Лиловый (II) - Ганнибал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это было еще не все. Ведь все племена ненавидели потомков Суайды, вся их злоба была направлена туда, на этот несчастный народ, они видели в нем лишь исчадия ада. Под влиянием этой злобы обитатели Талла начали сходить с ума. Их собственная тьма выходила наружу и искажала их рассудок. Ты когда-нибудь задумывался, юноша, о том, чего хочет сам темный бог?
— Да, — потерянно кивнул Леарза. — Я думал, он хочет сделать Саид своим, чтобы вместо племен там жили только его безумцы и верные слуги…
— А для чего ему это? Разве в Талла им было мало места?
— Ну… но…
— Темному богу ничего не было нужно, — сказал Квинн. — Все, чего хочет тьма в сердце, — это разрушение и пустота…Именно это и предвидел Эль Кинди, именно потому и пытался отговорить Эль Масуди от его затеи. Эль Кинди не сошел с ума: ведь все случилось в точности так, как он предвидел. Он написал книгу, — Квинн вдруг тронулся с места и подошел к своему шкафу, откуда извлек толстый том и показал его Леарзе. — В которой подробно описал, что он видел. Никто не поверил ему тогда, хотя книгу, к счастью, все же переписывали, и одна ее копия дошла до наших дней. Хоть языка времен Эль Кинди уже не понимали, один славный юноша переписал ее, просто срисовав непонятные ему символы, а от него она досталась мне.
Леарза молчал. Профессор поставил книгу на место.
— Ваша цивилизация — не первая, погибшая подобным образом, — сказал Квинн. — Мы уже сталкивались с этим и разработали гипотезу о том, как можно избежать такого исхода… мы пытались подтвердить эту гипотезу, но, увы, не сумели. Возможно, это означает, что отказываться от технологий в пользу чистого разума еще рано.
Леарза продолжал смотреть перед собой; какой-то внутренний протест поднимался в нем в эти минуты, и ему отчего-то начало казаться, что профессор Квинн враждебно настроен к нему.
Он, в конце концов, был представитель той, погибшей цивилизации, пошедшей иным путем, потомок тех людей, с которыми воевали предки Квинна…
— Думаю, на сегодня стоит закончить, — чутко отметил состояние своего подопечного профессор. — Тебе не мешает развеяться, молодой человек. В его кабинете можешь найти Гавина, а может быть, даже и Каина. Эти двое, если мне не кажется, давно знают друг друга.
* * *Воспользовавшись разрешением, Леарза почти выбежал из кабинета профессора. Он промямлил что-то насчет того, что пойдет к Гавину, но рыжего искать не собирался, бросился в первую попавшуюся сторону и уже через пять минут бесповоротно заблудился в этом гигантском здании, смысла которого никогда не понимал, так же, как и смысла картины в кабинете Квинна; для чего людям было строить эту ужасную махину, в которой могли жить тысячи и тысячи? Для чего делать ее такой чудовищно высокой, — Гавин сказал как-то, что высотой она с настоящую гору, — как муравейник, мерзко, мерзко…
Он понял, что заблудился, но не был в состоянии никак отреагировать на это, просто продолжал бежать, потом быстро шел, потом плелся. Он интуитивно спускался, когда находил новые движущиеся лестницы, потом нашел лифт; Гавин объяснял ему, как пользоваться, и Леарза судорожно выкрикнул на чужом языке:
— Первый!
И лифт поехал вниз. Он мчался быстро, но иногда останавливался, впуская других людей, которые равнодушными голосами называли свои этажи, потом выпуская, а Леарза все ехал и ехал, пока наконец чужой голос не объявил в пустоте:
— Первый этаж.
Тогда только молодой китаб стрелой вылетел вон и обнаружил себя в очень большом зале.
Пол здесь был облицован мрамором, такой гладкий, что ослепительно блестел на свету; люди ходили туда и обратно, на Леарзу никто не обращал внимания. Наверняка он не был похож на них всех: пусть его и одели в их одежду, и немного даже обучили говорить на их языке, все равно он ощущал это, и ему казалось, что они должны пялиться на него и показывать пальцами, но им… им было все равно.
Леарза прошел по залу, пересек его, как крошечный кораблик-дау пересекает широкую реку; поначалу он думал, что перед ним очередные мертвые окна, гигантские окна на всю стену, но потом одно из окон гостеприимно распахнулось перед ним, и на него повеяло холодным воздухом свободы.
Не задумываясь, Леарза шагнул вперед.
Закат горел карминным где-то за зеркальными столбами высотных домов, и аэро по-прежнему сновали в воздухе между ними, — но уже сверху.
И небо сверху было темное, почти черное к востоку, розовеющее к западу; Леарза сделал еще несколько шагов, влекомый людьми, спустился по короткой лестнице и оказался на дороге.
