Замурованная. 24 года в аду - Найджел Кауторн

Еще до своего заточения Элизабет большую часть времени проводила в стенах дома, потому что, по ее собственному признанию, отец не позволял ей выходить на улицу. Но когда она стала старше, то покидала дом и без спроса, как ни старался отец остановить ее. «Она была прекрасной девчонкой, только чересчур стеснительной и задерганной, – сказал Дубановски. – Ее нужно было хорошо узнать, прежде чем она начинала доверять людям, но мы с ней стали очень близки. Мы много времени проводили вместе, ходили на одни и те же занятия – мы были друзьями. Мы даже пару раз танцевали вместе. Все ходили на дискотеку Белами в начале улицы, но ей редко разрешали присоединиться к нам».

Йозеф Лайтнер, который теперь работает официантом и живет в Ньюштадте недалеко от Амштеттена, также слышал о его домогательствах. Он посещал Институт технологии Амштеттена вместе с другом Элизабет, который называл ее Сисси. А позже стал снимать комнату у Фрицля, хотя еще до переезда тот самый друг предупредил его о строптивости хозяина.

«Я знал, что до исчезновения Сисси отец изнасиловал ее, – сказал он. – Моя школьная знакомая была очень хорошо знакома с ней. Я бы даже сказал, они были лучшими подругами – они проводили вместе очень много времени. Она и рассказала мне по секрету, каким чудовищем был Йозеф и что он делал с Сисси».

Элизабет предприняла еще одну попытку сбежать, на сей раз вместе с их общей знакомой. «В итоге они задумали вместе бежать, – рассказал Лайтнер. – Это было в 1983 году. Элизабет собрала свои вещи и оставила дом. Ей и моей подруге было по семнадцать лет, и они вдвоем отправились в Линц, но провели некоторое время и в Вене. Йозеф был в бешенстве, он без труда отыскал Элизабет и вернул ее домой. Элизабет была отрезана от любого общения с моей подругой. А ее мать следила за этим. Она запрещала Элизабет видеться с ней и постоянно держала дочь под присмотром, чтобы наверняка знать, что они не общаются».

Лайтнер знал и то, что в шестнадцать лет Элизабет уже пыталась сбежать. К тому времени кое-что уже указывало на то, что Элизабет пыталась покончить жизнь самоубийством. Но совершенно непостижимым образом полиция не обратила внимания на ее состояние и оказала Фрицлю посильную помощь, вернув ее домой. «Она приняла снотворное и поехала в Вену, – продолжал Лайтнер. – Но полиция нашла ее там, и то ли они, то ли ее отец привезли ее обратно домой».

Поэтому ни Лайтнер, ни его подруга не были удивлены, узнав о третьем побеге Сисси, точно так же, как не удивляло Лайтнера молчание подруги: «Когда Элизабет снова пропала, всего год спустя, моя подруга решила, что она снова сбежала. Но она никому не сказала об этом, потому что была напугана. Ведь Фрицля боялась не только Элизабет, но и мои знакомые тоже. Они не рассказывали ничего полиции, потому что с ужасом думали о том, что может сделать с ними Фрицль. Поэтому моя подруга и молчала так долго».

Сам Лайтнер тоже побаивался Фрицля. «Я боялся, что он может мстить, – признался он. – С тех пор меня постоянно мучили кошмары». Впрочем, едва ли его сожаления могут теперь помочь горю.

Он был не единственным, кто знал о тяжком положении Элизабет и ее желании покинуть родной дом. Сюзанна Порб, одноклассница и ровесница Элизабет, сказала: «Элизабет все время повторяла, как было бы здорово, если бы она могла сбежать. „Я не могу дождаться того дня, когда, наконец, буду свободна от него“ – ее слова. В шестнадцать лет она убежала в Вену, но он выследил ее там. Как было бы хорошо, если бы он тогда не нашел ее, – и ничего этого никогда бы не случалось. Она тогда устроилась работать в придорожный ресторан и начала откладывать деньги. Она планировала уйти, когда ей исполнится восемнадцать, потому что тогда отец не сможет заставить ее вернуться. Она собрала свои вещи и заставила себя попрощаться с матерью. То, что Элизабет сбежала в секту, выглядело довольно правдоподобно, потому что все знали, в каком страхе перед отцом она жила».

Было вполне понятно, почему она так рвалась прочь из семьи. «До исчезновения Элизабет рассказывала мне, что дома ее избивают, – вспоминала Сюзанна. – Впрочем, ее отец был не глуп и делал так, что учителя ни о чем не догадывались, – он никогда не бил ее так, чтобы были видны синяки. Но Элизабет никогда даже не заикалась об изнасиловании. Думаю, ей было очень стыдно».

