Зона вечной мерзлоты - Анатолий КОСТИШИН

К Валерке подошел Хобот и томным голосом обратился к нему: «Я ведь прав, Комарик?» – его рот скривился, словно обсасывал лимонную корку – Хобот, – прорычал Валерка. – Утухни и закрой свою поганую варежку! – Голос у него был низкий и сиплый. – Мало тебе накостылял в прошлый раз, – напомнил он. – Не сокращайся и не греми костями, – Комар мигом заткнул за пояс Хобота, тот не осмелился вякнуть лишнее.

Я стоял в нерешительности, на меня с интересом пялился весь класс. Я первый раз находился в центре всеобщего внимания. Спасла математичка Галинушка, она вовремя зашла в класс, хотя и опоздала на минут десять, но для нее это было незначительно.

Тоскливее ее предмета для меня ничего не существовало. Я в математике был мореным дубом. Особенно добивали всякие косинусы и синусы. Скука смертная. Галинушка, как всегда, открыла свои записи и давай скрипеть, как немазаная телега, объясняя очередную теорему. Класс скоро впал в дремоту, изредка кто-нибудь просыпался, записывал формулу – и снова спать. Скрипела он так с полчаса. Галинушка, помешана на своей математике. Все, кто не соображал в ее предмете, были для нее тормозами. Она любила постоянно, без устали капать классу на мозги, что математика – «это же элементарно», а для меня написать сочинение «элементарно», а для нее слепить два слова на бумаге проблема. Вот и выходит, что мы с ней в принципе в равных весовых категориях: оба тормоза только по разным предметам, а если от одного тормоза вычесть другой, выходит, что мы с Галинушкой нормальные люди. Только у нее математические мозги, у меня гуманитарные.

В конце урока Галинушка, как обычно она это любила, дала самостоятельную. Я беспокойно взглянул на листок, который она мне подсунула. Попросил Элла помочь, но тот отгородился от меня баррикадой. Стало понятно: помощи не будет, и я отстал: закрыл тетрадку и молча, тупо уставился в окно.

– Тихомиров, почему не пишешь? – поинтересовался Галинушка.

– Не знаю, как решать, – с видом обреченного на казнь чистосердечно признался я.

– Домашнюю сделал?

– Нет! – закусив губу, с хрипотцой проскрипел я.

Галинушка подошла ко мне, повертела в руках тетрадь и уставилась на меня.

– Вообще, где ты Тихомиров пропадал все эти дни, – внезапно ощутив раздражение, спросила математичка. – Почему тебя не было в школе?!

Я молчал изо всех сил, стараясь изобразить жертву учебного процесса, хотя понимал, что это глупо и бесполезно: этим Галинушку не пробьешь.

– Молодой человек, я жду твоего ответа, – учительница была настойчива.

Я старался держаться как можно естественнее, и моя стойкость стала нервировать Галинушку, ее лицо стало покрываться зловещей красной пигментацией. По всему ее виду чувствовалось – скоро грянет буря.

– Долго ждать придется Галина Васильевна, – ехидно хихикнул Буек, не дав мне выдавить что-то словесное из себя. – Свободная жизнь Тихому мозги совсем вышибла.

– Буйков, – недовольно процедила Галинушка. – Я не давала тебе слово, – Буек мгновенно заткнулся.

Галинушка смерила меня холодным оценивающим взглядом. Мне показалось, что она прикидывает, стоит ли обострять разговор со мной или… но ее уже укусила муха, и понеслось.

– Ну, так я слушаю, Тихомиров твои объяснения? – звонко спросила она меня.

Наступило тягостное молчание, затем я промямлил безжизненным и неуверенным голосом:

– Мне нечего вам ответить.

– Неужели? – пронзительно воскликнула Галинушка.

– Да, – я покраснел и уставился на пол с таким видом, будто меня обвинили в причастности к падению на Землю тунгусского метеорита.

– Тогда я завтра жду твоих родителей.

Ее желание восторга у меня не вызвало.

– Ждите! – смиренно ответил я, краснея, как редиска.

И тут снова не выдержал и вмешался Буек, словно у него было недержание мочевого пузыря.

– Как же он их вам Галина Васильевна позовет, если он уже вторую неделю дома не живет, – и он притворно заливисто рассмеялся.

Я, стиснув зубы, молчал.

– Как, не живет? – щипаные брови Галинушки взлетели к потолку. – Почему? – она воззрилась на меня сквозь очки, требуя немедленного ответа.

– Не сошлись характерами, – выдавил я из себя, лишь бы Галинушка от меня отстала со своими дурацкими вопросами, но я слишком легко захотел от нее отделаться.

– И ты так спокойно об этом говоришь? – математичка изумленно уставилась на меня, как на таракана, выжившего после дезинфекции. – Как ты, однако, Тихомиров изменился. Я давно заметила, что с тобой происходит что-то не то, дерзить стал, а во что оделся, разве это школьная форма?

