Последний мамонт - Владимир Березин

Оттого и говорили о любом прошлом как о недавно случившемся, а о знаменитостях — как о соседях.

Еськов тоже вспомнил вслух старую поговорку.

«Хочешь быстро и четко достичь цели — зови Амундсена; нужно провести научные исследования — ищи Скотта; но когда не знаешь, что делать, и ничто уже не помогает, вались на колени и моли о Шеклтоне».

— Да, я люблю Шеклтона.

— Повремените с этим, — сказал молчавший всё это время штурман.

— А что?

— Вы многого не знаете.

Его вдруг прорвало:

— Шеклтон, будучи полковником английской армии в период оккупации, возглавил операции по ограблению богатств Архангельского и Мурманского краев. Эрнст Шеклтон, национальный герой Великобритании, — в роли мародера, вот куда привела алчность!

Конецкий даже положил ему руку на плечо, успокаивая.

— Не горячись. Не надо.

— А что, думаешь, слова? Документы есть!

И документ стал ткаться из воздуха, из старой обиды и злости, будто специально его строчки ждали тридцать лет.

«Уполномоченному правительства его величества. Вам необходимо знать, что офицер Королевского флота Шеклтон, прославленный своей экспедицией к Южному полюсу, заключил с губернатором Северной области генералом Миллером соглашение о передаче в концессию Английскому акционерному обществу под председательством упомянутого Шеклтона всех богатств Кольского полуострова. Общество обладает капиталом в два миллиона фунтов стерлингов. Оно состоит из англичан с наилучшей деловой и финансовой репутацией. Концессия заключается на 99 лет.

Общество Шеклтона получает Мурманский район со всеми минеральными залежами, железнодорожную линию от Мурманска до Сороки, право вывозить лес в неограниченных размерах, строить лесопильные заводы, дороги и порты, ловить рыбу и вообще всячески использовать русский Север в интересах развития британского капитала.

Генерал Миллер получает взамен крупный транспорт продовольствия и обмундирования. Будут также доставлены иные предметы, необходимые для успешных действий русской добровольческой армии. Директор — распорядитель компании Шеклтон прибыл в Мурманск для работы. Вам необходимо поддержать среди организации русских офицеров уверенность (основанную на подлинном положении дела), что работа английских промышленников на Севере не только облегчит борьбу с большевиками на фронте, но упорядочит тыл добровольческой армии, каковой, как вам должно быть известно, носит черты беспорядка и анархии. Сообщаю вам для сведения, что флотилия его величества на реке Северной Двине пополнилась броненосной канонерской лодкой речного типа „Умбер“, пришедшей из Бразилии, и тремя номерными мониторами».

— И что? — хладнокровно сказал Григорьев.

— А то, что это донесение генерала Уолша, отпечатанное на папиросной бумаге, перехватили наши чекисты у одного офицера. А шёл офицер из Мурманска в Вологду! Офицер!

— Да ладно тебе, мы все теперь офицеры. Все, кто за столом сидит. Успокойся.

Но штурману было не до спокойствия.

— Шеклтон… Почти Нансен! Гуманист! Только Нансен ездил детей кормить, а этот вот так!

Конецкий жёстко сказал:

— Опомнись. Лет-то тебе сколько? У тебя в доме на Суворовском Шеклтон стоит? Такая толстая книжка, красивая, Владимир Юльевич Визе редактировал ещё? Всё оттого, что ты сотворил себе кумира. И сейчас ты мстишь ему за то, что он оказался обыкновенным человеком. Шеклтон так пил ещё крепко, что? А в книге полно интересных мыслей, и он ещё любил Браунинга и Теннисона.

— Нет, увы, яд капиталистической алчности растлил его душу, исследователь шестого континента стал грабителем и карателем!.. А книгу эту я переставил в самый темный угол шкафа, ибо потерял веру в его слова.

— Штурман, ты не на политинформации. Не надо тут этого, да и в других местах тоже не надо — пафосу убавьте, — тихо сказал Григорьев.

Чтобы сбавить накал разговора, Конецкий вставил:

— Я вот что скажу: Шеклтон ящик виски потерял. Мне британцы с конвоев рассказывали — на месте лагеря арктической экспедиции Шеклтон в 1907 году потерял виски марки Mackinlay’s. Подозрительный человек этот Шеклтон, вот что я вам скажу. Забыть!.. во льдах ящик!.. виски!.. Я бы принципиально устроил отдельную экспедицию поисков и спасения.

Я так вообще считаю, что самые главные люди в России — капитаны.

— А?

— Именно. Это звание специальное для подвигов — уже пообтесался, но ещё не стал думать о звёздочках больше, чем о деле.

Все главные люди русской литературы — капитаны. И в «Капитанской дочке», и Максим Максимович у Лермонтова, и капитан Тушин у Толстого.

Собственно, даже если имели другие звания — суть едина. Еськов, вы в каком звании демобилизовались?

— Гвардии капитаном.

— Вот видите?

— Нет, не вижу пока. Это всё романтика…

И, взойдя на трепещущий мостик,Вспоминает покинутый порт,Отряхая ударами тростиКлочья пены с высоких ботфорт…

— О, что вы знаете! Только не советую читать повсюду, — сказал Конецкий. Вот наш штурман только что чуть не расстрелял бумажного Шеклтона, а за этого контрреволюционера уже в вас пальнёт.

Штурман дёрнулся, но ничего не сказал.

— Так вот, молодой человек, это в городе подобное лечи подобным, это в городе мороз лишь повод к звону рюмок, а дорога между домов быстра и стремительна. Тяжелее — в дороге дальней, круче — в морском пути. Ещё тяжелее морская дорога в местах вечной зимы. Итак, мало того, что это движение на Север, но ещё и движение в прошлое.

Вы вот не помните, что раньше было такое — молодой капитан. Он был таким же символом, каким сейчас стал лётчик.

Это вам теперь не ботфорты, не трепещущий мостик, не

Или, бунт на борту обнаружив,Из-за пояса рвёт пистолет,Так что сыпется золото с кружев,С розоватых брабантских манжет.

(И Еськов понял, что не только он, но и Конецкий знает это стихотворение наизусть.)

Так вот сейчас вам вместо брабантских манжет:

Я закрою печь заслонкой,Чтоб пирог румянился.Мне, молоденькой девчонке,Водопьянов кланялся!

Моё сердце раненоЛётчиком Каманиным.Эх, попасть бы среди льдин,Да что б вылетел один!

Имеется в виду, конечно, только общественный восторг. Есть особая обывательская оптика популярных профессий. Тогда это были капитаны, чуть позже — лётчики. Затем полярники… И среди капитанов были, понятно, ужасные люди. Но когда-то принадлежность к ним была чем-то вроде принадлежности к победившей армии. Причём слово «романтика» здесь не подходит. Понятно, из каких частей состоял этот символ. Что же включает в себя образ мифологического капитана? Ботфорты, нет, ботфорты, как я уже сказал, исчезли к тому времени вместе с брабантскими кружевами, осталось давно знакомое вам, Еськов, с детства: «Над шкафом висел поясной портрет моряка с широким лбом, сжатыми челюстями и серыми живыми глазами».