ЗОЛОТАЯ ОСЛИЦА - Черникова Елена Вячеславовна

Поскольку он задумался надолго, она позволила себе отреагировать на его затею и поддалась опасному возбуждению. Она вдруг услышала, что стонет, она почувствовала, что уже хочет кричать, она пошевельнулась - вот-вот, осталось две секунды...

В этот момент он и обнаружил разницу; ему стало обидно, что кончик его языка очевидно победил конкурента, которым исторически более принято гордиться. Язык языком, но культ-то был фаллический? Фаллический. Она обязана кончать от его фаллоса, а не от языка. Это так, десерт для хороших и послушных, а в обязательной программе, как это в Инструкции: он вводит фаллос в вагину, двигается в ней, извергает сперму под дружные аплодисменты оргазма партнерши. И это главное.

Когда до оргазма партнерши оставалось две секунды, он решительно убрал все свое лицо от ее ног и ввел в обезумевшее от напряжения лоно то, что надо.

Она справедливо сказала себе, что она - последняя дура, что так и должно было случиться. Она даже попробовала убедить себя, что он не очень-то и виноват. Деревенский мальчик с немереной силой, начитавшийся Инструкции, но охваченный понятным и общепринятым мужским самомнением... Все понятно. Она дотерпела до конца, потом убрала ноги с кресла и пошла к камину, вмиг озябнув. Ей стало скучно. Она вспомнила, что неплохо бы пойти попробовать помириться с любимым человеком, с которым уже четыре дня в ссоре, три из которых отдала святому делу воспитания подрастающего сексуального поколения. Не обошлось, конечно, без определенных шероховатостей, но дело такое трудное и ответственное и так далее.

Она погрелась у огня, пошла в ванну, легла в воду, положила душ туда, где потерпел крушение альтруизм ее нового любовника, и через несколько секунд созданную им проблему решила струя горячей воды.

Он лежал в глубоком мягком старинном кресле, раскинув руки и ноги. Думал. Он не понял, что совершил. Он искренне полагал, что именно сегодня он окончательно ослепил ее своими умениями. Он совершил почти подвиг. Не для каждой женщины он пошел бы на это.

Она вышла из ванной, подошла к нему, погладила по густой рыжеватой шевелюре, по стальным мышцам спины, рук, по глазам. Сказала, что ей пора. Он ответил, что придет завтра. Она согласилась.

- ...Да-а, - покачала головой Ли. - Так часто бывает. В его случае это хотя бы простительно, он

три дня всего как, но подобные казусы происходят на каждом шагу во всех остальных весовых категориях. Женщины помалкивают. Мужчины не лезут с вопросами, им это не очень-то и надо.

- Одним словом, эту историю вы не ругаете, мультиком не обзываете, жизненность подтверждаете, - радостно заметил попутчик.

- Более того: вы рассказали мне ту самую идею, которой я хотела поделиться с вами, ну помните - ту, малопригодную для дележа?

- Был бы весьма признателен, если бы вы высказались яснее, - попросил попутчик.

- Идею Инструкции. Сволочная, скажу я вам, идея. По этому поводу трудно спорить с кем-либо. Даже в журналах здоровья, помещая очередную статью какого-нибудь известного сексолога, априори подразумевают, что где-то в эфире незримо плавают клише идеального секса. Не стоит всерьез верить в эти обязательные оговорки специалистов, что всё, дескать, индивидуально, всё от любви, все это понимают, взрослые люди. Их правда зиждется на базовой тайне: есть, есть некоторые обязательные приемы, при которых удовлетворение партнерши неизбежно.

- А разве нету? - заинтересовался ночной

попутчик.

- Все, конечно, есть, но как бы вам объяснить... Ну, например, так: если Пушкин пишет ямбом чаще, чем гекзаметром, то ему можно, потому что он Пушкин. А если ты пока еще Пупкин, то ты обязан ямбом, хореем, дактилем, анапестом, амфибрахием и всеми подвидами одновременно пользоваться в каждом произведении. Есть такие размеры - надо пользоваться. И ничего, если получается стопроцентный бред: главное

- соблюдена Инструкция!

- Ли. Ли. Но вы-то справились с этой темой, значит - можно.

- Не уверена, что справилась до основанья, без затем...

                                                            ***

Первые мужчины

Как вы помните, сил ждать больше не было. Промелькнула одна тяжелая неприятная история с Крохой. Совсем плохо стало.

Кроха - это кликуха. У него рост метр восемьдесят три. Длинный, статный. Не сутулится. Красивый. Любит. Ласкает, на руках носит, встречает, провожает. Мы разговариваем, гуляем, его руки живут под моей одеждой, мои тоже даром времени не теряют - под его одеждой. И мы каждый день уговариваем друг друга перейти наконец к главному делу.