– Другой нет! – коротко и жестко отрезал я, мочки ушей горели, словно их прижгли огнем.

– Та-а-ак, – она смотрела на меня с растущей математической прогрессии неприязнью. – Завтра, слышишь, Тихомиров, завтра жду твоих родителей, – ее холодные глаза впились в меня, – иначе на свои уроки я тебя не допущу, – голос озабоченной учительницы долетал до меня, как из густого тумана.

Я пытался сосредоточиться, наморщив лоб. Первый раз меня публично отчитали перед всем классом. Раньше Галинушка меня не трогала, более того, часто во время самостоятельных и контрольных она подходила ко мне, внимательно изучала, что я накарябал в тетради, и молча пальцем, указывала на ошибку. Если же до меня не доходило, то шепотом, немного раздраженно, объясняла, как надо правильно решать. По математике я с горем пополам выкарабкивался на «четыре», и в этом была заслуга усыновительницы, которая засунула меня к Галинушке на репетиторство. Ума по математике мне это не придало.

Галинушка меж тем вцепилась мертвой хваткой в Комара. Валерка отличался в классе тем, что мог любого учителя заткнуть словами за пояс, поэтому его старались лишний раз не трогать, но Галинушка уже понесло. Я понял, что на мне была только легкая разминка.

– Комаров, что ты здесь написал? – математичка вцепилась в Валерку, как хищник в добычу.

– Не знаю, – Комар притворно пожал плечами. – Наверное, глупость, только не знаю еще какую? – Валерка говорил беспечно.

– Какую глупость? – не поняла подвоха учительница.

Не знаю, – располагающе улыбнулся Валерка. – Есть два вида глупости: полная и вполне достаточная. Решая ваше уравнение, никак не могу сообразить, какую же глупость я совершил, – лицо Комара излучало саму любезность и предупредительность.

– Ты что издеваешься надо мной? – Галинушка взревела, как сирена пожарной сигнализации.

– Интересная теория, – смиренно выдавил из себя Валерка.

Класс поперхнулся сдавленным смехом.

– Комаров, – не сдерживая эмоций, заорала возмущенно Галинушка. – Ты безмозглый идиот, – как паровоз, она тяжело дышала прямо в лицо Валерке.

– Разве есть идиоты с мозгами? – улыбка все еще бродила по лицу Комара. – Думаю, что вы сказали полную глупость, – Валерка не унимался и продолжал паясничать, изображая из себя святую невинность.

Некоторое время Галинушка смотрела на Комара непонимающе, но вот ее взгляд помутнел, и полился нескончаемый бурный словесный водопад. Она разорялась до самого звонка.

– Зачем ты математичку выводишь из себя, – поинтересовался я у Комара после уроков.

– Глядя, как она бесится, мне хочется крикнуть себе: «Господи, какой же я умный!»

После Пентагона, я попросил Валерку пойти вместе со мной в бассейн. Одному было страшно появляться перед грозными глазами тренера. По его серьезному лицу я сразу понял – ничего хорошего меня не ждет, и не ошибся в своих прогнозах. Комар был всегда прав в одном: лучше заранее знать, что тебя ожидает, потом легче все сносить. Тренер привел меня в свой кабинет.

– Евгений, – он на минуту помедлил, словно собирался с силами. – Пока ты не уладишь семейные проблемы, я временно отстраняю тебя от тренировок.

– Артур Иванович, – голос мой дрожал, – я не вернусь домой.

Тренер смерил меня холодным оценивающим взглядом. Мне показалось, что он прикидывает, стоит ли обострять разговор с самого начала.

– Мне некогда с тобой бодягу разводить, – Артур встал, показывая всем своим озабоченным видом, что разговор окончен. – Я все тебе сказал.

– Вам позвонили мои, да? – спросил я и посмотрел на тренера, но он ни капли не смутился, напротив, был очень спокойный и сосредоточенный.

– Нет, – покачал он отрицательно головой. – У меня из-за твоих дурацких похождений был крайне неприятный разговор с директором. Ты все понял.

Я с самым наплевательским видом пожал плечами и молча ушел из кабинета. Семь бесконечных лет тренировок пошли коту под хвост. В раздевалке меня с нетерпением ожидал Валерка.

– Ну что? – нетерпеливо спросил он меня.

– Больше моей ноги в этом бассейне не будет.

Домой мы шли грустные, настроение было подавленное. Вечером Валерка вытащил меня побродить по улицам ночного города.

Моя жизнь у Комара протекала монотонно. Ладили мы с ним отлично: он не лез ко мне с не нужными расспросами, я к нему. Отчима я практически не видел, он все время где-то пропадал. «У дружбанов», – просветил Валерка. «Закатиться к вечеру, куда он денется», – хмуро заключил он. Так и жили.