Руки вверх, я ваша тетя! - Наталья Александрова

«Ох, зря я добавил вермут! — тоскливо думал Ананасов. — Ну, пил бы и пил себе водку, как культурный человек, так нет же, понадобилось водку с вермутом мешать! А все Гудронов, Джеймс Бонд хренов! Смешать, говорит, но не взбалтывать! А теперь такое чувство, как будто мне мозги взболтали!»

— Что вы шепчете? — Ананасов с отвращением посмотрел на свидетельницу, прикрыл глаза, подумав, как было бы хорошо, если бы эта свидетельница сейчас мирно исчезла, а сам он оказался бы дома, и перед ним стояла бы запотевшая бутылка боржома.., однако когда он снова открыл глаза, все осталось по-прежнему — он находился в кабинете убитого нотариуса, перед ним сидела секретарша Штокенвассера, бледная запуганная девица в круглых очках, и давала показания по делу об убийстве своего шефа.

— Я.., я не шепчу… — проговорила девица слабым срывающимся голоском, — и не кричу…

— И не спорьте! — рявкнул капитан и сморщился от боли.

— Итак, — продолжил он, взяв себя в руки, — значит, последней вошла в кабинет госпожа Свириденко?

— Свириденко, — испуганно подтвердила секретарша, — Калерия Ивановна Свириденко. Сначала я совершенно не волновалась, спокойно ждала новых распоряжений, но никаких распоряжений не поступало, а потом пришел господин Хруст…

— Кто? — удивленно переспросил Ананасов и снова схватился за мучительно ноющую голову.

— Хруст, очень крупный бизнесмен.., он заранее договорился с Михаилом Рудольфовичем…

Произнеся имя своего покойного шефа, свидетельница вспомнила о понесенной утрате, всхлипнула и уткнулась в кружевной платочек.

Ананасов тяжело вздохнул, сжал ладонями виски и с видимым усилием проговорил:

— И не ревите! Дома будете реветь, а здесь вы должны давать показания!

Девица еще раз испуганно всхлипнула, высморкалась и продолжила:

— Пришел господин Хруст, и я сообщила об этом Михаилу Рудольфовичу.., дело в том, что господин Хруст очень не любит ждать, тем более, что он заранее договорился…

— Ясно, — проговорил Ананасов, при этом он опрометчиво кивнул, отчего его несчастная голова едва не отвалилась.

— Так вот, Михаил Рудольфович ничего не ответил, и это мне показалось подозрительным…

— Еще бы! — на этот раз капитан воздержался от неосторожных движений. — А что же вы к нему сразу в кабинет не вошли?

— Дело в том, — девица слегка оживилась, — что Михаил Рудольфович очень не любит.., то есть не любил, когда его прерывают.., когда к нему входят без разрешения. Но и господин Хруст начал нервничать.., поэтому я еще немножко подождала и все-таки вошла в кабинет.., а там.., а тут… — девица не выдержала и наконец со вкусом зарыдала.

— Не ревите, я сказал! — прикрикнул на нее Ананасов и снова схватился за голову. — Вот, блин, свидетельница попалась! Да что же вы так убиваетесь? Он вам что — родственник или, может быть, любовник?

— Да вы что? — возмутилась секретарша сквозь слезы. — Как вы могли так подумать? Ему ведь было очень много лет!

— Разные старички бывают, — капитан пожал плечами и, заглянув в свои записи, добавил:

— Да и не так уж много — всего-то пятьдесят пять…

С точки зрения свидетельницы что пятьдесят пять, что девяносто пять — одинаково глубокая старость, но спорить с суровым милицейским капитаном она не стала.

— Итак, — с омерзением глядя на нее, продолжил Ананасов, — что вы увидели, войдя в кабинет потерпевшего?

— В чей кабинет? — испуганно переспросила девица, перестав рыдать.

— Потерпевшего, нотариуса Штакен… Штокенвассера! — с трудом выговорил измученный похмельем капитан.

— Я увидела его.., потерпевшего.., на этом самом месте…

— А куда же делась эта.., как ее… Свиристенко?

— Свириденко, Калерия Ивановна Свириденко, поправила девица, — ее здесь не было.

— А окно было открыто? — уточнил капитан.

— Открыто, — кивнула свидетельница.

— Ну, значит, упорхнула эта Свириденко через окно… — тоскливо констатировал Ананасов.

— Не может быть! — девица замотала головой, так что у несчастного милиционера зарябило в глазах.

— Почему это не может? — Ананасов поморщился и опустил веки. — Этаж первый, окно открыто…

— Вы ее не видели! — воскликнула секретарша. Она старая и очень толстая! Она через окно не смогла бы!

— В состоянии аффекта люди способны на многое, — философски проговорил капитан, — на такое, что даже и не подумаешь.., а насчет возраста у нас с вами разные понятия…

Он на секунду задумался и вдруг удивленно спросил:

— Как, вы сказали, ее звали, эту Свиристенко?

