Лучший день в году - Галина Романова

Хотя если разобраться, то да – проклятый. Он проклят от рождения судьбой, навязавшей ему обостренное чувство долга и справедливости. И это проклятие шагало с ним по жизни рука об руку, избавляя от врагов и друзей одновременно, от влюбленных в него женщин и любимых им. Оно – это проклятие – превратило его в отшельника, угрюмого, нелюдимого, вечно сердитого. Оно наложило отпечаток на его внешность, сжав в тонкую линию его губы, обозначив резкие носогубные складки и прорезав лоб глубокими морщинами. Оно ссутулило ему спину и проредило волосы на макушке.

Он превратился в старика к сорока годам, никому не нужного и неинтересного даже самому себе. И он уже лет пять назад поставил крест на своей личной жизни. Перестал знакомиться с женщинами, ходить на свидания и ездить на отдых с целью кого-нибудь закадрить. Нет, он ездил, конечно. Но на отдыхе был так же суров, неулыбчив и при общении ядовит. Женщины от него буквально шарахались, мужчины при общении ежились.

– Неприятный тип, – утверждали некоторые.

– Брр, только не он! – восклицали другие.

Нет, конечно же, были люди, которые его глубоко уважали. Терпели его отвратительный характер, прислушивались к нему и даже хвалили. Но таких было немного. И они были из тех, с кем не совьешь семейного гнездышка. А он вдруг стал ловить себя на мысли, что ему все чаще и острее хочется это самое гнездышко свить.

Только вот с кем?!

– На безрыбье и рак – рыба, – ткнул его позавчера вечером в бок один из терпящих его друзей Степка Изотов и кивком указал на полненькую блондинку за соседним столиком. – Знаю, не любишь толстых, но она одна. И это шанс, старик. Для тебя шанс.

Блондинка и правда была одна, обручального кольца на пальце не было, следа от него – тоже. И она, поймав их заинтересованные взгляды на себе, поочередно улыбнулась каждому.

– Представляешь, она думает так же, – сразу догадался он, поднимая рюмку с водкой. – Ей тоже без разницы с кем – с тобой или со мной.

– Саня, в твоем возрасте и при твоем характере ты проявляешь поразительную разборчивость, – возмутился Степка, отворачиваясь от блондинки, не перестающей скалиться в их сторону. – Радовался бы хоть этому варианту!

Саша Копылов решил внять совету и порадоваться. Они напились, познакомились с блондинкой, и он притащил пышногрудую и задастую Лену к себе домой. Дома они продолжили пить, закусывать водку квашеной капустой и черным хлебом, потом перебрались в постель и не выбирались из нее всю ночь субботы и целое воскресенье.

Блондинка Лена оказалась алчной до ласк и секса, чему он поначалу даже не противился. Алчной до денег, что насторожило его уже в обед воскресенья, когда она принялась ощупывать жадным взглядом вещи в его квартире и интересоваться его званием и окладом. И обладала просто зверским аппетитом, сметая всю еду из его холодильника и подбирая все до крошки из коробок доставленной им на дом пиццы.

– Короче, ты ее наладил? – догадался Степа, позвонив в воскресенье поздно вечером.

– Да, – коротко ответил Саша.

– И о встрече не условился?

– Нет.

– И более того, расстался с ней не очень вежливо? – продолжал строить версии друг Степа.

– Совершенно верно.

– Ты ее выгнал?! – ахнул тот.

– Да.

– Ты взял ее за руку и вывел из квартиры, как было тогда…

– Да, – перебил его Саша и поморщился.

Просто Степка сейчас напомнит ему о самом постыдном в его жизни поступке, когда Саша собственноручно вывел свое счастье за руку из этого дома. Было это…

Правильно, было это лет восемь или десять назад. Он тогда увлекся молоденькой училкой музыкальной школы. Находил ее очень милой, грациозной, интеллигентной. Они даже встречались какое-то время. И все у них шло замечательно, на его взгляд. Пока Лера – так звали училку музыки – однажды не вознамерилась поучить его жизни. Она позволила себе его покритиковать, решив, что имеет на это право. И Копылов просто встал из-за стола, который она, между прочим, накрыла к ужину. И вывел ее за руку из квартиры. К ее чести следует отметить, что шла она к выходу безропотно. Не истерила, и не сопротивлялась, и даже не пыталась объясниться. Просто смотрела на него так…

– Как? – решил уточнить Степка, рассматривая Сашу сквозь граненый стакан с коньяком, пили они прямо в рабочем кабинете.

– Как больная собачка.

– Ей бы не понравилось такое сравнение, – кивком застолбил свои слова Степа и выпил. – Ей бы больше понравилось… Смотрела с болью, с укором… Понимаешь, о чем я?

– Хочешь сказать, что я дебил?

– Ну, может, и не дебил, но придурок – точно, – с удовольствием констатировал друг и с аппетитом присосался к апельсиновой дольке. – Выгнать из дома такую женщину! Это был твой последний шанс, поверь. Больше не будет. И знаешь…

– Что?

