Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт

— Что это за стихи? — спросила Преподобная Мать. Пауль открыл глаза.

— Просто одно из сочинений Гурни Халлека. Тональный стих, «Песня настроения для грустного времени».

Джессика, стоя за спиной Пауля, начала негромко декламировать:

Я помню дым соленый костра на берегу,И тени — под соснами тени —Недвижные, чистые, ясные.И чайки сели на краю воды —Белые на зеленом.И ветер прилетел сквозь, сосны к нам,Чтоб тени раскачать под ними;И чайки крылья распахнули,ВзлетаютИ наполняют криком воздух,И слышу ветер я,Летающий над пляжем,И шум прибоя,И вижу я, что наш костерСпалил траву морскую.

— Это самое, — подтвердил Пауль.

Старуха некоторое время молча смотрела на Пауля, потом сказала:

— Я, как Проктор Бене Гессерит, ищу Квисатц Хадераха — мужчину, который мог бы стать одним из нас. Твоя мать полагает, что ты можешь оказаться им; но она смотрит глазами матери. Такую возможность, впрочем, вижу и я; возможность — но не более.

Она замолчала. Пауль понял, что она ждет, чтобы он что-то сказал, но тоже молчал — хотел, чтобы она продолжила. Наконец старуха произнесла:

— Как хочешь… Что ж, что-то в тебе есть наверняка.

— Можно мне теперь уйти? — спросил он.

— Разве ты не хочешь послушать/что Преподобная Мать может рассказать тебе о Квисатц Хадерахе? — спросила Джессика.

— Она уже сказала, что все, кто пытался стать им, погибли.

— Но я могла бы помочь тебе кое-какими намеками относительно того, почему их постигла неудача, — сказала Преподобная Мать.

«Она говорит — намеки, — подумал Пауль. — На самом деле она ничего толком не знает об этом».

— Я слушаю, — сказал он. — Намекни.

— И быть проклятой? — Она криво усмехнулась — маска из морщин… — Хорошо же… Итак: «Кто умеет подчиниться — тот правит».

Пауль изумился: она говорила о таких элементарных вещах, как «напряжение внутри значения»… Она что, думает, что мать его вообще ничему не учила?

— Это и есть твой намек? — спросил он.

— Мы здесь не затем, чтобы играть словами и их значениями, — сказала старуха. — Ива покоряется ветру и растет, растет до тех пор, пока не вырастает вокруг нее целая роща ив — стена на пути ветра. Это — предназначение ивы и ее цель.

Пауль взглянул в лицо Преподобной. Она сказала «предназначение» — и это слово словно ударило его, напомнив о таинственном и пугающем предназначении… Неожиданно он рассердился: глупая старая ведьма, важно изрекающая банальности!..

— Ты думаешь, что я могу быть этим вашим Квисатц Хадерахом, — проговорил он. — Ты говоришь обо мне, но ни слова не сказала о том, как помочь моему отцу. Я слышал, как ты говорила с матерью — словно он уже мертв. Но он жив!

— Если бы можно было что-то для него сделать, мы бы это сделали, — огрызнулась старуха. — Может, нам удастся спасти тебя. Сомнительно, но — возможно. Но твоего отца не спасет ничто. Когда ты сможешь принять это как факт — ты усвоишь подлинный урок Бене Гессерит.

Пауль увидел, как эти слова потрясли его мать. Он гневно посмотрел на старуху. Как смела она сказать такое о его отце?! Почему так в этом уверена? Он кипел от негодования.

Преподобная Мать взглянула на Джессику.

— Ты учила его Пути — это видно. На твоем месте я сделала бы то же самое — и пусть бы черт побрал этот Устав!

Джессика кивнула.

— Но я должна предупредить тебя: следует изменить обычный порядок обучения. Для своей безопасности он должен уметь пользоваться Голосом. Кое-что у него уже есть, и он неплохо начал. Но мы-то знаем, сколько он еще должен узнать и изучить — и следует поторопиться! — Она приблизилась к Паулю и пристально вгляделась в него: — Прощай, юный человек. Надеюсь, ты сумеешь… Но если и нет — мы еще добьемся своего.

Снова она посмотрела на Джессику. Между ними мелькнуло понимание. Потом старуха развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала, шурша одеяниями. Зал и те, кто в нем оставался, словно бы уже покинули ее мысли.

Но Джессика успела увидеть слезы на лице Преподобной Матери, когда та отворачивалась. И эти слезы встревожили ее больше, чем любые слова и знаки, прошедшие между ними в тот день.

~ ~ ~

Вы прочли уже, что на Каладане у Муад'Диба не было товарищей-сверстников. Слишком много опасностей окружало его. Но друзья у Муад'Диба были — замечательные друзья-наставники. Например, трубадур и воин Гурни Халлек. В этой книге вы найдете несколько песен Гурни и сможете спеть их. Был среди его друзей и старый ментат Суфир Хават, мастер-асассин, внушавший страх самому Падишах-Императору. Был Дункан Айдахо, учитель фехтования из Дома Гинац; доктор Веллингтон Юйэ — это имя человека больших знаний и мудрости, но и имя, запятнанное изменой; леди Джессика, которая вела своего сына по Пути Бене Гессерит, и — разумеется — сам герцог Лето; к сожалению, раньше мало кто задумывался над тем, что герцог был и прекрасным отцом.

Суфир Хават скользнул в зал для занятий замка Каладан, мягко прикрыв дверь. Достоял неподвижно, ощутив вдруг себя старым, усталым и потрепанным бесчисленными бурями. Болела левая нога, некогда рассеченная еще на службе Старому Герцогу, отцу нынешнего.

«Я служу уже третьему их поколению», — подумал он.

Он взглянул через зал, ярко освещенный полуденным солнечным светом, льющимся через стеклянные панели в потолке, и увидел, что мальчик сидит спиной к дверям, углубившись в разложенные на Г-образном столе карты и бумаги.

«Сколько раз мне ему повторять, чтобы он никогда не садился спиной к дверям!» — Хават кашлянул.

Пауль не пошевелился.

Облако прошло над световыми люками — комнату, пересекла тень. Хават кашлянул еще раз.

Пауль выпрямился и, не оборачиваясь, сказал:

— Я знаю. Я сел спиной к двери.

Хават подавил улыбку, подошел к воспитаннику.

Пауль поднял глаза на немолодого седого человека, остановившегося у стола, взглянул в умные внимательные глаза на изрезанном морщинами лице.

— Я слышал твои шаги в коридоре, — сказал Пауль. — И слышал, как ты открыл дверь. Я тебя узнал.

— Эти звуки можно и скопировать.

— Я бы заметил разницу.

«Очень даже может быть, — подумал Хават. — Эта его колдунья-мать кое-чему научила мальчика. Интересно, что думает ее драгоценная Школа Бене Гессерит по этому поводу. Может, они затем и засылали сюда старуху прокторшу — призвать леди Джессику к порядку…»