Братва и кольцо - Дмитрий Пучков

– Фёдор! Мерин, ядрен батон, это же Фёдор! Я смотрю, вы тут к сельской поэзии приобщаетесь? – гоготнул Гек и начал декламировать что-то на тему: «Хорошо в деревне летом…»

Сеня побагровел и принялся загораживать Фёдора своим неслабеньким телом:

– О ну, отвали, вуайерист проклятущий!!! Впрочем, его слова не нашли никакого отзыва у двух проходимцев, чье настроение сегодня явно зашкаливало, вероятно, в связи со внезапно подвалившей им свободой. Они принялись отпускать остроты с еще большим рвением, и тогда Сеня на правах личного телохранителя «мистера Фёдора» решил применить грубую физическую силу к нарушителям спокойствия и просто-напросто швырнул Чука и Гека оземь. Те со всей дури брякнулись в заросли ботвы, и из-за их пазух посыпалась свежеворованная картошка.

– А это что за ботва?! Хищение сельхозпродукции? – неожиданно приободрился Сеня, но тут над его головой что-то громыхнуло с такой силой, что ему только и оставалось, что ойкнуть и рухнуть вниз, прикрывая голову руками.

Откуда-то справа им наперерез пробирался через картофельную плантацию хозяин местных полей, размахивавший дробовиком и яростно вопивший что-то многообещающее для подростков, шагнувших в постпубертатный период своего развития:

– Ворье растет! Поймаю, пасть порву, моргалы выколю, рога поотшибаю!!!

Карапузы сорвались с места и ринулись бежать прочь, пригибаясь к земле и петляя, как пьяный заяц на озёрном льду. При этом они не стали оставаться в долгу в словесной перепалке с рассвирепевшим фермером.

– Вот же, контра недобитая. Картошки ему жалко. Дождётся, гад, скоро наши в деревню вернутся,– проорал Гек и добавил уже вполголоса: – Давай за мной, я дорогу знаю.

– Точно, Гек. Всё ему, гаду, припомнится,– вторил ему Чук, и только Сене было не до мстительных выпадов, он бежал в сам хвосте колонны и совершенно оправданно больше всех переживал за сохранность своей задницы…

Когда картофельное поле, казавшееся практически бесконечным, все же закончилось, карапузы со всей дури посыпались в мелиоративную канаву, отделявшую поле от просёлочной дороги.

Гек, удачно свалившийся на Чука и тем самым смягчивший свое падение с немаленькой, в общем-то, высоты, попробовал на прочность передние зубы и удовлетворенно хмыкнул:

– Было круто!

Его приятель явно пострадал куда больше – с озабоченным видом он ощупывал свою промежность, и лицо его мрачнело с каждой секундой.

– Кажись, я чего-то сломал.

– Ты поменьше думай о соседских телках. Был бы не так напряжен – ничего не сломал бы.– Хорошее настроение не оставляло Гека. Чук только отмахнулся от гогочущего дружка и осторожно, практически с небывалой нежностью засунул руку себе в штаны. Настороженности на его лице явно прибавилось, он медленно потянул руку и вытащил… раздавленную картофелину.

– Уффф… Пронесло… – Улыбка блаженства припечатала к его физиономии самую идиотскую из возможных гримас.

Сеня, окончательно убедившийся, что его филейной части более ничего не угрожает, насупился и запустил картофельным огрызком в тыкву Геку:

– Гек, из тебя проводник, как из дерьма пуля.

– Пацаны, я же, типа, напрямки хотел,– тот даже не удосужился потереть ушибленный затылок, подтверждая справедливость закрепившейся за ним с самого детства «дразнилки»: «Мерин чесоточный».

– Ну и чё? Срезали? – набычился Сеня.– Если бы Федю не пронесло, да этот козел-фермер не вляпался в ту кучу – точно поубивал бы всех.

– Ага – а теперь ему самому каюк,– хихикнул Чук, а Гек, сделав вид, что обиделся, отвернулся от Сени, бесцельно шаря глазами по жухлой траве. Внезапно его взгляд зацепил выводок поганок-галлюциногенов на склоне канавы. Он аж подпрыгнул от столь приятной неожиданности:

– Грыбочки!

День явно не собирался становиться менее удачным. Нашарив в кармане штанов складной нож, Гек с тупой улыбкой срезал один гриб и отдал его Фёдору:

– Этому дала,– схохмил он, срезал следующий гриб и протянул его Чуку: – И этому дала…

Последний из грибов Гек срезал с особым желанием и протянул его Сене, но стоило тому лишь попытаться хапнуть предложенное, резко отдернул руку и гоготнул недотепе в лицо:

– А этому не дала. Ты ещё маленький.

Сеня попробовал изобразить, что происходящее ему совершенно по барабану, и как бы невзначай поинтересовался:

– Сколько надо таких грибочков, чтобы как следует закинуться?

Гек даже не пытался скрыть свою идиотскую улыбку, которая с каждой минутой расползалась по его лицу все больше и больше:

– Я их ещё не ел, а меня уже плющит.

Фёдор отшвырнул поганку, брезгливо отер руку и, подтянувшись на руках, вылез из канавы. Постоял немного в задумчивости, пнул прошлогоднюю шишку и, повернувшись к приятелям, глубокомысленно высказался:

– Я вот что думаю, братва… На дороге нас сто-пудово возьмут за задницу.

