Ради жизни на земле (сборник) - В. Яковлева

В 1939 году ему досрочно было присвоено воинское звание старшего лейтенанта. В 41-м его также досрочно, за образцовое выполнение боевых заданий, произвели в капитаны. А в октябре 42-го он уже был майором.

В августе 1941 года Идрисова представили к награждению орденом Ленина.

Но чем выше давалась оценка его боевому мастерству, тем строже относился к себе Ирмухан Бекенович. В нем горела неукротимая жажда профессионального роста, потому что каждый бой с опытным, технически оснащенным врагом Идрисов рассматривал как новый экзамен своим познаниям в ответственной науке побеждать.

И все-таки война есть война. Это тяжелейшее испытание не обходится без жертв. 25 сентября 1943 года, выполняя задание командования, майор Идрисов погиб при катастрофе самолета ЛИ-2. Боевые друзья похоронили его в совхозе «Украина» Харьковской области.

Но со смертью героя не умерла его слава. Памяти об этом прекрасном человеке бережно хранят все те, кто его знал.

Н. МАСЛОВ, лейтенант корабельной службы запаса

ТАЛИБАЙ ИЗ ДОМА ПАВЛОВА

В книге «Начало пути» маршала Советского Союза В. И. Чуйкова, бывшего командующего 62-й армией, оборонявшей Сталинград, есть проникновенные строки о беспримерном героизме рядовых защитников города.

«Кому не известно легендарное имя сержанта Якова Павлова? — пишет маршал. — Свыше 50 дней без сна и отдыха горстка храбрецов во главе с Павловым удерживала в центре города дом, который имел важное значение в обороне, занимаемой дивизией Родимцева. Гитлеровцы обрушили на этот дом лавину бомб, мин, снарядов, но не смогли сломить стойкость его героического гарнизона». «Дом Павлова» оставался неприступным. Его защищали простые советские солдаты, верные сыны многих народов нашей страны: русские Павлов, Александров и Афанасьев, украинцы Сабгайда и Глущенко, грузины Мосияшвили и Степанашвили, узбек Тургунов, казах Мырзаев, абхазец Сукба, таджик Турдыев, татарин Рамазанов и другие их боевые товарищи.

Небольшая группа обороны одного дома уничтожила вражеских солдат больше, чем гитлеровцы потеряли при взятии Парижа».

Первый раз я увидел его в степи на гнедом коне. Залитый лучами заходящего солнца, на фоне догорающего дня он казался монументом, отлитым из бронзы. Мне сказали, что это и есть тот самый Тали-бай Мырзаев, о котором упоминает в своей книге маршал Чуйков. Еще с минуту я любовался всадником. Широкоплечий, плотно сбитый, он будто сросся с гнедым. Когда обернулся, его широкие брови удивленно приподнялись. Он наклонился, протянул руку и крепко стиснул мою ладонь. Суровое на вид, загорелое лицо осветилось добродушной улыбкой.

Рядом паслось огромное стадо коров.

— Вот мое любимое дело, — сказал Талибай. — Даже в окопах Сталинграда мечтал, если останусь живым, снова вернуться в родную степь, ходить вот за этим стадом, любоваться красками неба, слушать тишину. Человек рожден для мира. Может, потому и дрались мы насмерть, что уж очень любим мир.

Потом я сидел в жарко натопленной комнате Талибан. Рассматривал сталинградские фотографии, боевые реликвии прошлого и слушал хозяина, участника минувших битв.

По степи нестройным шагом идут солдаты. Пыль поднимается из-под ног, застилает глаза, першит в горле. Вот уже несколько дней 149-й запасной армейский полк совершает форсированный марш от Воронежа к Сталинграду. Припадая на левую ногу, шагает и Талибай Мырзаев. Он уже стреляный солдат. А вокруг немало безусых юнцов, знающих о войне только по газетным страницам, книгам или кинофильмам. На привалах молодежь окружает Талибан, и он неторопливо с восточным выговором ведет беседу:

— Главное — не бояться. Страх в бою не помощник. Враг — он тоже живой человек. Твоя смелость силы у него отнимает. Струсишь — сделаешь врага храбрым.

Талибай в армии уже третий год. Еще в 40-м его призвали на действительную. Под Полтавой принял боевое крещение. В нескольких жестоких схватках с фашистами был ранен. Первые встречи с врагом не запугали воина, а лишь прибавили хорошей злости и разбудили солдатскую смекалку.

И вот теперь, после госпиталя, Талибай Мырзаев шагает навстречу новым боям. Под Сталинградом ожидается горячая схватка. В войсках об этом городе только и говорят. У гитлеровцев на него большие виды: с захватом Сталинграда перерезаются коммуникации, связывающие Москву с югом.

