоминая наши развлекушки с полковником Марией Сергеевной — думаю что зашибу бедолагу ненароком.

— Пожалуй я сделаю так — отвечаю я и беру парочку бокалов с подноса. Выливаю бокалы ему на голову и наслаждаюсь зрелищем побагровевшего франта, который отфыркивается от струй белого вина, стекающего