Тайна Легницкого музея - Анжелика Горбунова

— Вам знаком этот пан? — спросил полковник, указывая на «типа» из театра.

— Лично — нет, но мы давно заметили, что он следит за нами еще с Варшавы. И за все пребывание в Польше наши пути пересекались, — сказала Элла.

— Это ложь! — взвизгнул «тип». — Я действительно видел панн, но мои действия объясняются их привлекательностью! — заюлил он. Вот наглец!

— Позвольте усомниться! — холодно сказала Элла. — А как вы объясните тот факт, что, устроившись садовником, вы по ночам копаете на территории усадьбы?

— Потому что я садовник и мне надо копать лунки и грядки для новых растений, — вывернулся «тип».

— В два часа ночи? — опять спросила Элла.

Но полковник потребовал прекратить пререкания, хотя по его виду был заметен интерес к вопросам Эллы. Нас попросили объяснить все, и мы рассказали, к кому приехали в Польшу, как решили действовать, и наконец Оксанка показала медальон. Конечно же, мы не могли рассказать всю правду, а именно о видении, и поэтому родилась импровизация. Мы действовали наудачу и только лишь. Выслушав нас, полковник Гжижа переключился на «типа».

— Советую вам рассказать правду, — обратился он к нему. Тот пытался стоять на своем, то есть он де садовник, все встречи — совпадение и не больше, а в том, что он экстравагантный садовник и работает не днем, а ночью, никакой вины нет. Но тут вмешался директор музея:

— Позвольте, но даже садовнику запрещено находиться на территории усадьбы ночью. Вы же не сторож! Мы ведь не зажигаем фонари, так что же можно увидеть там, работая, как вы говорите, ночью? И наконец, откуда у вас ключи от музея?

Пока «тип» собирался с мыслями, пришел ответ на запрос полковника о Збаровском. В документах у того значился варшавский адрес. Глядя на экран компьютера, полковник нахмурился.

— Как вы объясните это, пан Войтынский? — спросил он и показал ему и всем присутствующим распечатку с портретом настоящего Збаровского.

«Тип», истинную фамилию которого мы теперь знали, стал похож на свежую гангрену, потому что иначе описать точный цвет его лица было невозможно.

Мы отсыпались остаток ночи и часть дня в отеле в Легнице. А неудавшийся пан Збаровский, в миру Войтынский, — в камере. Вслед за раскрытием его подлинного имени потянулся ряд других открытий. Тот Збаровский, чьим именем он прикрывался все эти годы, исчез при невыясненных обстоятельствах в 1981 году. Женат он не был, родных не имел. По рассказам свидетелей, его часто видели с молодым человеком, которого он представлял как друга. Они любили путешествовать и рыбачить. Из одного такого путешествия Збаровский не вернулся. Искать его было некому, друг исчез. И вот теперь этим исчезнувшим другом по описанию оказался Войтынский. После очередного допроса Войтынский сделал заявление, что Збаровского убил он. Ударил в солнечное сплетение, а когда тот потерял сознание, столкнул в воду. Причина убийства такова: Збаровский рассказал ему семейную тайну, что он происходит от незаконной ветви рода Збаровских, появившейся от связи пана с кастеляншей Зосей Ясницкой, и, возможно, ему причитается какая-то сумма от состояния, так как пан Збаровский кое-что припрятал для своего ребенка от Зоси. Эти сведения передавались из поколения в поколение. И Войтынский решился на преступление ослепленный жаждой наживы. Задуманное прошло удачно. Вплоть до сего дня никто ничего не знал об этом, а также о том, где запрятаны сокровища, так как Збаровский ничего не говорил. Начитавшись в детстве книжек на эту тему, Войтынский решил, что они зарыты.

