Герои и предатели - Павел Яковенко

Но это все в будущем. А пока Мищенко вошел в вагон, прошел по коридору, по мягкому красному ковру, и зашел в свое купе. Он был один, но полка была верхней. Олег забросил сумки наверх — в тот внутренний проем, где обычно лежат шерстяные одеяла, и присел к окну.

До отправления оставалось минут пять, и у него уже мелькнула мысль, что отправится он, как минимум, сейчас, один, но тут в купе ввалились сразу трое — молодые, черные и небритые дагестанцы. Они шумно расселись, переговариваясь на своем тарабарском наречии, и пока не обращая на попутчика никакого внимания.

На всякий случай Мищенко заранее оценил каждого из них — если придется драться, то кого вырубать первым?

Двое не производили впечатления: какие-то они были худосочные, можно даже прямо сказать — костлявые, с сухими шелушащимися губами и нездоровым блеском в глазах. И только третий был полной им противоположностью — крепкий, сбитый, с буграми мышц, не скрываемыми покровом безрукавки.

«С этим придется тяжело», — пришло Олегу в голову. — «Он самый опасный». И кстати, к добру или к худу, но этот даг был самым молчаливым из всех, и меньше всего прыгал и скакал.

Несмотря на жару, Мищенко был одет в легкую, светлую курточку. У нее были удобные внутренние карманы, где можно было держать документы и деньги. Но был и еще один важный карманчик.

«Если бы знал заранее», — с сожалением подумал Олег, — «переложил бы во внутренний карман кастет». Кастет был, но лежал он на самом дне сумки, под новым, недавно купленным, и еще ни разу не надетом, камуфляжем. Мищенко хотел появиться в новой части во всем новом, словно начать новую жизнь — с чистого листа. Только берцы он хотел оставить старые — еще из училища. Они хотя и выглядели теперь не очень презентабельно, но ничего лучшего в ростовских магазинах лейтенант не нашел. Обувь или выглядела убого, или качество ее производило удручающее впечатление.

И было просто здорово, что у Олега была настоящая, кожаная портупея. Все, что сейчас можно было купить, настолько разило кожзаменителем, что это было просто неприлично.

Так вот, кастет был надежно упакован, и вытаскивать его прямо на виду у сомнительных попутчиков лейтенанту не хотелось. Это называется — провоцировать. Мищенко только мог ждать развития событий, и закусывать губу. И как ему не пришло в голову, что уже в купе будет такое опасное соседство!

Честно говоря, купе стоило недешево, видимо, это его и расслабило.

«Зачем эти странные даги купили такие дорогие билеты?» — недоумевал он. — «Им что — не нравится плацкарт?». Позже он узнал ответ, но это знание его не сильно обрадовало. И то правда, зря что ли умные люди давным-давно уже сказали — «Во многих знаниях есть многия печали»?

Несмотря на то, что попутчики общались на незнакомом Олегу языке, ругались матом они по-русски. Почти перед отправлением все трое все-таки вышли из купе. Этих минут хватило Мищенко для того, чтобы метнуться к сумке, нащупать кастет, и переложить его во внутренний карман. После этого он занял прежнее положение у двери, и закрыл глаза.

— Здорово, брат! Все молчишь? Как зовут?

Молодые люди вернулись почему-то повеселевшие, довольные, и необыкновенно общительные. Мищенко, не зная, чего от них ожидать, отвечал коротко, по делу, не впадая в подробности, но и не отделываясь односложными ответами.

Он сказал, что закончил военное училище, и теперь едет к месту службы в город Махач-Юрт.

— О, я служил там! — обрадовался самый крепкий из парней. — Привет передавай прапорщику Маге Магомедову. Вот такой мужчина!

Два других парня не служили, и, судя по их странным репликам, и не собирались этого делать.

«Черт! Придется не спать всю ночь», — подумал Олег. — «Что от них ждать? Если что — буду ногами с верхней полки бить. А потом кастетом!».

Попутчики отвлеклись, достали огромную дорожную сумку, начали копаться… Потом подняли головы, изумленно посмотрели друг на друга… Один из них — поменьше ростом — начал орать на другого, причем незнакомые слова густо перемежались матерными.

Дверь в купе распахнулась.

— Э, совесть имейте, да! — сказал огромный пожилой дагестанец, заполнивший всю дверь своим огромным пузом. — Здесь женщины едут, дети…

Потом он также перешел на какой-то кавказский язык. Молодежь сначала взъерепенилась, но потом как-то съежилась, и забормотала что-то извинительное. Крепкий вывел пожилого в коридор, обнял его за плечи, начал что-то объяснять, оживленно жестикулируя… Пожилой кивнул, и ушел.

