Без права выбора (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa"

— Лисая, — развеял мои мысли опустошенный голос отца.

Он вдруг обнял меня крепко-крепко. Я на миг растерялась, впервые встретив в нем подобную нежность, как вдруг услышала тихое:

— Я оспорю, обращусь в суд. Крепись, дочка.

Но стоило ему дернуться назад, как я прижалась к нему в ответ. Еще по прибытию сюда поняла, что из разговора не выйдет толка, потому уже знала, как хочу поступить.

— Можно сбежать?

— Сообщу Фрэду, — дал он согласие и отстранился.

А после отец ушел, попросив графа лично провести его. Я слышала удаляющиеся шаги отца. Стояла, будто вкопанная, и теперь смотрела вниз, не смея поднять глаза. Прощалась…

Вскоре сзади еле уловимо заскрипели половицы. Я не шевельнулась, понимая, что в гостиную вернулся Агфар, и даже не проследила за ним взглядом, когда он проходил мимо. Продолжала гипнотизировать резную ножку кресла. Мои эмоции притихли, затаились. Внутри чувствовалась пустота.

Мужчина остановился возле небольшого столика у камина. Зазвенел хрусталь. Граф наполнил бокал, отпил, продолжая нарушать тишину.

— Иди. Молли проводит тебя в комнату.

Я подняла глаза.

— Не упивайтесь победой раньше времени, милорд.

Граф повертел в руке бокал и отставил обратно на поднос.

— Увы, для победы нужно сражение, а для сражения необходим противник, — заметил он, намекая на мою ничтожность. — Ступай.

Слова о том, что он нажил себе врага и боя теперь не избежать, уже вертелись на языке. Однако я смолчала. С одной стороны, ничто не ранит больнее, чем удар в спину от девушки, которую не воспринимаешь всерьез и не считаешь за способную взять в руки нож. А с другой — Агфар прав. Сражения нет и не будет, так как я не собираюсь в нем участвовать, хотя невольно стала его противником. Зачем тратить последние крохи жизни на бессмысленную борьбу? Я лучше убегу к дядюшке Фрэду и сполна наслажусь отведенным мне временем, чем проведу хотя бы один день в компании этого надменного типа.

— Хорошего вам дня, милорд, — поклонилась я и отступила к двери.

«Надеюсь, он последний, когда мы с вами видимся».

Тянуло отправиться за отцом. Выбежать на улицу, остановить, забраться к нему в экипаж и покинуть этот мрачный дом. Забыть о переполняющей его тишине. Выкинуть из памяти серость стен и резко контрастирующие пятна белого света на полу, а также множество темных углов и взирающих свысока мужчин на картинках. Вот только слова графа не имели второго дна. Моя свобода теперь в его руках.

Я шла за служанкой и смотрела ей в спину. Видела, насколько она напряжена, но была полностью погружена в собственные мысли. Вытесняла из памяти недавний разговор. Искореняла чувство гадливости.

Зачем графу было врать, что я хотела стать его лифарой? Он даже бровью не повел, когда говорил о своих чистых помыслах и выборе самой эши. Это ведь не так! Агфар что-то задумал. А дар Айны не может иметь своей воли и всецело подчиняется хозяину. Особенно такому человеку. Иначе черная овчарка с тлеющими угольками вместо глаз не лежала бы спокойно у входа в гостиную.

Я едва не простонала, когда мы дошли до широкой лестницы. Посмотрела на парадную дверь. Подавила порыв броситься к ней и вырваться на свободу, а не покорно шагать в свою будущую клетку.

Да, все-таки эши — проклятье.

Почему все супружеские пары не могут быть такими, как мой отец и мачеха? Нет дара — нет проблем. Они без опаски, даже не являясь друг другу парой, могут заводить детей, рука об руку шагать вперед и не опасаться будущего, в котором придется потерять любимого…

Эх, не самый лучший пример.

С самого появления в нашем доме Найриты я воспринимала ее как родную мать. Слушалась, делилась секретами, бежала к ней за советом. А также рассказывала о своих страхах.

С каждым годом мой белый знак Потоков становился все бледнее. Я то радовалась, то билась в истерике. А о знаке Пары и говорить нечего. Он с некоторых пор вообще перестал появляться даже на мой день рождения. Найрита выдвинула предположение, что всему виной постепенное уменьшение количества эши, из-за чего и тускнела татуировка. Я же поверила, нет, даже с радостью приняла ее ложь за правду.