Он поднял лохматую голову.
Он был один, совершенно один, в огромном, гигантском лабиринте из зеркал, из домов, и только равнодушное чужое небо смотрело на него сверху вниз. Он стоял, позабыв обо всем, и смотрел в это небо; тусклые еле видимые звезды отвечали ему холодным взглядом. Столбы зданий попирали это небо своими плоскими и острыми крышами, и расчерчивали собой размытые силуэты аэро, а оно все же смотрело…
Ветерок ерошил его волосы, и люди ходили мимо, но никто не обращал на него внимания. Леарза почувствовал что-то мокрое на щеке. Это было будущее… такое будущее, о каком он даже никогда не мечтал, какое ему и не снилось, и будущее вдруг оказалось до страшного одиноким.
Никто из людей, которых он знал и к которым привязался, уж никогда не увидит этих ужасных и красивых стеклянных небоскребов, не удивится тому, как быстро снуют рыбки-аэро между ними. Все они мертвы… и даже их тел не осталось, ни могил, ничего: мертвая, холодная планета понемногу развалится на куски, замедлит свое вращение и канет в раскаленную массу солнца.
Он смотрел в чужое небо и вспоминал их, одного за другим: треугольную улыбку Острона, синий взгляд Сафир, сурового Сунгая и его кудри под тюбетейкой, бесшабашного Хансу, смешливую Лейлу и глаза Элизбара, похожие на глаза волка, угрюмого Искандера, невозмутимого Исана, который, хоть и был одним из них, пошел с Остроном… И еще более ранние лица, исчезнувшие до того: мать, отца, Кухафу и Джарван, дедушку Михнафа… Дедушка, это ли снилось тебе во сне?.. Джарван!.. Ведь получается, и он, Леарза, был виноват в ее смерти, вместе со всеми остальными…
Он стоял посреди чужой улицы, по которой ходили люди, смотрел в небо, задрав голову, и плакал, как мальчишка.
1,14 пк
— Эй, эй, парень, ты чего тут делаешь? Ты чего… — мир вокруг завертелся; широкие руки поймали его за плечи, потом вдруг с силой потрепали по лохматой голове. — Вот черт. Так, ну-ка пойдем…
Леарза не сопротивлялся, он едва ли понимал, куда ведут его, кто ведет его; послушно сел, куда его буквально опустили силой, сидеть было немного мокро, что-то плескало в спину. Огромный Абу Кабил в кожаной куртке плюхнулся рядом, положил свою медвежью ладонь на его плечо, молча уставился на него добрым взглядом, от которого становилось будто легче как-то.
Леарза тогда не сразу понял, отчего: потому что Абу… Каин не выглядел равнодушным.
Он не помнил в тот момент легкого отторжения, которое испытывал в последние дни при мыслях о разведчиках; нелепо, по-детски вытирая щеки рукавом великоватой ему рубашки, Леарза вздохнул:
— Я не так себе все это представлял… и вообще… как это… как это одиноко?.. — воскликнул он, поднимая глаза к темнеющему небу. — Я знаю, они не одобряли моих выдумок, даже слушать никогда не хотели, но я бы все-таки предпочел, чтобы они тоже могли увидеть все это! Быть может, им бы понравилось?..
Каин молчал, но его рука по-прежнему тяжело лежала на плече китаба.
— Почему только я один?.. Почему… и эти люди вокруг, им просто… им просто плевать на все! Может, они все искусственные? Ведь поэтому к-катариане боялись их, да? Ненавидели? Машины съели их души, оставив только сознание… И все эти ужасные небоскребы… как только можно в них жить? Будто в муравейнике среди тысяч себе подобных, копии одного предмета, с машинами в головах, ужасные… ужасные…
Ладонь на его плече наконец пришла в движение: Каин мягко, почти осторожно похлопал его. Леарзе стало стыдно. Разревелся, как ребенок, посреди улицы, на глазах сотен людей, еще и наговорил Абу какой-то ерунды…
— Это все очень понятно, — сказал Каин. Леарза собрался с духом и обернулся, обнаружив позади себя весело брызжущий фонтан. Фонтан ярко рассыпал жемчуг, освещенный со всех сторон маленькими огоньками. — На свете так много разных «почему», парень, но ответов на них иногда не найти. Приходится с многим мириться! Например, меня всегда возмущало, почему я не умею летать, как птицы!
Леарза судорожно рассмеялся.
— Птицы очень легкие, — заметил он дрожащим голосом. — И мало весят. А ты здоровый, как бык.
— И кости у них полые внутри, — расхохотался Каин, — а мои такие, что черта с два меня поднимешь. Так! Ты, конечно, никому не сказал, куда пошел?