В защиту эгоизма: Почему не стоит жертвовать собой ради других - Питер Шварц

Но на этом история Кравински не кончилась.

После операции Кравински объявил о своем желании принести еще одну жертву, — он отдаст вторую почку, и не только ее. «Я мог бы спасти несколько человек, отдав им себя целиком. <…> Я просто обязан так поступить, ведь чужая жизнь столь же ценна, как и моя. Я могу спасти хотя бы трех-четырех человек»7.

Во имя блага всего человечества Кравински решил позволить расчленить себя, разобрать свое тело на «запчасти». Вам нужны почка, легкие, сердце, роговица? Кравински все отдаст. Ведь смысл человеческого существования — в служении людям. «Я готов отдать нуждающимся все, что у меня есть — свое тело, деньги, жизнь — все без остатка», — объявил он8.

У представителей цивилизованного общества людоеды вызывают ужас и отвращение, но мы почему-то превозносим дикость, происходящую у нас под носом. Нас открыто призывают делиться жизненно важными органами с другими, и мы принимаем это как должное. Более того, Генеральная ассамблея Пенсильвании назвала Кравински человеком, «являющим собой образец величайшего гуманизма»9.

Даже если Кравински добровольно отдает свои органы для пересадки, чтó это меняет? Неважно, от кого исходит инициатива — от поедающего или от поедаемого, — суть каннибализма от этого не меняется. Впрочем, у нас это называют альтруизмом. Кому-то захочется отведать нашу плоть — всю целиком, либо только одну почку; другой попросит угостить его обедом, — в обоих случаях перед нами ставится четкая альтруистическая задача: если у нас есть то, чего нет у других, мы должны этим пожертвовать. В мире альтруизма, где человек «поедает» человека, «неимущие» имеют неоспоримое право на все, чем вы обладаете. Кравински сформулировал это в одной емкой фразе: «Мы не можем наслаждаться домашним уютом, пока в мире есть бездомные. Мы не можем иметь по две машины, пока в каждой семье не будет хотя бы по одной. Мы не имеем права иметь по две почки, пока у каждого не будет хотя бы по одной»10.

Чужая потребность превыше всего. Так говорят альтруисты. Альтруизм и диктат чужих желаний

Кодекс эгоиста гласит: благо определяется объективной необходимостью поддержания человеческой жизни. Благо — это не выполнение собственных прихотей и капризов. Чтобы соблюдать кодекс эгоизма, надо понимать, чтó в ваших интересах, а чтó — нет. Человек, любящий рисковать, может сколько угодно кичиться своим эгоизмом, но на самом деле он отказывается от обоих инструментов соблюдения своих личных интересов: разума и объективного взгляда на вещи.

Истинный эгоист не бросается выполнять каждое свое неразумное желание. В ваших интересах уметь сказать «нет» своим чувствам и страстям. Зато у альтруистов все иначе: если ваш знакомый требует выполнить какое-либо его безумное желание, вы просто обязаны это сделать. Отказ будет воспринят как проявление эгоизма. Бродяга требует милостыни для покупки очередной дозы? Вы не имеете права отказать ему. Как, вы не хотите? Значит, вы эгоист. А если вы отчитаете бездельника и посоветуете ему бросить валять дурака и поискать, наконец, работу, вы будете эгоистом в квадрате. И вообще, — кто вы такой, чтобы отказывать «обездоленному», да еще утверждать, что он не заслуживает милости? Альтруизм не терпит такого наглого резонерства.

Не терпят этого и наши законодатели. В Сан-Франциско одна толстушка захотела купить франшизу на преподавание аэробики. По вполне понятным причинам ей было в этом отказано. Возмущенная женщина пожаловалась в Комиссию по правам человека, указав, что законами города запрещена дискриминация по «весовому» признаку11. Ее жалоба была удовлетворена. Другой пример. Министерство юстиции США считает, что при приеме на работу врачей не следует спрашивать, страдали ли они в прошлом наркотической зависимостью или психическими заболеваниями, потому что «это может вызвать предвзятое к ним отношение»12. Еще одна история. Строительный подрядчик, мужчина весом почти 300 кг, затеял тяжбу с администрацией Балтимора, требуя преференций при предоставлении муниципальных заказов на том основании, что он официально признан представителем «социального меньшинства» толстяков штата Мэриленд13.