Как только он поднимает сей вопрос, я вдруг зажимаюсь и вспоминаю, что на самом деле все еще люблю Н. И что именно Н я намеревалась отдаться самому первому, когда мы еще учились в школе. И я еще не оставила эту идею, как ни странно. Заодно я осваиваю новую для себя моральную ситуацию: оказывается, можно одновременно любить двоих.

Мой зажим усиливается с каждым днем. Чем нежнее со мной Кроха, чем отчаяннее мы целуемся на всех перекрестках, во всех подъездах, на всех диванах и диванчиках, тем вернее удаляется от нас возможность раздеться окончательно и бесповоротно.

Он, бедняга, даже напился как-то раз с горя. Это было и смешно, и страшновато: ему, как и мне, всего семнадцать лет. Его отец позвонил моей бабушке и устроил жуткий разнос, попутно сообщив ей, что от таких игрушек, в которые ее внучка вовлекла его неопытного сына, бывают дети. Бабушка, она же мать пятерых детей, не нашлась что ответить на столь неожиданное сообщение. Правда, она как-то все же отшила не в меру бдительного папашу, а у меня спросила - в каких же на самом деле отношениях мы с Крохой. Я честно ответила, что в самых целомудренных.

Наши взаимные пытки продолжались. Мы уже сотни раз обцеловали друг друга вдоль и поперек, во все места, а воз так и не сдвинулся с места. Однажды я все-таки решилась и сказала ему, что завтра все и произойдет. Назавтра я опять передумала, и он опять напился.

Через месяц он начал показывать характер и скрываться от меня, не подходить к телефону, распускать через друзей слухи о наличии у меня серьезной соперницы. Я очень переживала, но и только.

Мы расстались.

Как-то на улице я повстречала Н. Он вежливо обрадовался, мы побеседовали на тему "как дела", и пошли каждый своей дорогой.

Моя лучшая подруга, свет очей, где-то в кого-то влюбилась и рассказывает мне повторяющийся кошмар: она и ее возлюбленный целуются, ложатся в постель, он взвинчивается все более с каждым разом, а она в последний момент отказывает ему, хотя влюблена по уши. И что будем делать? Я не рассказываю ей о своих переживаниях абсолютно того же уровня, мне просто стыдно, что я такой же урод. Но я-то ладно: мне нужен Н, отчего и страдает Кроха. У подруги дело еще хуже: традиционное русское а-что-скажет-будущий-муж, которого нет и пока не предвидится, но оно работает! Вот это самое а-что-скажет...

Наступил август. Мне уже восемнадцать с копейками, я очень устала сама от себя. С размораживанием от первого или миллионного поцелуя все сорвалось. Спящая красавица проснулась без посторонней помощи. Хватит, твердо сказала я себе.

Сижу вечером на скамейке в парке, курю сигарету. Тихо. Редкие прохожие. Идет человек с портфелем, садится на мою скамейку и заводит разговор. Погода, жилищные условия, а сколько мне лет и так далее. И вдруг следует прямой вопрос: ты девственница? Да, говорю, к сожалению. Мы встаем со скамейки и направляемся к моему дому. У подъезда он аккуратно целует меня в щеку и назначает свидание на послезавтра. Я соглашаюсь.

Послезавтра мы встречаемся и трижды за один вечер совершаем половой акт: стоя у скамейки в парке, стоя в подъезде случайно подвернувшейся многоэтажки и сидя на скамейке в другом парке. Кочуем, нарушая санитарию и гигиену. Избавление от моей растреклятой невинности прошло бескровно, безболезненно, быстро, деловито, с юмором. Спасибо тебе, добрый человек.

Тридцать дней мы закрепляли его успех, а на тридцать первый он опоздал на свидание. Под ледяным вечерним дождем я прождала его двадцать минут и отправилась домой. Не успела войти в дверь - телефонный звонок: мой избавитель объясняет, что ливнем чуть не смыло с моста троллейбус, в котором он летел на встречу со мной. И он готов немедленно исправить мое настроение. Я говорю: спасибо за все, настроение у меня прекрасное, просьба не беспокоить.

Через три года мы случайно встретились на улице. Сияло июльское горячее солнышко. Под его лучами мы посидели в парке полчаса на той самой исторической скамейке, поговорили о том о сем. Он сказал: какая ты стала красивая! Да, говорю, но если бы не ты... Он спрашивает: ты замужем? Да, говорю, и за это спасибо тебе... Он уточняет со своей обычной прямотой: а муж тебя удовлетворяет? О да, говорю. Все прекрасно. Спасибо тебе, я никогда не забуду твое доброе дело. Пожалуйста, отвечает он. И мы пошли каждый своей дорогой.