Князь Рысев 3 - Евгений Лисицин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же наконец вдохнул полной грудью — впереди меня ждала очередная встреча со Славей. Хотелось снова заключить ее в объятиях, немного потискать. Ладно, сказал я самому себе, с этим как-нибудь успеется.
Инквизаторий — их группа дежурила с самого моего первого дня — уныло и скучающе рассматривал протянутые мной бумаги на выход. Ему хотелось поскорее вернуться домой, принять ванну, выпить чашечку чая и завалиться спать, а мы тут, словно назло его сонливости, шныряем туда-сюда как тараканы…
Выдохнув, он поднял шлагбаум, качнул головой, давая проход — бдительная стража осмотрела меня с ног до головы, но не заметила ничего подозрительного.
Поначалу я боялся, что среди них найдется какой-нибудь ретивый молодец, что заподозрит во мне того самого полудемона. Егоровна-то, конечно же, знает, для нее это не станет новостью. А вот если здесь и на виду у всех устроят шоу-представление, моя репутация явно пошатнется даже в глазах Дельвига, не то что остальных.
А если они еще и узнают, что у меня появились способности жнеца… Думаю, тогда Орлов точно решит отменить дуэль — не станет со мной попросту связываться.
Полученный свежий уровень там, в храме, под присмотром Слави, после транса отблагодарил меня новым дополнением к классу. Такими темпами я стану скоро ниндзя-пиратом-зомби-киборгом…
Свободные очки навыков я распределил среди лидерских умений. Одарил самого себя умением чарующей улыбки — помогала добиться своего, закинул парочку очков в харизму для ее открытия. Оставшиеся очки достались все той же ловкости и пассивке, ловкость же повышающую. Я с содроганием вспомнил образок, который мне подарили в храме — я временно решил его выложить. Вещица пускай и уникальная, с необычной способностью, но она взяла гадкую привычку добавлять мне свой бафф в самый неподходящий момент. Лог долбил меня сообщениями о смене характеристик, о том, что мной получен свежий эффект, что эффект прошел…
Будто учась у самого Сатаны, образок спешил добавить мне пару очков интеллекта для ночных размышлений во время сна и норовил одарить излишней ловкостью, когда я тужился на толчке.
Я решил, что разберусь с этим безобразием немного позже, вот только как? Могла знать разве только что сама Славя.
Дня два назад я пытался зайти к ней сам, спросить — как дела, не было ли продвижения и успеха в общих поисках, на что получил грубый, холодный ответ — ангел разве что не вышвырнула меня взашей. Бабулька, вручившая мне образок, глядя на мою нерешительность, лишь вздорно, словно молодка, вскинула носик и одарила уничижающим взглядом — мол, неча тут всяким нетерпеливым рассказывать, пшел!
Я и пошел, что делать-то оставалось. А сейчас ангелица аж расщедрилась породить Нею только ради того, чтобы пригласить меня к себе. Дело обещало быть опасным, завораживающим и грандиозным — как я и мечтал.
При мысли о последнем захотелось сплюнуть. Прав, может быть, Кондратьич, что я не думая голову в самое пекло пихаю. Может, надо быть вдумчивей и осторожней? Уверен, доложи я старику о своих терзаниях, он одарит меня всего лишь одним вопросом — а чего ты, конкретно, барин, отыскать хочешь? Чего добиваешься? Справедливости?
Ответа, пожалуй, я не знал и сам.
Я шмыгнул мимо Института Благородных Девиц, угрюмо выдохнул — если верить словам Биски, то где-то там от скуки томится Майя. Может быть, я и не испытывал к ней того самого неприязненного чувства под названием любовь, не поддаваясь его пьянящему плену, но скучал по девчонке. Огненная дочь Тармаевых явно сумела запасть мне в душу, да и вместе мы наворотили немало дел. А еще Алиска…
Я прикусил губу, едва разум нарисовал ее образ. Рыжая обнаженная лисичка с пылающим клинком наперевес в последнее время любила захаживать в мои сны. А я все больше и больше испытывал желание самолично проверить — на месте ли все ее соблазнительные бугорки и ложбинки?
Из размышлений меня вырвало стойкое ощущение опасности — словно натянутая струна, оно звенело, давая мне сигнал. Я напрягся, вдруг остановившись, принялся озираться. Схватиться за пистолет? Но что тогда подумают прохожие?
Ответить самому себе на этот вопрос я не успел — в мои уши врезался противный визг тормозов. Пузатый фургон Белых Свистков остановился рядом со мной, разве что не сверкая сигнальными фонарями. С гулким грохотом распахнулась дверь. Разодетые в белые мундиры бойцы правопорядка выскочили прямо передо мной с дубинками наперевес.
— Господа, в чем дело? — успел выдавить из себя — отвечать они не спешили.
Вместо этого один из них посмел опустить на меня занесенную для удара дубинку — чтобы тотчас же получить от меня зуботычину. Дьявольская эгида сама поглотила урон. Мысленно я пожелал призвать тень, но не успел. Сразу трое они накинулись на меня — под грузом их тел я попросту повалился наземь. Клапан кармана раскрылся, Нея заспешила прочь, чудом избежав грозящей ей смертью давкой.
— Ах он сука! Вяжи его, падлу! — Пытавшийся вправить выбитую челюсть полицай плевал вязкой, липкой слюной, зло сверкая глазами. Кровь, идущая из носа, заливала лицо, ладонь и белизну формы.
К нам было приковано три десятка любопытствующих взглядов. Мальчишки-беспризорники из подворотен внимательно смотрели за происходящим — и часа не пройдет, как об этом узнают все, кому надо и не очень.
Мне заломили руки за спину, мое сопротивление было бурным, но абсолютно бесполезным. Ноги служителей правопорядка кольями впивались в мои бока, трещали ребра, легкие готовы были взорваться. Поддавшись естественному рефлексу поверженного, я пытался сжаться, стать как можно меньше, защищая лицо и живот — не помогло.
Сталь наручников захлопнулась на моих руках, лишая возможности действовать. Тело стонало, прося передышки — били со знанием дела, пытаясь выколотить все желание сопротивляться.
— Что происходит? Мы будем жаловаться! — вопила какая-то бабулька с балкона, выронившая поливальник. — Прямо посреди улицы, разве так можно, на глазах у детей?
Побитый мной полицай погрозил ей кулаком, как будто обещая старой перечнице, что она вполне может стать следующей.
Меня, словно мешок, зашвырнули в фургон. Сидевшие внутри полицаи уже держали наготове веревку для моих ног. Фургон резко рванул с места, я почти слышал, как завыл от боли бес внутри — ох и несладко же ему пришлось. Тащить и