А едва мне исполнилось восемнадцать, я пришла к мачехе с радостной вестью: знак на запястье полностью исчез. Поделилась предположением, что по итогу смогу без опаски выйти замуж. Помню, как восхищалась новыми возможностями: прожить до старости, найти любимого человека, увидеть внуков…

Но наш разговор услышал отец.

— Дар Айны навечно с тобой, дочка, — тогда произнес он и спросил: — Откуда у тебя появились такие мысли?

Слово за слово — и вскрылась правда. Найрита, мать семерых детей, выносливая и довольно строгая женщина, в тот день разрыдалась у папиных ног. А я увидела ее другими глазами. Встала тростинкой возле окна, готовая сломаться от малейшего дуновения ветра, и неотрывно смотрела на женщину, которую некогда считала хоть не родной, но матерью. А в голове крутилась мысль: «Обменяла, как скотину на рынке…»

Предательство бьет в самое сердце. Оно оставляет раны, которые часто гноят и кровоточат. А также ломает и меняет человека, убивает светлые чувства, разрывает душу, гнет даже самого сильного человека к земле. Но я всегда была слаба.

Тогда, в день своего восемнадцатилетия, мне показалось, что весь мир от меня отвернулся. Теперь же придерживалась другого мнения. Это не он, а я! Отгородилась, закрылась на тысячу замков, уничтожила малейшую возможность достучаться до себя.

Я усмехнулась, поднявшись на еще одну ступень в доме Агфара. Мир на самом деле прекрасен, но многие личности в нем с гнильцой. Будь то Найрита или граф Фаргос. От таких стоит держаться подальше и не иметь никаких общих дел, чтобы в один прекрасный момент снова не начать замуровываться за высокими неприступными стенами из-за очередного удара в спину.

— Молли, зайди ко мне, — вырвал меня из раздумий женский голос. Он прозвучавший из комнаты с настежь открытой дверью. — И гостью нашу приведи.

Служанка обернулась, поманила меня за собой. Не ожидая ничего хорошего, я преодолела последние ступени и зашла в просторные, выбивающиеся из интерьера этого дома покои. Все яркое, светлое, без единого темного элемента. Белый и золотой. Мягкая софа, струящийся прозрачный балдахин над широкой кроватью, ковер с высоким ворсом и витающий здесь запах лаванды. Я будто попала в другой мир.

— Лисая, — с улыбкой на устах произнесла графиня и взмахом руки остановила горничную, которая расчесывала ей волосы. — Ступайте, подождите в коридоре.

Обе служанки спешно удалились. А едва закрылась дверь, как выражение лица женщины изменилось, явив мне истинное отношение жены к лифаре.

И немудрено, ведь ей уже нашли замену. Я — «невеста», которую приберегли на потом. Притом что супруга еще ходит, дышит и, судя по отсутствию живота, пока не в положении. Пять лет… или десять. Обычно титулованные люди заключали сделки перед бракосочетанием, и суть их зависела от того, обладает ли девушка даром. Если из богатой семьи, то отец в ответ приплачивал немалую сумму, чтобы отсрочить смерть своей дочери на как можно более долгий срок. В ином случае уже платили только женихи. Девушки, не обладающие эши, которых не нужно беречь… Они как бабочки-однодневки. Забеременели, выносили и умерли, родив породистое потомство. Правда, если мать и отец с даром Айны, то и эши у ребенка больше, и перспективы у него выше.

— Доброго дня, миледи, — вспомнила я о манерах и сделала неглубокий поклон.

— Лисая, — недовольно произнесла графиня, поднялась.

Она даже в домашнем халате смотрелась величественно. Перекинутые через плечо светлые волосы доставали до бедер. Они частично прикрывали высокую грудь и стройную талию, подчеркнутую поясом.

Женщина скользнула по мне оценивающим взглядом. Задержалась на обуви, руках, лице и осталась довольна увиденным.

Мое черное в серую крапинку платье уступало даже халату графини. Волосы заплетены в косу и уложены в тугой пучок. На ногах легкие сапожки на тонкой подошве. Под глазами еще остались тени после недосыпа, а губы были покусаны и обветрены из-за недавнего волнения перед предстоящей встречей с Агфаром.