Если кому-то кажется, что его потребность не удовлетворена, закон требует, чтобы вы ее удовлетворили. И попробуй только возрази, что некрасиво преследовать личные интересы при помощи шантажа и судебных разбирательств. Да и нет смысла объяснять «нуждающимся», что на самом деле они нуждаются совсем в другом: в соблюдении прав личности, признании насилия и шантажа незаконными и справедливом суде. Что нужно жить своим, а не чужим трудом, и что, требуя незаслуженного, они действуют себе во вред. Ведь «нуждающиеся» считают, что право на их стороне, а читать им нотации — эгоистично.

Служить другим — значит обеспечивать их всем, в чем они нуждаются, независимо от причин, по которым эта нужда возникла. Мы должны исполнять все их желания, и все тут. Одним словом, диктат чужих потребностей сводится к диктату чужих желаний.

Какие уж тут нравственные принципы!

А ведь только благодаря этим принципам мы отличаем добро от зла и действуем соответственно, игнорируя чужие прихоти и капризы. Нравственные принципы — вот компас, подсказывающий нам, куда идти, если мы не хотим брести, куда глаза глядят. Каждый поступок должен опираться на твердое основание, а не на мимолетный каприз. Принцип — это принцип, и отговорки типа «если нельзя, но очень хочется, то можно» не принимаются. Человек, твердо следующий нравственным принципам, никогда не отступает от них. Он не будет сегодня осуждать каннибализм, а завтра, проголодавшись, приветствовать его. Благодаря нравственным принципам мы знаем, где правда, а где ложь, и можем поступать соответственно.

Подчинять разум чувствам — значит пренебрегать нравственными принципами.

Атилла — раб эмоций, а значит, он безнравственен. Как и он, альтруисты не следуют нравственным принципам, а идут на поводу у эмоций. Вслед за Огюстом Контом, писавшем о подчинении разума вере, альтруисты твердят о необходимости подчинения разума эмоциям. Разница между атиллами и альтруистами заключается лишь в том, чьим именно эмоциям — своим или чужим — они подчиняются. Атилла обманывает, грабит и убивает, чтобы было хорошо ему; альтруист призывает нас обманывать, грабить и убивать, чтобы было хорошо другим. Школьные учителя-альтруисты ставят палки в колеса прилежным ученикам, требуя ухаживать за инвалидами в обмен на хорошие отметки. Администрация студенческого городка сама виновата в поджоге, если нанимает «бедного и несчастного» поджигателя на должность пожарника. Уважаемая компания принимает на работу убийцу (потому что тот нуждается в трудоустройстве), подвергая опасности жизни других работников.

Альтруисты поносят эгоистов за их потакание собственным желаниям, хотя сами грешат этим, правда, с одной маленькой поправкой — они потакают чужим желаниям. Но выполнение и своих, и чужих капризов одинаково безнравственно.

Кто-то может возразить: разве альтруизм — это не призыв к милосердию, смирению, сочувствию? И разве этот призыв — не свидетельство верности альтруистов нравственным принципам? Ничего подобного, ведь истинные нравственные принципы включают верность правде.

Альтруист не судит о людях объективно, — он твердит о милосердии, а на самом деле просто не хочет, чтобы мы воспринимали людей такими, какие они есть на самом деле. Альтруист призывает отпустить им все грехи, закрыть глаза на их проступки и их истинную сущность: «Обращайтесь с ними так, словно они ни в чем не виноваты. Им нужно ваше прощение просто потому, что они так хотят».

Альтруисты игнорируют факты, им подавай сострадание. Проявите понимание, говорят они. Но кого мы должны понимать? Мы готовы понять тех, кто верен правде и утверждает, что поджигатель, работающий пожарником, или слепые авиапассажиры, сидящие возле аварийных выходов, представляют угрозу для безопасности окружающих. Но нет, альтруисты хотят, чтобы мы проявляли сострадание к тем, ради кого нам придется извратить понятия добра и зла и поступиться своей честностью, оправдывая их поступки. Почему мы должны щадить чувства таких людей?

Вместо того чтобы уважать людей с твердыми убеждениями, альтруисты требуют от них смирения. «Будьте скромнее, — говорят они. — Поменьше самоуверенности. Умейте поступаться принципами. В конце концов, кто вы такие? Пожертвуйте своими убеждениями, прислушайтесь к желаниям других, даже если те неправы».

Очевидно, что опора на разум, а не на чувства возможна только в рамках этического кодекса разумного эгоизма. Лишь эгоистический подход позволяет назвать один поступок хорошим, а другой — плохим. Мерилом будет служить соответствие (или несоответствие) поступка объективным этическим нормам, а не факт удовлетворения (или неудовлетворения) чужой прихоти. Разумный эгоизм исключает конфликт интересов