Глаз павлина - Уильям Гордон

— Нельзя мне по-другому,— серьезно ответил парень.— Мне моя вера работать запрещает.

— Что это за вера такая? — Конан недоверчиво посмотрел на Ишмаэля.

— Мы поклоняемся Белу Ловкачу,— гордо выпятил грудь Ишмаэль.— Самому умному, ловкому и удачливому из всех богов!

Конан, естественно, слышал о Беле, которому молятся некоторые кочевники-зуагиры и воры на побережье Западного моря, но ему даже и в голову не могло прийти, что существует целая религия, живущая по его заветам и объявившая воровство богоугодным промыслом.

Ишмаэль объяснил Конану, что он происходит из благополучной во всех отношениях семьи. Вот только чтят в этой самой семье бога воров Бела.

— Нам, знаешь ли, тоже нелегко приходится,— продолжал Ишмаэль.— Не жизнь, а сплошная мука! Наша вера не только запрещает покупать любую вещь, но и предписывает нарушителю этой заповеди во искупление греха украсть нечто в десять раз превосходящее стоимостью купленное. А знаешь, сколько вокруг соблазнов! — тяжко вздохнул Ишмаэль.

— Мне сейчас тебя даже жалко станет,— хмыкнул северянин.— Не повезло тебе, парень, со мной. Но, однако, и ты ловок не по годам! Я сам знаток воровских приемов, и то ничего не почувствовал.

— Отец-настоятель всегда хвалил меня за ловкость рук.— Ишмаэль смущенно потупил взор, но не выдержал и рассмеялся.— Знаешь, Конан, я на самом деле тебе благодарен. Кроме того, получается, что я купил твою помощь за золотую монету, так что с меня причитается. Пойдем, тут недалеко хорошая таверна. Нам самим не мешает промочить горло.

Конану ничего не оставалось, как развести руками. Похоже, его нового знакомого нельзя было ничем смутить.

Когда они удобно расположились за столиком и послали хозяина таверны за вином, Ишмаэль объяснил Конану, почему он выбрал именно его.

— Ты не думай, что я решил, будто ты невнимательная деревенщина. Наоборот, по всему видно, ты ловкий малый. Но дело в том, что я тут познакомился с одной девушкой, дочерью самого Абдул аль Назиза — главы торгового дома Кироса…— Ишмаэль приложился к кувшину, как заправский выпивоха.— И я тебе скажу, эта такая красавица, какой…

— Я смотрю, парень, ты высоко метишь,— кивнул Конан.— Клянусь Вещим Вороном, Кром любит смельчаков! Но какое отношение имеет эта красавица к моему кошельку?

— Самое прямое.— Воришка прижал руки к сердцу.— Самое прямое! Сет меня попутал купить этой куколке дорогущее жемчужное ожерелье… Небось сам Бел нашептал об этом моему папаше,— тяжело вздохнул Ишмаэль.— Тот вздул меня по первое число, а потом и говорит: «Хочешь женщине подарки делать — делай! Но делай это, как положено настоящему мужчине, а не торгашу с базара. Настоящая любовь, сынок, заключается в преодолении трудностей. Вещь надо украсть, а за горсть монет ее любой купить может. Вот Бел Покровитель для красавицы Иштар у самого Сета Око Змея украл! Так что пока не принесешь должную искупительную жертву, домой не появляйся».

— Я смотрю, твой отец — серьезный мужчина,— пряча улыбку, сказал Конан.

— Что есть, то есть,— согласился Ишмаэль.— Кстати, он даже мою маму украл с невольничьего рынка… Ну так вот, Конан, я к тому клоню, что мне теперь чуть ли не половину ювелирной лавки украсть надо! И стоило мне только присмотреть наконец подходящую вещь, как появляется здоровенный варвар, и — раз! — все мои старания псу под хвост! Так что, хочешь не хочешь, мне пришлось рискнуть, но… Теперь вообще позору не оберешься.— Он горестно махнул рукой.

— Ладно, Ишмаэль, не горюй, придумаешь чего-нибудь,— постарался ободрить Конан самого необычного паренька из всех, кого он когда-либо встречал.

Народу в таверне все прибавлялось и прибавлялось. И совершенно никто не обратил внимания на невысокого желтолицего человека в черной хламиде, который расположился на высоком табурете у самой стойки и что-то обсуждал с дородным хозяином таверны. В этой картине не было совершенно ничего необычного, и никто не заметил, как в одно мгновение глаза желтолицего подозрительно заблестели. Он тихо прошептал несколько слов на неведомом языке и прищелкнул пальцами под носом у тавернщика. Тот на середине фразы замер с открытым ртом, глаза его оставил свет разума, а на безвольно отвисший подбородок изо рта потекла струйка слюны.

— Возьмешь этот мешочек и всыплешь его содержимое во все кувшины с вином, червь,— едва слышно раздалось из-под капюшона. Голос желтоликого был холоден и ядовит, как дыхание ледяного змея Рунгельда, которого, говорят, опасался даже Сет Змееголовый.

— Слушаюсь, господин…— Казалось, дыхание жизни уже покинуло дородного шемита.

— А потом,— продолжал демон в черной накидке,— ты выпьешь из этого кубка,— на мгновение из широкого рукава показалась тощая кисть, и длинные крючковатые пальцы бросили крупицу какого-то вещества в вино. Оно забурлило, но тут же успокоилось.

— Слушаюсь, господин,— равнодушно повторил тавернщик.

Между тем Конан и Ишмаэль, уже порядком захмелевшие, клялись друг другу в вечной дружбе.

— А теперь ты пойдешь со мной в «Золотую Лозу».— От дружеского удара по плечу Ишмаэль чуть не упал на пол.— Я тебя познакомлю со своей красавицей, а еще — с одним кешанским воином!

— Пойдем, друг! А я украду для твоей красавицы какой-нибудь подарок, как Бел для Иштар! — Ишмаэль встал, покачиваясь.— Вот прямо сейчас и пойду. К тому же мне все равно надо по одному делу, а то я просто лопну,— подмигнул он киммерийцу.— Ты закажи еще по кувшинчику, а я скоро вернусь! — Он, покачиваясь, вышел.

— Хозяин, вина! — крикнул Конан. Желтоликий сделал повелительный жест. Хозяин таверны развязал мешочек, и почти невесомый белый порошок тонкой струйкой потек в стоявшие перед ним кувшины.

Человек в черной хламиде подождал, пока порошок растворится в благородном напитке, и соскочил с табурета.

— Друзья! — громко крикнул он, привлекая всеобщее внимание.— Предлагаю выпить за здоровье милостивого короля Фараха и его прекрасных дочерей! Я угощаю!

Люди довольно загомонили. Простые горожане уважали строгого, но справедливого Фараха и просто боготворили красавиц Ниенну и Афризию. Кроме того, не каждый день удается получить дармовую выпивку.

Околдованный и обреченный на смерть хозяин таверны разнес вино по столикам. Люди поднимали кубки и хлопали друг друга по плечам. Когда желтолицый убедился, что Конан, пребывавший в благодушном настроении, выпил колдовское зелье, он тихонько рассмеялся омерзительным шипящим смехом. И доведись кому услышать это шипение, он поклялся бы, что такие звуки человеческое горло издавать просто не может. И был бы прав.