– Мне кажется, она даже любила тебя, дурака.

– Она не говорила.

– А ты?

– Нет. – Коньяк вдруг перестал нравиться Копылову, а то, что Степка отвратительно чмокал апельсином, раздражало до судорог.

– Я же говорю – придурок!..

К разговору больше не возвращались. Годы шли, Леру он больше не видел. И не потому, что не хотел. А потому, что она уехала из города куда-то. Он не узнавал специально. Это Степка постарался. Он вообще часто за него хлопотал.

Леру он больше не видел. Но то, что Степка сравнил ее с этой азартной толстухой, вдруг покоробило.

– Ты сравнил тоже! – укорил он друга.

– Ну, извини, – миролюбиво буркнул Степа, это уже в понедельник утром. И вдруг переполошился: – А ты чего это, собственно, не на службе? Я-то понятно, в отпуске. А ты?

– В отгуле, – Копылов закатил глаза к потолку, настойчиво требующему ремонта восьмой год.

– Ах, в отгуле! Это когда же нам с тобой отгулы-то давали, братишка? Прогулять решил, что ли?

– Точно, – признался Саша. – Почему всем можно, а мне нет?

– И прямо именно сегодня? – зачем-то уточнил тот.

– А что сегодня за день?

– Понедельник.

– Ну, понедельник, и что?

– А то, что у тебя выходные были в субботу и воскресенье, – это ничего? Прогулять он решил! – уже с явной злостью проговорил приятель. – Там сейчас на твое место очередь выстроится, умник!

– Пускай.

– Ага! Там молодых и алчных до твоего места знаешь сколько?

– Пускай.

– Ага! А мне потом с кем работать? С молокососами? Которые из всей следственной работы знают только, как протокол допроса из папки вытащить. Короче, давай, Санек, морду умой и шагом марш на службу!

– Ох, господи, – тяжело вздохнул Копылов, сбрасывая ноги с растрепанной кровати. – Никакого покоя от тебя! Я в дежурку звонил, между прочим, и предупредил.

– Я в дежурку тоже звонил, между прочим. И знаю, что ты сказался больным. Потому и звоню. А ты решил просто прогулять. Супер!

– Ну да.

Копылов поймал в полированной дверце шкафа свое отражение. Морда была так себе. Грудастая Лена вымотала его основательно. Ему теперь трое суток после нее надо отсыпаться. И поесть не мешало бы, а после нее в холодильнике мышь удавилась.

– Короче, Саня, дуй на службу. Сколько времени тебе надо?

– А тебе зачем?

Копылов вдруг понял, что друг не просто так звонит, пеняет ему за прогул, торопит с подъемом.

– Что-то случилось?

– И да и нет, – замялся Степка.

– А конкретнее?

Саша уже был в ванной, открывал воду и шарил по полкам в поисках бритвенного станка. После гостьи вообще ничего невозможно было найти. Он вчера полтора часа искал полотенце. Нашел в прихожей в обувной полке.

– Мне ребята из дежурки позвонили, попросили связаться с тобой, чтобы наверх все не пошло.

– Что все-то?! Опять жалуются? – Станок нашелся среди флаконов с шампунем и укрепляющим бальзамом для его редеющих волос.

– Нет, не жалуются. Требуют возобновить расследование.

– Кто?!

Копылов быстро прокрутил в голове все дела прошлых месяцев. Те, что в производстве, и возобновлять было не надо. Остальные либо в суде, либо не закрыты. Никому не было отказано за минувший год в возбуждении уголовного дела. Никому!

– Восемь лет назад, Саня, повесилась женщина в коттеджном поселке. Помнишь?

– Савельева! – ахнул Копылов, тут же вспомнив тот мерзкий случай на Рождество.

– Именно, Саша.

– И что хотят? Муж не должен, он рад был без памяти, что от него отстали. Отец?

– И сын.

– Чей сын?

– Погибшей, – Степан вздохнул. – Сидят перед дежуркой уже час, ждут тебя. Ну, и меня заодно. Дед сказал, если не явимся сейчас оба, он до министерства дойдет.

– Ладно, скоро буду, – пообещал Копылов, уставив взгляд в водяную воронку, исчезающую в стоке раковины. – Только что сказать сыну и отцу, я не знаю. Через полчаса буду, Степа.

– Давай выходи уже, я у подъезда, – прикрикнул на него приятель. – Стану я ждать, пока ты машину из ракушки своей выгонишь, пока дойдешь до нее. У меня отпуск, между прочим! Давай шустрее…

Дед и внук сидели рядышком возле дежурной части на сиденьях, одолженных их отделу каким-то прогоревшим кинотеатром. Тихо о чем-то переговаривались, никому не мешали, никого не тревожили. Но уходить точно не собирались. И могли просидеть так еще пару дней. Это Копылову дежурный так доложил.