Дрейфующая станция СП-40 бис - Андрей Сулацкий

И подписал мне увольнительную на день.

Я, конечно, позвонил домой. Мама с бабушкой почему-то расстроились, а Олежка обрадовался за дядю – будущего морского офицера. Но, в общем, родные высказались в смысле: “Сам, Лёша, решай. Ты уже взрослый. Нас, женщин не слушай – мы на эмоциях, разумом нам тяжело сейчас. Делай, как считаешь правильным”. Остаток дня ходил в раздумьях. Лёг, так ничего и не решив. Утро вечера мудренее.

Утро выдалось ясное и солнечное. Синее небо. Слепящие солнечные лучи. Длинные контрастные тени и свежий ветер с моря. Североморск заполнился запахом водорослей, рыбы и соли. Или это моя фантазия работала тогда?9 Но я уже не сомневался. Свежий ветер странствий наполнил мою грудь, как парус бригантине. Полный вперёд, младший лейтенант флота! Вас ждут удивительные путешествия и открытия!

Как Вы поняли, контракт я подписал. И свежеиспечённым младшим лейтенантом приступил к своим новым обязанностям. Кстати, много вы видели младших лейтенантов? Что в армии, что на флоте? Мало? Исчезающее малое количество, говорите? Вот, и я не видел младших лейтенантов вовсе. Даже в зеркале. Поскольку сразу после подписания контракта Берг рассказал об особенности нашей экспедиции, связанной с секретностью. Так что мы все сразу же начали экипироваться гражданским арктическим образом. Естественно, к одежде, это тоже относилось. Берг, видя моё явное разочарование, улыбнувшись одними глазами, сказал: “Потом, после завершения дрейфа, в Петербурге себе офицерский мундир построите, Алексей”. Почему в Петербурге, спрашиваете? А потому, что я теперь сотрудник того же питерского военно-морского НИИ, что и Берг.

Вот, так и получилось, что в команде нашей я – самый младший. Если не по званию, то по возрасту. А чаще – и потому, и по-другому. Поэтому ко мне как-то сразу прилипла кличка “Младшóй”. Не все её используют, но Макс, Валерий Палыч, Макаронин и даже мой товарищ и одногодка Васька Крутиков не преминут, как говорится.

Несколько дней, проведённых в сборах и новых знакомствах, мелькнули мимо пролетевшей пулей. И вот – мы уже в самолёте летим на СП-40. Вот – несколько дней на этой станции среди полутора десятков бородатых полярников, который месяц дрейфующих на льдине. И, вот – последний бросок… Так я и оказался на борту “Весёлого Кашалота” над самым темечком Матери Земли. Когда взлетали с СП-40, мне вдруг показалось на мгновение, что она, Земля, прощается с нами. Мистика, конечно. Никому говорить не буду. Только, вот, вам, дорогие читатели.

Длинный рассказ получился. Зато обо всех главных событиях своей жизни поведал. Представляете теперь, каков Главный Герой этой истории.

Да, кстати, как уже говорилось выше, летим мы в направлении почти точно на северный магнитный (не географический!) полюс. И с дрейфующей станции Северный Полюс под номером 40. Поэтому глава эта так и называется “К северу через Северный Полюс”. Объяснил парадокс в названии?

Глава 2. Рекордный перелёт турбовинтового самолёта

1 марта 2013 года.

Где-то между 11-00 и астрономическим полднем.

Координаты: почти те же 82 градусов с.ш., 126 градусов з.д.

Высота: 1200 метров над уровнем моря.

Кабина пилотов. Прямо по курсу самолёта на глазах изумлённых лётчиков в считанные минуты, словно при просмотре видеозаписи в убыстренном режиме, возникает, плотнеет и наливается чернотой стена облаков. Командир воздушного судна, с некоторым недоумением взирая на медленно, но неуклонно приближающийся атмосферный феномен, спрашивает второго пилота:

– Слушай, Макс, нам какую облачность на трассе метеорологи обещали?

– Да, никакую! Командир, ты же сам присутствовал при приёме метеосводки! … Проклятье, ведь только что видимость миллион на миллион10 была…, – с некоторым возмущением отвечает второй пилот, он же штурман, Логинов Максим.

– А теперь, что мы с тобой наблюдаем прямо по курсу? – настаивает Иванцов.

– Что, что? Типичный грозовой фронт…

– В Арктике? Зимой? Ты шутишь, как всегда, блудила11, наверное…

– Ну, да, шучу, как же! У нас в Краснодарском крае я такое неоднократно наблюдал.

– Где Краснодарский край, а где мы с тобой? Не должно тут сейчас быть никаких грозовых фронтов, – начинает злиться Валерий Палыч.

– Да, я и сам весь в непонятках! Впрочем, не видно, что бы там что-то сверкало… Может быть, это просто мряка с молоком12? – высказывает свои сомнения дожатый командиром штурман.