— Если фашистам желаннее всего Сталинград, — говорили на привале солдаты, — то уж мы-то от него отступаться никак не должны.

К концу последнего дня пути перед полком открылся город, над которым кружили вражеские самолеты, бухали взрывы и расстилался черный дым.

Переправлялись ночью на лодках. Талибан определили во второй батальон 42-го гвардейского стрелкового полка 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева, оборонявшей центр города. Командир батальона выстроил небольшой отряд новичков, среди которых стоял и Мырзаев.

— Пойдете в дом сержанта Павлова. Очень важный объект. Удержать его надо любой ценой.

Вечером под покровом темноты через груды развалин пробрались к дому. Это было четырехэтажное здание, когда-то жилое, а теперь зиявшее темными проемами окон. Восточная сторона его была обращена в сторону Волги, а западная возвышалась над центральной площадью имени 9 Января. Через эту площадь и стремились фашисты пробиться к реке, разрубить надвое боевые порядки 62-й армии, оборонявшей город, и уничтожить по отдельности. Эти планы врага надо было во что бы то ни стало сорвать. И дом, из которого обстреливалась вся площадь, оказался очень важным оборонительным объектом.

Вот уже неделю отделение Якова Павлова, отбив дом у врага, удерживало его, отражая яростные атаки. Положение усложнялось. Боеприпасы были на исходе. Сержант послал донесение с просьбой о подкреплении. Командир полка И. П. Елин сразу же оценил важное положение захваченного Павловым дома и решил превратить его в укрепленный узел. Сюда были направлены пулеметный взвод лейтенанта Афанасьева, минометчики, бронебойщики с противотанковыми ружьями, снайперы и три опытных автоматчика: Мырзаев, Мосияшвили и Турдыев. Пополнение встретил сам Павлов. Он ласково дотрагивался до автоматов, пулеметов и возбужденно говорил:

— Ну, братцы, и зададим же мы теперь гадам!

Гитлеровцы, видимо, спохватились, что упустили очень выгодный рубеж. В первый же день по прибытии нашего подкрепления на дом обрушился шквальный огонь пушек, автоматов, минометов и пулеметов.

— Приготовиться! — скомандовал Павлов. — Сейчас поползут.

Из вражеских траншей на противоположном конце площади выкатилась темная волна гитлеровцев, за ней вторая, третья. Они растекались по всей площади. В неожиданно наступившей тишине различалось уже цоканье кованых каблуков о мостовую. И вдруг страшный треск разрезал тишину. Все автоматы и пулеметы разом ударили по площади. Талибай не спешил, старался вести прицельный огонь. Через час атака была отбита, а вся площадь покрылась трупами. Но смириться с потерей именно этого дома фашисты не хотели и посылали на штурм все новые силы. Несколько дней и ночей продолжались их атаки. Талибай едва успевал набивать диски патронами. Уже давно был потерян счет убитым, а вражеские солдаты все ползли, подгоняемые окриками офицеров. Однако сломить оборону гвардейцев с ходу им не удалось. Началась длительная, с частыми атаками, осада. Теперь уже фашисты не решались высовываться днем. Каждую третью ночь перед рассветом начиналась атака с предварительной артподготовкой. Казалось, в доме не осталось ничего живого, все разбито снарядами и минами. Но как только гитлеровцы поднимались в атаку, их опрокидывали меткие пули защитников.

«Дорогой смерти» назвал тогда враг путь к Волге. В дневнике одного убитого вражеского офицера была прочитана любопытная запись: «Русские — это не люди, а какие-то чугунные существа, они не знают усталости и не боятся огня. Мы истощены до предела, от нашего полка едва ли осталась полная рота. Если все дома Сталинграда будут так обороняться, то из наших солдат никто не вернется в Германию. Сталинград — это ад!»

Фашист и на пороге смерти оставался фашистом: в себе он видел человека — существо тонкое: оно и телом устает, и духом мучается. А противостоят ему, конечно же, не люди; так мудрено ли надломиться перед их «чугунностью»? Он и мысли не допускал о том, что защитники Сталинграда по-человечески страдают и от ран, и от голода. Но сильнее мук физических советских воинов жгла боль души за страдания Родины. Эта-то боль и удесятеряла силы гарнизона дома на площади имени 9 Января. Талибай и сейчас видит перед собой могучую фигуру пулеметчика Ильи Воронова, вставшего во весь рост в порыве священного гнева. Весь израненный, с подбитой рукой, истекая кровью, он зубами вырывал кольца гранат и одну за другой посылал в гущу ненавистных врагов.