Байки старого боцмана - Сергей Стеблиненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь через неделю судовой врач заменил фанерную дощечку, прибинтованную этим эскулапом к поломанным ребрам Семена, на полноценный гипс.
А боцман Будько отделался легким испугом, если не считать, стершейся татуировки линкора, еще недавно украшавшей его загорелый живот.
Часть вторая
Золотые деньки кочегара Гранитова
Пока наши герои исцелялись у ветеринара, кочегар-орденоносец изучал птицеводство путем приведения технического состояния птичьего двора в соответствие с лучшими мировыми образцами. За несколько дней был проделан изрядный объем работы: утеплен инкубатор, отремонтирована крыша птичника, залатан забор…
Честно говоря, руками Гранитов мог делать всё. Недаром орден ему вручал не кто иной, как тов. Каганович. О дружбе кочегара с этим замечательным государственным деятелем знали теперь все, от желтоголовых наседок, до лохматого пса Питирима, воюющего с блохами методом периодического покусывания спины ниже области хвоста. Породы Питирим не имел никакой, а пресловутая лохматость была вызвана вечной немытостью. Родился пес гладкошерстным, но последующая жизнь оказалась настолько насыщенной, что шерсть стала дыбом, слежалась и теперь лезла крупными клочьями вместе с населявшей ее живностью.
Самым преданным слушателем Гранитова была старшая птичница Степанида, девица знатная, не обделенная ничем, кроме мужа. Проведя всю жизнь среди сельских петухов, она чувствовала, что на этот раз поймала за хвост натурального сокола.
Во-первых, кроме сестер Семитяжко, никто правительственных наград не имел.
Во-вторых, тов. Кагановича в селе не только не видели, но и не слышали.
И, наконец, в-третьих, такого физически крепкого мужика в этих краях не водилось уже лет десять. Последнее наблюдение оказалось наиболее важным и требовало срочной изоляции кочегара от потенциальных конкуренток.
Как и любую серьезную птицу нашего «сокола» нужно было приручить.
Для начала Степанида решила Гранитова. После пребывания в бане, сопровождаемого дегустацией домашней бражки, кочегар выглядел, как новенький пятак, блестящий и звонкий.
За обмывом последовал откорм, затянувшийся подозрительно долго. Загадочный сокол ожидаемой реакции не проявлял – он ел, пил, но… не приставал. Как ни старалась Степанида, рефлексы Гранитова были настолько условны, что не выказывали никаких признаков. Как вы догадались, после обмыва и откорма последовал элементарный запой, который длился добрые две недели с редкими и непродолжительными перерывами.
Первый перерыв Степанида заполнила прогулкой по главной улице, с последующим обзором достопримечательностей, т. е. на глазах подруг и недругов, предъявила свои права на захваченного врасплох мужика.
Второй был посвящен делам политическим, с водружением букета незабудок к подножью памятника тов. Сталину и беседой у плетня с населением о дружбе вверенного ей мужчины с тов. Кагановичем.
Третьего перерыва не получилось в связи с чрезвычайной кратковременностью. Кочегар уже было дошел до ворот, но моментально вернулся по причине возникшей жажды. Из запоя Гранитов уже не выходил, а сознание к нему не возвращалось.
Все это время, Степанида бегала на ферму, выполняла работу за себя и за того парня, который спал на ее пуховой перине, опохмеляла его в редкие минуты просветления, отпаивала свежими яйцами и стойко слушала очередную историю о тов. Кагановиче.
В один прекрасный день, когда терпение Степаниды лопнуло окончательно, а запасы самогона подошли к логическому завершению, вывела птичница нашего сокола в чистое поле.
– А что, куры нынче не несутся? – искренне удивился кочегар.
– Как нестись, если нынче петухи только пьют, да хвалятся. Так что отправляйся к тов. Кагановичу и скажи, чтобы таких…, как ты, в Малаховку, больше не присылал.
Остальные слова в адрес Гранитова написал уже председатель колхоза им. Амундсена лично. Письмо на имя капитана содержало полный перечень трудовых подвигов кочегара, учитывало мнение птичницы Степаниды, и было наполнено такими эпитетами, что не подлежало малейшему разглашению.
Между прочим, на птичьей диете Гранитов явно похорошел, повеселел и стал пить ещё больше. Ровно на один тост: «За богиню Артемиду да птичницу Степаниду».
ИЗ ЖУРНАЛА ПРИЕМА ПО ЛИЧНЫМ ВОПРОСАМ
«Заявление
Прошу принять меры к штурману Гринько П.П. по причине бездушного отношения к жене Гринько С.К. при приобретении товаров первой необходимости.
Вышеупомянутая гражданка была встречена мною на рынке с авоськами. Общий вес транспортируемых ею продуктов значительно превысил допустимые нормы подъема тяжелых грузов для лиц, пребывающих в декретном отпуске. На мой вопрос, почему находящийся дома штурман Гринько П.П. не участвует в данной транспортировке, Потапова ответила, что профессия штурмана связана с применением точных приборов, в частности секстана, что не позволяет поднимать авоськи с личными продуктами свыше 2 кг по причине соблюдения техники безопасности.
Надеюсь, недостойный поступок Гринько П.П. вызовет справедливое возмущение трудового коллектива.
С уважением, Доброжелатель»
«Из протокола собрания
Слушали:
О недостойном поведении штурмана Гринько П.П. в быту.
Постановили:
В связи с невозможностью подъема Гринько П.П. авосек с личными продуктами весом более 2 кг по причине соблюдения техники безопасности при работе с точными приборами, направить Гринько П.П. в помощь артельщице Власенко З.К. для переноса мешков с общественными продуктами весом свыше 50 кг»
Байка четвертая
БАЛТИЙСКАЯ ВЕСНА
Часть первая
Купальный сезон
Было это в те годы, когда космополиты возвращались из дальнего «космоса», а врачи-вредители примеряли пропахшие нафталином белые халаты. Незаметно для окружающих заполняли они опустевшие квартиры, насыщая узкое пространство старых переулков ароматными запахами натурального куриного бульона и фаршированной рыбы.
Со времен Моисея их реабилитировали неоднократно, но всегда это происходило тихо, можно сказать, по-домашнему. Теперь они могли жить, есть, спать и даже работать, как все нормальные люди. Только в отличие от других, они твёрдо знали, что рано или поздно за ними обязательно придут.