Фёдор оглянулся на дорогу – словно в подтверждение его слов, вдалеке заклубилась пыль и через несколько мгновений среди деревьев появился черный всадник. Фёдор сиганул через дорогу, к лесополосе, шипя как ужаленный:

– Атас! Педофилы!

Остальные ринулись вслед за ним и залегли в ближайшем буреломе, весьма неумело прикидываясь издохшими от невзгод и лишений лесными жителями. Поравнявшийся с их убежищем всадник спешился возле следов, цепочкой пересекавших дорогу, опустился но колени, словно принюхиваясь, мазнул что-то указательным пальцем, попробовал на вкус и, достав из-за пазухи тюбик с раствором, принялся снимать слепки.

Фёдор легонько щелкнул по Сениному затылку – тот от любопытства чуть не целиком высунулся из убежища:

– Тихо!

– Что за на фиг? – одними губами спросил Сеня Фёдора, но тот только непонимающе развел руками.

Всадник тем временем вбил колышки по обе стороны дороги, натянул на них полосатую ленту с надписью «Не пересекать. Полиция», подтянул седло и, вскочив на лошадь, исчез в пыли.

Сеня первым поднял голову:

– Никого?

Фёдор осторожно приоткрыл один глаз и согласился с приятелем:

– Кажется, никого…

– Че происходит-то? – Мерин Гек оставался на своей волне, впрочем, на это уже никто не обращал внимания.

– Какой-то мужик на лошади, возможно, педофил,– откликнулся Сеня и поняв, что, в общем-то, его ответ Мерину Геку исключительно до фени, обратился к своему «хозяину»: – Ты-то как думаешь, Фёдор?

– Вот что, пацаны. Нам с Сеней надо попасть в Бри.

Пилигрим Чук уставился на Фёдора, часто-часто хлопая ресницами. Мыслительный процесс в его голове никогда не отличался особенной скорострельностью, но, надо признать, толковые идеи посещали его голову куда чаще, чем бестолковые тыковки остальных карапузов. Вот и сейчас он внезапно повеселел, смачно высморкался на соседний куст и выпалил:

– Да легко. Форсируем реку на пароме! – Он поплевал на палец, поднял его вверх, будто определяя направление ветра, и со знанием дела указал куда-то за правое плечо: – За мной!

Дорога не обещала быть легкой, да и к тому же им стоило поторопиться, пока вражеский конный отряд не отрезал единственный путь к переправе. Они со страшным треском продирались сквозь кусты, еле успевая зажмуриваться от хлещущих по щекам веток.

Во главе забега, отчаянно матерясь и практически не разбирая дороги, мчался толстозадый Сеня Ганджубас. Все навьюченные на него пожитки он давно уже скинул прямо в лесу, вполне разумно предполагая, что держать ответ перед Пендальфом за вверенное государственное имущество придется собственной задницей, но для начала эту задницу стоило спасти, и с этой задачей он, кажется, справлялся неплохо. Своим массивным телом Сеня прокладывал в зарослях просеку, по которой мчались Мерин с Чуком, периодически спотыкаясь друг о дружку и на ходу обсуждая сексуальные пристрастия собственного преследователя:

– Вот привязался-то, педофил! Мы-то ему зачем? Это я только ростом не вышел!!!

Впрочем, хуже всех приходилось Фёдору – его единственным спортивным достижением до сих пор оставался лишь потертый значок ГТО, честно выигранный в секу у какого-то алкаша. Именно его постепенно нагонял всадник, давно уже свернувший с дороги и несшийся во весь опор по лесополосе. Расстояние между ними стремительно сокращалось, но и лес постепенно расходился, впереди открывалось водная гладь безымянной реки.

Карапузы выбежали к мосткам и вповалку попрыгали на стоящий у самого берега плот. Удар головой о бревна помог Муку первым прийти в чувство – он бросился отвязывать веревку, которой плот был привязан к мосткам, и, еле справившись с дыханием, проверещал в сгущающиеся сумерки:

– Хватай мешки, паром отходит! – И, подхватив шест, оттолкнулся от берега.

– Ох ты, сволочь, бросишь, значит, товарища??? – очнулся Сеня.– Стой, собака!!! – Он отвесил оплеуху Пилигриму Чуку, отобрал у него шест и принялся размахивать им в темноте, вопя не своим голосом:

– Фёдор! Беги, Фёдор! Беги! Прыгай, Фёдор! Откуда Фёдор знал о такой легкоатлетической дисциплине, как «тройной прыжок», теперь навсегда останется загадкой, но, в два гигантских прыжка преодолев последние метры пути и прогрохотав по мосткам, как стадо бизонов, прыткий карапуз последним усилием воли выбросил свое нетренированное тело за уплывающим плотом и был сбит на излете могучим ударом шеста, выписывавшего в руках Сени причудливые фигуры. Впрочем, по инерции Фёдор долетел-таки до края плота, мешком рухнув на самый его край и придавая тому дополнительное ускорение. Поэтому, когда лихой наездник выскочил на берег, было уже слишком поздно… Лошадь вырвалась на ветхие мостки, копыта ее попали в одну из дыр, проломленных в сгнивших досках безумными прыжками Фёдора, и животное остановилось, как вкопанное, не забыв вежливо наклонить голову, чтобы полету ее хозяина уже ничто не могло помешать.