— Свириденко, — снова поправила его секретарша, — Калерия Ивановна Свириденко.

— Вот черт! — вскрикнул Ананасов и потянулся к телефону, бормоча себе под нос:

— Ну, Свириденок-то пруд пруди, а вот Калерия имя редкое…

Дозвонившись до родного отдела, капитан торопливо проговорил:

— Гудронов, ну-ка глянь, как фамилия вчерашнего трупа?

— Которого? — с видимой неохотой отозвался Сеня Гудронов, которому тоже было чрезвычайно плохо после вчерашних дурацких экспериментов в духе Джеймса Бонда.

— Ну, с Московского вокзала.., тетка, которую в поезде зарезали, Черноморск — Питер?

— Сейчас, — Гудронов зашелестел бумагами, — а что это ты, Питиримыч, так завелся?

— Ищи, Гудронов! рявкнул капитан, неожиданно разозлившись. Дело в том, что он очень не любил свое церковно-славянское отчество. Все его сослуживцы хорошо это знали и старались попусту не раздражать капитана, Гудронов же допустил досадную промашку исключительно с похмелья.

— Вот, — проговорил наконец Сеня, — нашел. Свириденко фамилия того трупа.

— Свириденко, а дальше?

— Свириденко Кавалерия.., то есть, блин, Калерия Ивановна, — зачитал Гудронов.

— Та-ак! — проговорил Ананасов голосом, каким Отелло интересовался состоянием своего гардероба. — Ты, Гудронов, ничего не путаешь?

— Интересно! — обиделся Сеня. — Я тебе официальный документ зачитываю, а ты сомневаешься!

В чем дело-то?

— Ты, Сеня, не обижайся, — на этот раз Ананасов понизил голос, — только этот вчерашний трупешник сегодня, судя по всему, сам человека замочил.

— Чего? — недоверчиво переспросил Гудронов.

— Сказал бы я тебе, чего, да тут девушка рядом! капитан недовольно покосился на свидетельницу. Еще раз повторяю, для особо одаренных. Тут я на убийство приехал, нотариуса пришили, этого.., как, блин, его… Штукен… Штокенвассера, так вот последним, кто к нему в кабинет вошел, была Калерия Ивановна Свириденко.

— Ох, ни фига себе! — воскликнул Гудронов. Это что же получается — возвращение живых трупов?

— Это получается, Сеня, — с грустью проговорил Ананасов, — что не видать нам с тобой премии, как своих ушей!

— Ну ты подожди, подожди в панику-то впадать! — перебил капитана Гудронов. — Может, она правда не померла.., так, может, в бессознательном состоянии находилась, а потом очухалась?

— Ага, не померла! — передразнил друга капитан. — Васильич же смерть констатировал! Ее же прямо с вокзала в морг отвезли!

— Ну и что? — не сдавался Гудронов. — Васильич — тоже человек, тоже может раз в жизни ошибиться! А что в морг отвезли — может, она там на холодке-то и пришла в себя…

— И прямиком отправилась нотариуса мочить? недоверчиво отозвался Ананасов.

— А что? Может, у нее с ним счеты какие-то были…

— Ну, не знаю, какие там у них счеты, а только ты, Сеня, позвони на всякий случай в морг да аккуратненько уточни — на месте ли эта вчерашняя…

Кавалерия Ивановна.

— Меня же там за психа примут!

— Не примут! — отрезал Ананасов. — Тебя, Сеня, за сумасшедшего никто не примет, тебе сходить не с чего!

Сеня Гудронов никак не отреагировал на последнюю фразу, и капитан продолжил:

— А чтобы они не слишком удивлялись, что ты трупами интересуешься, можешь сказать, что мы занимаемся случаями похищения покойников на органы для пересадки.

— А что, правда были случаи? — уточнил доверчивый Гудронов.

В морге в этот день дежурил Николай Трофимов, отзывавшийся на немудреную кличку Трофим. Когда-то, как говорится в другой жизни, Трофим был художником, и даже весьма преуспевал, но потом сильно запил, и творческая его карьера катастрофически оборвалась. Правда, Трофим не слишком переживал. Теперешние его клиенты, рядовые покойники, были людьми очень тихими, покладистыми, никогда не скандалили, и выпивка Трофиму перепадала регулярно — то врач медицинского спирту нальет, то родственники очередного жмурика угостят чем-нибудь крепким…

Телефон на столе дежурного зазвонил.

Трофим поднял трубку и мрачным басом проговорил:

— Покойницкая.

Иногда к нему попадали по ошибке совершенно случайные люди и, услышав такое неожиданное и неприятное слово, да еще произнесенное грубым голосом Трофима, пугались до невозможности, чем доставляли санитару маленькое удовольствие.