Одиссея Талбота - Нельсон Демилль

Как бы то ни было, личный характер носит лишь меньшая часть дневника. Основная же его часть посвящена служебным вопросам, и я считаю, что именно это будет весьма небезынтересным Вашему правительству…»

Кэтрин оторвалась от письма. Она подумала, что все это достаточно сложно воспринять. В то же время не все здесь было для нее неожиданным. Из детства она смутно помнила имя Элинор Уингэйт, хотя никак не могла вспомнить, с чем это было связано. Теперь она начинала кое-что понимать. В этом контексте визит Рандольфа Карбури не представлялся ей таким уж странным, хотя еще четверть часа назад этот англичанин был ей совершенно не знаком. Она всегда знала, что однажды настанет день, когда перед ней появится Карбури или еще кто-то и что дух ее отца обязательно обратится к ней.

Кэтрин продолжала читать:

«Обстоятельства смерти Вашего отца в Берлине в первые дни после окончания войны достаточно загадочны. Я никогда не верила официальной версии случившегося. К тому же ваш отец сказал мне как-то: „Элинор, если я умру и не найдется как минимум десятка свидетелей, способных подтвердить, что моя смерть произошла от естественных причин, знай, что меня наконец достали русские“.

Я ответила ему: „Генри, ты хочешь сказать „немцы“?“ Но он на это твердо заявил: „Нет, я имею в виду наших подлых союзников“. Да, и еще кое-что. Американский офицер, пришедший тогда за вещами Генри. Мне не понравилось его поведение. Почему он пришел один? Почему, чтобы обыскать этот большой дом, надо было заставлять моих немногочисленных слуг участвовать в этом утомительном процессе? Почему на следующий день пришел другой офицер с той же миссией? Этот второй американец никак не хотел поверить в то, что до него уже кто-то приходил. Он сказал, что в армии узнали о смерти Генри всего несколько часов назад.

В тот момент я была слишком переполнена горем, чтобы придавать всему этому какое-либо значение, но пару месяцев спустя попыталась навести некоторые справки. В тот период, к сожалению, еще сохранялись военные порядки и запрет на разглашение информации, так что моя затея оказалась бесполезной.

Надо сказать, что дневник Вашего отца проясняет многое…»

Кэтрин взглянула на Карбури и тихо спросила:

– «Талбот»?

Глаза у Карбури расширились от удивления.

– Да. «Талбот» и «Вольфбэйн». Я и не представлял, что вы об этом знаете. Что еще вам известно?

– Не так много.

Она перевернула страничку:

«Увидев этот сверток с вещами Генри, я многое вспомнила, в том числе старое чувство вины (не из-за нашей связи, ведь мой муж погиб на Мальте в начале войны, а Ваша мать как раз разводилась с вашим отцом, чтобы выйти замуж за какого-то высокопоставленного вашингтонского чиновника), вызванное тем, что я не нашла Вас раньше и не рассказала то хорошее, что знала о Вашем отце.

А он был замечательным человеком. Я хочу сообщить Вам еще кое-что. Я отправляюсь в Лондон, где буду жить у своего племянника, Чарльза Брука. Последние два месяца были для меня довольно странными и грустными: переезд из Бромптон-Холла, бумаги Вашего отца, пробудившие воспоминания о лучших и плохих временах одновременно. Но главная цель моего письма – сообщить Вам о бумагах Вашего отца, в которых упоминаются имена людей, возможно, все еще входящих в правительство Вашей страны или занимающих высокое положение в американском обществе. И упоминаются эти люди в таком контексте, который заставляет опасаться ужасных последствий для Вашей страны и для всех нас. По крайней мере, один из упомянутых людей – известная личность, близкая к Вашему Президенту. Это письмо будет доставлено Вам моим верным другом, Рандольфом Карбури. Я надеюсь, что он найдет Вас в юридической фирме, в которой, как он говорит, Вы являетесь одним из компаньонов. Полковник Карбури – старый военный разведчик, он прекрасно разбирается в жизненных ситуациях и в людях. Если он решит, что этот дневник можно Вам доверить, он Вам его передаст. Сначала я хотела предоставить эти бумаги в ксерокопиях моему или Вашему правительству, но Рандольф думает, и я согласна с ним, что эти материалы могут попасть в руки тех самых людей, которых они изобличают. Фирма „О'Брайен, Кимберли и Роуз“ была основана Вашим отцом, и с этой фирмой были связаны многие офицеры разведки, находившиеся во время войны, как и Ваш отец, в Бромптон-Холле. Может, я пишу лишнее, но, как утверждает полковник Карбури, фирма до сих пор контактирует с разведывательными службами здесь и в Америке. Он также упомянул о том, что Ваша сестра Энн имеет отношение к американским разведслужбам.