Мы снова сидели в кабинете полковника Гжижи. Здесь же присутствовали директор музея и пани Халина с мужем, прилетевшие из Варшавы на всех парусах. Они исполняли роль понятых. Мы разложили на столе то, что нашли в тайнике и на чердаке. Над портретом склонился директор и через секунду изрек:

— Какое сходство с этой панной! — и указал на Оксанку. — Разумеется, панна более миловидна, — поспешил он добавить, так как мужественные черты Оксанкиного предка могли сделать комплимент двусмысленным.

Итак, мы с замиранием сердца приступаем к знакомству с содержанием тайника. Сначала был вскрыт мешочек. Там оказались деньги — монеты старинной чеканки, золото и серебро. В футляре, на подкладке из красного бархата, лежало бриллиантово-жемчужное ожерелье и такие же серьги. Мы перестали дышать. Наконец, третьим блюдом предстали документы. Здесь на пожелтевших от времени листах были и опись драгоценностей, и документы на владение домом и землей, и верительные грамоты, письма и — самое главное — завещание пана Збаровского, которое гласило, что в роду Збаровских, а впоследствии и Никольских устанавливается минорат. А именно безраздельное наследование переходит только к младшему в роду.

Этим же днем была поставлена на ноги вся службы розыска. По компьютерным данным, потомков рода Збаровских-Никольских в Польше не было. Последний из Никольских выехал в 1841 году в Россию. Когда узнали его имя, всем нам стало ясно, что это предок моих подруг.

Теперь мы ожидали, как распорядятся власти состоянием рода Збаровских. Мы изрядно волновались, но, видно, не напрасно проделали такую рискованную работу — удача нас не обошла.

Документы на владение домом оформлены на Оксанку как младшую из рода Никольских. По совпадению, и ее отец был младшим в семье. Деньги — только в половинной сумме, так как они уже считаются кладом, украшения же перешли в полное распоряжение панны Никольской-младшей. Оксанка, дымясь от счастья, не стала посягать на народную собственность Польши, то есть на музей-усадьбу, и он так и остался достоянием ее исторической родины. Все остальное, естественно, пришлось как нельзя кстати. Мы были в центре внимания и уже дали интервью Варшавскому телевидению. Пани Халина ходила с компрессом на голове. Такого приключения в ее жизни отродясь не было. Чтобы «скрасить» будни, которые начнутся после нашего отъезда, мы купили ей кухонный комбайн последней модели. Мы собирались домой.

— А! О самом интересном мы забыли спросить у пана Гжижи! — хлопнула себя по лбу Элла. — Откуда этот лже-Збаровский узнал о нас?

Пани Халина, улыбаясь как укротительница тигров, театральным жестом вытащила газету с огромной статьей о наших приключениях и фотографией, где мы усердно сияем счастьем. Статья называлась «Русские девушки раскрывают польские тайны».

— Да-а, — протянула я. — Прямо иллюзион «Вампир», «Коварная Матильда» или «Вечная любовь»!

Девчонки и Халина прыснули. В статье было описано все подробно. Мы попросили Халину прочесть. Наконец она дошла до интересующего нас:

— Здесь пишут, что Войтынский имел доступ к нескольким сайтам со специальной информацией. Он также узнал о последнем из рода Збаровских-Никольских и о том, что след его теряется в России. И с 1981 года он вел слежку с таким усердием и знанием дела, что это сделало бы честь ЦРУ. И вот наконец вы приехали. Но следить на месте оказалось труднее, чем вести информационный поиск. Нанимать кого-то было накладно, нужно строить достоверную легенду.

— Да-а, — снова сказала я, — Голливуд может смело просить разрешения на экранизацию. Поломаюсь немного и смилостивлюсь! — развоображалась я.

Наутро мы были на вокзале, и обнимались со всеми из семьи Жбалевских, и приглашали их в гости в Россию. Скоро подошел наш поезд. Мы плющили носы о стекло, махали руками, и я от избытка чувств чуть не пообещала есть салат из мухоморов. Вовремя опомнилась!