Огненный трон - Рик Риордан

Песня Адели разбудила во мне прежнюю боль и злость. Совсем как накануне Рождества. А я-то думала, что справилась со всем этим.

Мой палец застыл над кнопкой ускоренной перемотки. Нет, дослушаю до конца. Древний папирус я бросила на комод, рядом с кассетником. Туда же отправился мини-Картер и моя сумка с магическими принадлежностями. Я полезла в сумку за посохом и только сейчас вспомнила, что его уничтожил грифон.

– Поганая тварь с куриными мозгами, – пробормотала я.

Я открыла дверцу своего необъятного гардероба. С внутренней стороны она была густо обклеена фотографиями. В основном прошлогодними снимками: моими и моих подруг. С одного из них таращились три физиономии: моя собственная, а также физиономии Лиз и Эммы. Это мы кривлялись в фотоавтомате на Пикадилли. Неужели еще в прошлом году мы были такими детьми? Сейчас я бы ни за что не стала корчить рожи.

А ведь завтра я могла бы увидеться с Лиз и Эммой. Бабушка с дедушкой звали меня приехать. Я собиралась слетать в Лондон… а тут эта «бомба» Картера. «У нас остается всего пять дней, чтобы спасти мир». Куда поедешь после таких слов? И что вообще нас ждет через пять дней?

Картинок, не имевших отношения к моей лондонской жизни, было две. Одна (тоже снимок) запечатлела меня, Картера и нашего дядю Амоса накануне его отъезда в Египет на… как бы подобрать слово поточнее? Когда человек едет за помощью к магам, чтобы избавиться от последствий одержания злым богом. Отдыхом это никак не назовешь.

Вторая картинка – репродукция, изображающая Анубиса. Думаю, вы такую видели: человеческая фигура с головой шакала. Это бог похорон, смерти и всего такого. В искусстве Древнего Египта его встретишь повсюду. Вот он ведет души умерших в Зал суда. Вот склоняется над весами, на одной чаше которых лежит сердце скончавшегося, а на другой – «перо истины».

Зачем я прикрепила эту картинку на дверцу своего гардероба?

[Хорошо, Картер. Я расскажу, если ты закроешь рот. Договорились?]

В общем-то, я… немного влюбилась в Анубиса. Понимаю, это звучит глупо: современная девчонка сохнет по парню с шакальей головой, которому пять тысяч лет. Но когда я смотрю на эту картинку, то вижу Анубиса совсем другим. Таким, каким он мне встретился в Новом Орлеане. Парнем лет шестнадцати. Он был в черной кожаной куртке и черных джинсах, со спутанными темными волосами. А глаза у него были шоколадно-коричневыми. Красивые и печальные. И никакой головы шакала!

Понимаю, этим я ничего не объяснила. Если хотите, можете считать меня дурой. Я и сама иногда так думаю. Ну что между нами общего? Анубис – бог. После событий в красной пирамиде я его не видела и не получала от него никаких вестей. Тоже ничего удивительного. Правда, мне тогда показалось, что я ему понравилась. Он даже намекнул… Нет, наверное, я это сама выдумала.

С того времени, когда к нам приехал Уолт Стоун… то есть почти два месяца назад… я думала, что забуду Анубиса. Я понимаю: Уолт приехал учиться, и нечего туманить себе голову дурацкими мечтами. Но я помню, как между нами проскочила искра, когда мы впервые увидели друг друга. А потом появилась Жас, и Уолт стал от меня отдаляться. Он вел себя очень осторожно. Вот только взгляд у него всегда был какой-то виноватый.

Никакой личной жизни. А та, что есть, никуда не годится. Однажды дядя Амос сказал: «За магические способности приходится дорого платить».

Песня Адель была длинная, и я успела переодеться. Неужели все ее песни о том, что парни ее не замечают? Меня вдруг это стало доставать.

Я выключила айпод, вытащила наушники и плюхнулась в кровать.

Вместо покоя сон принес мне новые тревоги.

Наш сон в бруклинском доме окружен солидной магической защитой. Она уберегает нас от кошмаров, от вторжения духов и от внезапного желания наших душ побродить по мирам, пока тело спит. Я специально сплю на магической подушке, чтобы моя душа (или ба, как ее называли в Древнем Египте) оставалась связанной с телом.

Но магическая защита несовершенна. Я часто ощущаю, как внешняя сила пытается завладеть моим вниманием. А иногда моя душа заявляет: где-то есть потрясающе интересное место. Она быстренько туда слетает, все посмотрит и потом мне расскажет.

Едва я заснула, как началось. Чтобы вам было легче понять, сравню это с входящим звонком на мобильник. Мозг предоставляет выбор: принять этот «звонок» или отклонить. Чаще всего лучше отклонить, поскольку «номер неизвестен».

Но иногда «звонки» оказываются важными. Как-никак завтра мой день рождения. Возможно, мама с папой пытаются «дозвониться» до меня из мира мертвых. Я представила родителей в Зале суда. Отец – синекожий бог Осирис – восседает на своем троне. Рядом мама в ее призрачно-белых одеждах. Быть может, по этому случаю они надели шутовские бумажные колпаки и, взявшись за руки, поют: «С днем рожденья тебя». А Аммит-пожирательница – маленькое пакостное чудовище, что-то вроде их домашнего животного – подпрыгивает и повизгивает.

Или это Анубис. «Привет! Давай сходим на какие-нибудь похороны».

Что ж… и такое возможно.

Словом, я приняла «звонок». Выпустила своего ба из тела и позволила ему отправиться… сама не знаю куда.

Если вы никогда не путешествовали с ба, не советую пробовать, разве только вас не испугает превратиться в призрачную курицу. Но курица – еще не все. Вас подхватят потоки Дуата и понесут неизвестно куда. Пытаться управлять ими бесполезно.

Обычно ба невидим, и слава богу. Не очень-то приятно, если кто-то увидит тебя в виде громадной птицы с твоей собственной головой. Прежде я могла придавать своему фантому более приятный облик. Но с тех пор как мы с Изидой разделились, я утратила эту способность. Ну а «курица» – это что-то вроде опции «по умолчанию».

Двери балкона широко распахнулись. Магический ветер понес меня в ночь. Огни Нью-Йорка стали меркнуть, потом и вовсе пропали. Я оказалась в знакомом помещении. Это был Зал эпох в подземной штаб-квартире Дома жизни. Где он находится? Под Каиром, на приличной глубине. Представляете: наверху шумит громадный город, а внизу… внизу совсем иное измерение.

Зал был настолько просторным, что в нем могли бы устраивать марафонские забеги. Посередине тянулся голубой ковер, блестевший, как речная вода. По обеим сторонам тянулись колонны. Между колоннами ярко светились голографические изображения – картины необычайно длинной истории Египта. Их основной цвет менялся сообразно эпохам: от ярко-белого, соответствовавшего эпохе богов, до темно-красного – цвета нашего времени.

Высотой этот зал превосходил центральный зал Бруклинского музея. Его пространство освещали сияющие энергетические шары и огненные иероглифы, плавающие в воздухе. Мне почему-то вспомнился мультик про космическое путешествие. У героев порвался пакет с сухими завтраками, и кабина их корабля заполнилась десятками разноцветных сахарных загогулин, которые повисли в невесомости.