Крепыш вернулся. Попутчики сидели пасмурные, настроение у них резко испортилось, это было явно видно, но теперь они молчали, просто смотрели в окно.

Зашел проводник, («не проводница» — отметил Олег), собрал билеты, взял деньги за белье, предложил чаю. Все четверо отказались.

Через час парни внезапно снялись с места, и куда-то ушли. Олег остался в купе один. Сначала он ожидал их возвращения с минуты на минуту, но они все не появлялись, и, в конце — концов, ему пришло в голову, что они исчезли надолго.

Спать он все — равно опасался, но усталость последних дней давала о себе знать — глаза наливались тяжестью, неумолимо клонило в сон… Мищенко заснул. Снился ему дом — тот еще, в Казахстане, вся семья сидела за праздничным столом, пришли гости, соседи; приехал дядя из Красноводска, большой, шумный. Напился, стул перевернул…

Нет, это не стул перевернулся. Это вернулись попутчики. За окном догорала вечерняя заря, в купе гулял ветерок, принося вместе со свежестью неприятный привкус копоти, стучали колеса… Молодцы были явно навеселе, но еще не в том состоянии, когда ноги носят, а голова не соображает.

Олег забрался на верхнюю полку, и попробовал притвориться спящим. Они окликнули его, но он промолчал, и они внизу опять зашебуршали о чем-то своем. Потом дверь в купе закрылась, явно щелкнул замок, и вот тут Олег напрягся. Остатки сна мгновенно вылетели из головы. Сердце застучало как бешенное, но контролировать свое дыхание Мищенко продолжал по-прежнему — «вдох — выдох; раз-два-три; раз-два-три…».

Левой рукой, лежащей у стенки, лейтенант нащупал кастет… Но нападать на него никто, по крайней мере, пока, и не собирался. Прошло несколько минут, внизу, у столика, ощущалась напряженная, сосредоточенная возня… Олег очень аккуратно, почти бесшумно перевернулся на другой бок, и осторожно приоткрыл глаза…

М-да… Вот уж чего он не ожидал, так вот именно этого. Двое доходяг кололись. Они разложили шприцы, жгуты, какие-то склянки с жидкостью. Крепыш с пьяной улыбкой смотрел на все это, слегка поматывая головой. Видимо, Мищенко для них на какое-то время перестал существовать.

Уяснив ситуацию, Олег сначала расслабился… А потом снова напрягся. И еще как! Ему пришло в голову, что теперь от этих неадекватов можно ожидать чего угодно. Что им привидится ночью, в наркотическом бреду? Вытащат нож, кинутся на него. А этот — третий — их поддержит. Вот черт! Вот поездочка в фирменном поезде! Лучше бы он в плацкарте поехал, ей Богу! Было бы много народу, это точно, но, по крайней мере, вряд ли там эти кадры решили бы ширяться. Вот почему они купили себе не плацкарт, а купе. Дорого, зато никто не видит и не мешает.

У Олега теплилась только одна надежда — что сейчас наркоманы покайфуют и уснут. Но спать он все равно не собирался. Да и сон как-то сам собой улетучился. За окном совсем стемнело, иногда только в окно били огни проносящихся мимо станций. Внизу стало тихо. Только за стенкой, видимо, вскрикивал во сне ребенок.

Мищенко постарался думать о чем-то приятном… Но что-то ничего хорошего в голову не лезло. Впереди была полная неизвестность, служба в каком-то незнакомом городе с сомнительной репутацией… Что там за отцы-командиры, что за личный состав… Где нужно подстроиться, кому сразу рога обломать, чтобы не борзели. Одни вопросы и проблемы впереди. Эх, жизнь военная… Может, надо было остаться в училище, вроде бы намекали… Надо было приложить некоторые усилия…

И все-таки он заснул. Сам и не заметил как. Приснился ему почему-то осьминог, который в глубине океана, на чудовищной глубине, схватил его за горло, и начал душить… Олег рванулся наверх, прорезая толщу воды, но щупальце сжималось все сильнее…

Это был не осьминог, это была подушка, наброшенная ему на лицо. Ноги крепко держали. Но ребята просчитались. Не так-то легко удержать хорошо тренированного разведчика — каратиста. Он рванулся, высвободил одну ногу, и ударил. Куда-то попал, раздался треск и вскрик. Освободилась вторая нога. Он изогнулся, и ударил ногами, ориентируясь на туда, где должен был бы, как ему казалось, стоять человек, державший подушку. Удар был не самым смачным, скорее, попал по касательной, но хватка ослабла, и чуть освободив лицо, Олег смог вдохнуть. Это придало ему сил, а страх и ярость ее почти удвоили. Крепыш, (ну а кто еще мог держать подушку), получил кастетом в лоб, и отвалился на пол с глухим стуком.