Теплых отношений между Фрицлем и подругой Элизабет Сюзанной не сложилось. «Я приходила к ней домой несколько раз, но ее отца никогда не было дома, – сказала она. – Он не любил меня, потому что я задавала вопросы: почему Элизабет не может выйти из дому и прийти ко мне на ужин? Потом он запретил нам видеться. В школе Элизабет была не то чтобы печальной – скорее, просто очень тихой. У нее были хорошие взаимоотношения с ее братом Гаральдом и младшей сестрой Дорис».

Сюзанна, кроме того, знала, что в их семье от отцовских рук страдала не только Элизабет. «После исчезновения Элизабет я пару раз разговаривала с Гаральдом, и когда он был навеселе, то рассказал мне, как избивал его отец. Он даже сказал: „Я очень боюсь, что однажды он убьет меня“».

В 1982 году Элизабет провела три недели, спрятавшись в Бригиттенау, в 20-м квартале Вены. Полиция вышла на нее и передала на руки родителям. Постоянно и неудачно сбегая из дома, Элизабет, сама того не подозревая, помогла своему отцу обзавестись легендой, которой он будет прикрываться впоследствии, когда спрячет ее в подвале и будет держать там взаперти. Когда он объявил, что она сбежала опять, никто и не подумал усомниться в его словах; в этом вопросе она была уже не новичок. В конце концов, Элизабет была беглянкой со стажем, проблемным подростком. А со стороны казалась просто хулиганкой, которая очутилась в лапах неизвестной религиозной секты. В глазах добропорядочного населения Амштеттена она просто окончательно сбилась с верного пути, оставив на произвол судьбы своих родителей.

Вполне естественно, что девушка, которая терпит дома насилие не только физическое, но и сексуальное, будет стараться сбежать оттуда, но Фрицль утверждал, что виной всему был сложный возраст Элизабет, непреодолимая потребность в бунте, которую нужно было во что бы то ни стало подавить. «Едва Элизабет вступила в период полового созревания, она тут же перестала слушаться, она просто не выполняла ни одного из моих требований, – негодовал он. – Она могла шляться всю ночь по местным барам и возвращалась, пропахнув алкоголем и табаком. Я хотел вытащить ее из этой трясины и устроил ей стажировку в качестве официантки».

А еще он обвинил ее в «неразборчивости»: «Я всегда заботился о ее благопристойности и добропорядочности. Я рос во времена фашизма, когда строгая дисциплина играла не последнюю роль. По образу мысли я принадлежу к старой школе, которая сегодня просто перестала существовать».

После того как Элизабет вернули из Вены, первые несколько недель он не прикасался к ней, но потом, по словам девушки, все началось снова. Она решила продержаться до своего девятнадцатилетия. После этого австрийская полиция больше не будет уполномочена контролировать ее. Молодые люди от девятнадцати и старше вольны уходить из дому и направляться куда им вздумается, и полиция не имеет права преследовать их. Тем временем она записалась на обучающую программу, чтобы получить место официантки в мотеле на шоссе Розенберга, на автомагистрали А1, недалеко от Стренберга, ведущей из Линца в Вену. Вместе с другими девушками из программы она ночевала в общей комнате под кухней. После стольких лет унижений она должна была чувствовать себя освободившейся, оставшись одна. Поначалу Элизабет чувствовала себя в относительной безопасности – Стренберг был всего лишь в десяти с малым милях от Амштеттена, и отец мог по-прежнему наблюдать за ней.

Потом ее отправили в колледж общественного питания, где предоставили комнату. Юноши и девушки были разведены по разным концам колледжа, но ей удалось познакомиться с Андреасом Круциком, который обучался на шеф-повара. Элизабет произвела сильное впечатление на восемнадцатилетнего студента, который описывал ее как «красивую, серьезную и замкнутую девушку». Двадцать четыре года спустя, успев обзавестись ребенком и развестись, 42-летний Андреас вспоминает: «Мое сердце екнуло, когда я увидел ее и понял, как она прекрасна. Я завязал с ней разговор, говорил о школе, об экзаменах, пытался рассмешить ее. Я уже понял, что влюбился в нее».

Похоже на то, что его чувство было взаимным. «Я замечал, что она начала постепенно раскрываться и стала проявлять интерес ко мне, – сказал он. – Было не так просто стать близкими друг с другом, потому что в школе такие вещи были запрещены, но существовало немного возможностей обойти эти заперты. Посещать женское общежитие было строго запрещено, и любого парня, которого там поймали бы, немедленно отчислили бы из школы».

На протяжении двух нелегких месяцев учебы в колледже они часто выбирались на долгие прогулки по лесу и проводили вместе почти все свободное время. «Мы стали неразлучны», – вспоминал Андреас.