Гребаная история - Бернар Миньер

Вторая попытка оказалась удачной.

Если верить Бри Уэстерсби, единственной подруге Джареда, он сделал вид, что уснул, дождался, пока родители тоже отправятся спать, а потом вылез в окно и спокойно отправился на пристань. Но откуда она это знала? Если и так, то на этом он не остановился, пошел до конца и — плюх!

В общем, в этот раз Джаред смог осуществить задуманное.

Кто знает, может, он лучше других ощущал несовершенство этого мира, постигнув раньше нас его суету и бессердечие? Может, он осознал раньше остальных, что своим эгоизмом мы сами себя приговорили?..

На поминках, состоявшихся после церемонии на кладбище, присутствовал весь класс Джареда. В какой-то момент я почувствовал, что с меня хватит. Учеников словно вырядили для участия в школьном спектакле, все были в туго затянутых черных галстуках. Взрослые не находили слов: мальчик сам свел счеты с жизнью в двенадцать лет. Лив и Франс в числе немногих стояли рядом с его родителями. Ощутив потребность в глотке свежего воздуха, я вышел из дома и медленно прошелся. Хотите верьте, хотите нет, но это был практически первый день весны, очень необычной весны, никогда еще ее не видели такой. Запахи цветов перемешивались с ароматом морского бриза, небо радовало безоблачностью. Природа возрождалась, пережив зиму, и я подумал: «Если б Ларкин выжил, у него было бы на несколько хороших дней больше». Знаю, это глупо, конечно, но мне было всего двенадцать.

Я пошел по боковой аллее между дощатыми стенами, выкрашенными в желтый цвет, и высоким деревянным забором. По ту сторону стрекотала газонокосилка. Я замер, увидев неподвижные качели, на которых, судя по всему, никто не качался и которые скоро заржавеют в бездействии. А еще мой взгляд упал на велосипед и баскетбольный мяч, брошенный возле пня, — велик и мяч Джареда… Потрясенный, я какое-то время внимательно смотрел на них сквозь пелену слез, а затем двинулся дальше. Дойдя до угла дома, где старая липа отбрасывала тень на желтую стену, остановился, услышав за спиной голоса.

— Бедняга Джаред, — сказал кто-то, кажется, мальчик из нашего класса.

— Кто бы мог подумать, что у него в голове такое, — сказал второй, и на этот раз я узнал гнусавый голос Чарли Сколника, который в том году тоже учился в моем классе.

— Как такое могло случиться? — вздохнула какая-то девочка. — Он ни с кем не общался.

— Ты хочешь сказать, никто не обращал на него внимания, — возразил Чарли. — Словно его и вовсе не существовало.

Затем наступила тишина, мимо меня в весеннем воздухе, напоенном свежестью и солнцем, проплыло немного сигаретного дыма, а затем Чарли снова заговорил:

— Вы обратили внимание? Пирсон даже на похороны не пришел.

— Может, он просто не любит похороны, — заметила девочка.

— Этот Пирсон — конченый ублюдок, — процедил Чарли.

Пирсон преподавал у нас иностранные языки, и я был целиком и полностью согласен с Чарли. Этот консервативный напыщенный фанатик однажды посоветовал мне читать что-то еще, помимо Стивена Кинга. Я знал, что у Пирсона вышла книга; в библиотеке школы хранились два экземпляра — возможно, единственные, которые издателю удалось пристроить. Она называлась «Возможно, это призраки исчезнувших городов», и я уверен, что это цитата из книги другого автора, так как человек такого рода в принципе не способен на оригинальную мысль.

— Сволочь он, я понял это с первого взгляда, — подтвердил первый парень.

— Что ты думаешь о Генри Уокере? — вдруг спросил Чарли Сколник.

Я затаил дыхание, сердце бешено застучало.

— Прикольный тип, — сказал его собеседник.

— Он просто чудик, — поправил Чарли, и я покраснел до ушей.

— Почему это?

— Этот чувак, — продолжил Чарли, — никогда не тянет руку, разве что учитель сам его спросит, но, черт подери, отвечает всегда хорошо. У него отличные отметки, хотя он ни к кому не подлизывается. Вы это заметили? Преподы считают, что ему все по фигу.

— Так это высший класс, — сказал первый парень, и я почувствовал, как меня распирает от гордости.

— Он ничего так, — признала девочка, и мое сердце чуть не выскочило из груди.

— Надо бы с ним поговорить, — заметил Чарли. — Предложить куда-нибудь сходить с нами, например в лес, посмотреть на него… Что вы об этом думаете?

— А это не у него мамашки лесбиянки? — поинтересовался первый.

— И что? — озадаченно спросила девочка.

Тишина.

— То, что стряслось с Ларкином, заставило меня призадуматься, — грустно вздохнул Чарли. — Что мы о нем знали? Может, если б у него были друзья, как у нас, если б он не был так одинок и мог с кем-то поговорить, такого не произошло бы. — Последовала пауза. — Нет, серьезно, я не хочу еще одного самоубийства на этом острове неудачников.

— Пригласи его к себе на днюху, это как раз через две недели, — предложила девочка. — Вот и посмотришь.

Я услышал, что они засобирались, и по-быстрому удрал. Вот так я получил первое приглашение на день рождения за последние два с половиной года.

— Тебе нравится эта музыка?

Из динамиков будто текла река расплавленного металла, лился грубый поток язвительных насмешливых голосов и гитарных аккордов.

— Еще бы! — сказал я. — А что это?

— «Нирвана».

Он протянул мне два альбома — не аудиодиски и даже не MP3, а винил… На первой обложке был изображен младенец-пловец, пытающийся схватить банкноту, плавающую в бассейне, на второй — изящная женская статуя с крыльями ангела, разве что у нее были видны кости, вены и кишки. Чертовски красиво.

— У меня в комнате есть афиши фильмов ужасов, — сказал я.

Мы сидели в углу дивана прямо перед динамиками; на дне рождения собралось меньше народу, чем я ожидал, но полдюжины парней и столько же девочек тут точно были.

— На стенах?

— Ну да.

— Что за фильмы?