– Ладно! Пусть это – хоть слоёный торт “Наполеон”. Ты мне ответь, как мы будем это дело обходить? – продолжает пытать Макса командир, – Верхняя граница облаков навскидку на четырёх тысячах, а наш практический потолок всего 3900 метров, если ты помнишь. По ширине эта хрень вообще необъятная. Возвращаться будем? Как там с горилкой13?

– Вернуться, канешна, могём, – ответствует Макс, – А насчёт горючки, командир, ты и сам лучше меня знаешь. Прибор, ты, уж, извини, под носом. Давай, я лучше нашего “бисовского” метеоролога со льдины запрошу об этих чудесах.

– Добро, – выдаёт разрешение командир.

Макс щёлкает тумблерами, крутит верньеры:

– А эфир-то, кстати, чистый, командир. Никаких грозовых разрядов не слышно. Не грозовой фронт это. Зуб даю.

Потом выходит на связь:

– “Льдина”, ответь “Киту”, – взывает к эфиру Логинов.

Спустя несколько секунд раздаётся ответ:

– “Кит”, здесь “Льдина”. Слышим вас. Приём, – отзывается “Льдина” голосом Макаронина Павла, радиста станции СП-40 бис.

– Слушай, “Марк”, подзови, пожалуйста, “Шамана”. У нас к нему вопрос есть.

Несколько секунд каких-то шуршаний и неразборчивых голосов. Потом в эфире раздаётся голос Крутикова Василия, станционного метеоролога:

– “Кит”, “Кит”, “Шаман” слушает вас. Приём.

– “Шаман”, друг наш ситный! Ты скажи, будь ласка, что это за кизяк14 у нас на дороге образовался? Ты ж ясную погоду по всему маршруту обещал! – возмущению Логинова нет предела.

– Образование облачного фронта началось примерно двадцать минут назад и происходит какими-то рекордными темпами. Ничего не предвещало его возникновения, – немного извиняясь, ответил Крутиков. И в голосе его слышна извечная печаль всех метеорологов мира – что за судьба у них, быть в ответе за все причуды погоды! Даже по радио слышен тяжёлый вздох. Потом мгновение помолчав, Василий более оптимистично добавляет, – Но зато в районе станции облачности нет. По-прежнему – миллион на миллион. Облачный фронт хоть и протяжённый, но узкий – не больше 80…100 километров. Со спутника его очень хорошо видно. Интересный… И это не грозовой фронт, никаких следов грозовых разрядов в эфире…

– Это мы и сами поняли. Интересно ему, – с ехидцей в голосе замечает второй пилот.

Тут в разговоре появляется ещё один персонаж – Дробов Аркадий, зам Берга:

– “Кит” ответьте “Замкý”. Что решили предпринять: обходите или возвращаетесь?

В диалог между бортом и станцией приходится вступить Иванцову:

– “Замóк”, здесь “Кит-1”. Принимаю решение обходить верхом. Раз это не грозовой фронт и у вас там ясно. Пойдём в облачности. Верхняя граница облаков уже выше четырёх тысяч. Не волнуйтесь. Дойдём. До скорой встречи, парни. Привет Петровичу. Конец связи. То есть SK15.

– Ныне модно в конце связи говорить EE16. Так что – GL17 и EE, – попрощалась “Льдина” голосом Макаронина.

– Мы с нашим Маркони русский язык забудем, – проворчал КВС и тут же выдал очередное указание, – Макс, зайди в салон. Бергу там доложись о моём решении. Скажи всем, чтобы пристегнулись, так как будем набирать высоту, а потом в облачности пойдём. Возможна болтанка. И о том, что кислорода может не хватать с непривычки, не забудь предупредить. Ну, и девушку успокой. Мужиков можешь не успокаивать. Двух крайних, по крайней мере. Они сами тебя успокоить могут. А Младшóй пусть привыкает к тяготам и лишениям службы.

– Младшóй, вообще-то, уже почти год на флоте, – заступается за Левшакова Макс.

– Не впечатляет. Иди, давай, боец. А то высоту набирать уже пора, – командует Валерий Палыч.

Макс пулей соскакивает с кресла – и в салон. Спустя пару минут возвращается – доложил ситуацию Бергу, перекинулся фразой-другой с Катей. Щёлкает замок ремней, успел штурман – командир как раз начинает довольно крутой набор высоты. Мрачная стена облаков становится всё ближе и ближе.

Иванцов решил не лезть на практический потолок, а остановиться на трёх с половиной тысячах метров. Самолёт перешёл в горизонталь как раз в момент входа в облака. И словно снова ночь настала. Так потемнело. На стеклах (а значит, и на фюзеляже) стала появляться изморозь. “Это не есть гут”, – флегматично отметил про себя первый пилот, – “Ну, ничего. Бывало и хуже”. Ощутимо болтало: “Яма на яме, совсем как дороги в родной Вологодской губернии”.