Возможно, Вам стоило бы показать дневник ей или достойным доверия людям из Вашей фирмы. Я молю Бога, чтобы это не было настолько опасно, как кажется, хотя, откровенно говоря, я думаю, что так оно и есть.

С наилучшими пожеланиями,

Элинор Уингэйт.»

Кэтрин немного помолчала и спросила:

– Почему вы не отправились сразу к моей сестре?

– Ее не так просто найти, не правда ли?

– Да, это верно.

– Если у меня есть право выбора, я предпочитаю иметь дело с вами.

– Почему со мной?

– Как указала в письме леди Уингэйт и как мы оба знаем, вашу фирму подобные дела очень интересуют. Теперь все в ваших руках. Используйте эту информацию так, как считаете нужным. Но, пожалуйста, будьте осторожны.

– Должна ли я поставить в известность мистера О'Брайена о вашем визите и пригласить его сейчас сюда?

– Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали.

– Почему?

– Почти все люди нашей профессии из того времени автоматически попадают под подозрение. Включая меня, разумеется.

Кэтрин встала и посмотрела в окно. По другую сторону Пятой авеню возвышался собор Святого Патрика. При обзоре с высоты сорок четвертого этажа он имел форму креста.

В кафе внизу все двадцать столиков были свободны. Стоял необычно пасмурный и мрачный для мая день, день сырых испарений и длинных серых теней.

Полковник Карбури тоже поднялся и посмотрел туда же, куда и Кэтрин.

– Открывающийся отсюда вид сильно изменился тех пор, как здесь размещался Отдел по координации деятельности американской и британской разведок. Последний раз я стоял у этого самого окна в сорок пятом году. Хотя, знаете, главные ориентиры все те же: Уолдорф, Сакс, собор Святого Патрика. Я представляю себе, что это опять сорок пятый год, и я вижу себя внизу молодым, быстро пересекающим Пятую авеню. – Он отвернулся от окна. – И снова вижу себя в этом кабинете со своими американскими коллегами: генералом Донованом, братьями Даллесами, Клэр Бут Льюс и вашим теперешним шефом Патриком О'Брайеном, который приходил на наши встречи с парой бутылок хорошего спиртного. Сначала это было алжирское вино, потом – сицилийское «Корво», а в конце – шампанское. Однажды, в воскресенье, я встретил здесь вашего отца. Он привел с собой маленькую девочку, но, должно быть, это была ваша сестра, Энн. Ведь вы тогда были еще совсем малышкой.

– Да, моя сестра, – подтвердила Кэтрин. Карбури пробежался взглядом по стене, увешанной черно-белыми фотографиями.

– Да, мы были смелы и искренни. Что это была за война, что было за время! – Взглянув на Кэтрин, он продолжал: – Это, мисс Кимберли, был один из немногих периодов, когда все лучшие и самые умные ребята служили правительству, объединенные единой целью, без каких-либо классовых или политических разногласий… По крайней мере, мы так думали.

Кэтрин слушала Карбури, зная, что он ни на секунду не забывал о цели своего визита, а просто подбирался к ней окольными путями. Карбури взглянул ей прямо в глаза.

– Прошлое возвращается к нам, потому что это было несовершенное прошлое, покоившееся на непрочном фундаменте, на котором мы пытались так много построить.

Кэтрин отошла от окна и спросила:

– Дневник моего отца у вас?

Полковник Карбури прошел на середину комнаты и ответил:

– Нет, с собой его у меня нет. Сейчас я принес вам только письмо. – Он кивнул на три странички, лежащие на столе Кэтрин.

– Вам известно, что ваша фирма не случайно располагается в наших старых помещениях? Я полагаю, что это Патрик О'Брайен решил разместить ее именно здесь. Ностальгия, преемственность, карма, если хотите. Видите ли, я жил некоторое время в Индии, – улыбнулся он.

Казалось, что Карбури вдруг устал. Он уселся обратно в кресло.

– Не возражаете? – спросил он, закуривая и наблюдая, как дым поднимается к потолку. – Сейчас трудно объяснить молодым, каким чудом градостроения казались эти здания в сороковых годах. Футуристический дизайн, кондиционирование воздуха, скоростные лифты, рестораны с приличной едой. Скажу вам, что мы, англичане, чувствовали себя совсем неплохо. Но какой-то особой радости мы тогда все-таки не испытывали, так как все переживали за наш остров.