Самый красивый из берсальеров - Шарль Эксбрайа

- Нино... Нино... Нино... - горестно бормотала она.

Инспектор понял, что Тоска не имеет ни малейшего отношения к убийству берсальера, и немного устыдился своего поведения. Он встал.

- Простите меня, синьорина... Я и не подозревал... короче, совсем наоборот... И потом, так или этак вы все равно бы узнали...

Тоска не ответила - она целиком ушла в тот тайный мир, куда не было доступа никому, кроме нее и Нино. Девушка даже не заметила, как полицейский выскользнул из комнаты.

* * *

Тарчинини долго стучал в дверь обиталища Дани, пока наконец чей-то надтреснутый голос не предложил ему войти. Комиссар толкнул дверь и оказался в чистенькой, бедно обставленной комнате, вероятно служившей одновременно и столовой, и спальней. В высоком кресле сидела аккуратно причесанная седая старуха в строгом темном платье. Комиссар отвесил изысканный поклон, но не успел произнести ни слова, как услышал вопрос:

- Опять опаздываешь, а?

Мало что могло смутить Тарчинини, но на сей раз он просто окаменел. А старуха, воспользовавшись его молчанием, продолжала:

- Насколько я тебя знаю, снова шалил по дороге? Ну-ка, покажи руки!

- Простите, что?

- Покажи руки, или я тебя хорошенько отшлепаю!

В последний раз Ромео Тарчинини грозили такой карой добрых лет пятьдесят назад, и у комиссара невольно мелькнула мысль, уж не грезит ли он наяву. Сначала священник... теперь эта старуха... пожалуй, многовато на один раз!.. Он машинально протянул руки, и пожилая дама, внимательно осмотрев их, с удовлетворением кивнула.

- Ладно... Хорошо, что ты их вымыл... А уроки выучил?

Нет, этот нелепый разговор не мог продолжаться до бесконечности! Тарчинини взял себя в руки.

- Послушайте, синьора, тут какое-то недоразумение...

- Так я и знала! Ну, что ты еще выдумал в оправдание собственной лени, а? В жизни не видела другого такого бездельника! Слышишь? Сейчас же встань в угол!

- Но, синьора...

- Ну, сам пойдешь или тебя отвести?

И тут Тарчинини вдруг вспомнил, что говорил ему священник о тетке Дани - полупомешанной старой учительнице. Ромео побрел в указанный ему угол, но, прежде чем успел обернуться, снова услышал голос старухи:

- Прошу прощения, синьор, я не заметила, как вы вошли.

Комиссар вздрогнул, решив, что в комнате есть кто-то еще, но нет, они по-прежнему были вдвоем и разговаривала с ним больная тетка Стеллы и Анджело.

- Я уже имел честь приветствовать вас, синьора, - чуть-чуть удивленно заметил он.

- Прошу вас, не сердитесь на меня, синьор, у меня случаются какие-то провалы памяти... Чем я могу вам служить?

Ага, значит, на нее только временами находит...

- Я хотел бы поговорить с вашей племянницей Стеллой...

- Она еще не вернулась, но теперь уже скоро придет... Хотите, подождем вместе?

- С удовольствием.

- Тогда садитесь вот тут, рядом, и...

- И?

Тарчинини увидел, как лицо старухи преобразилось. С него как будто сняли серое газовое покрывало. Молодой задор, бьющий изнутри, настолько оживил его черты, что тетка Анджело и Стеллы, казалось, сбросила много лет в считанные секунды. Она схватила со стола линейку и погрозила Тарчинини.

- А теперь расскажи-ка мне таблицу умножения! И постарайся не сбиться, иначе - береги пальцы!

* * *

Сворачивая на виа Неукки, где работала Валерия Беллато, инспектор Дзамполь чувствовал себя немного не в своей тарелке. Перед глазами у него все еще стояла Тоска, как громом пораженная вестью о смерти человека, которого, видимо, и вправду любила. Из-за нее Алессандро стал думать о своей Симоне с меньшей горечью. В конце концов, возможно, он сам отчасти виноват, что они не поняли друг друга и семейная жизнь так и не сложилась? Но инспектор настолько веровал в собственную непогрешимость, что сразу же с возмущением отмел крамольную мысль. И с тем удивительным отсутствием логики, что так характерно для людей, не желающих терзаться угрызениями совести, Дзамполь вдруг воспылал одинаково праведным гневом и против несчастной Тоски, и против певца радостей бытия Ромео Тарчинини. Тем не менее, не желая снова попасть впросак, он решил допрашивать Валерию со всей осторожностью, на какую только способен.

В колбасной "Фабри" свежие и румяные личики продавщиц радовали глаз покупателя ничуть не меньше, чем разложенные среди бумажных фестончиков и цветов деликатесы. Дзамполь сразу заметил невозмутимо спокойную Валерию. Девушка тонкими ломтиками резала мортаделлу для клиента, внимательно наблюдавшего за этой операцией. Одна из девушек тут же подошла к полицейскому и спросила, что ему угодно.

- Поговорить с Валерией Беллато.

- Ma que! В такой час это совершенно невозможно, вы ведь сами должны понимать, а?

- Для меня все возможно, синьорина. Я из полиции!

Девушка так смутилась, что, оставив инспектора, побежала к кассе и что-то зашептала на ухо внушительной матроне, которая показалась Алессандро живой рекламой своих товаров. Кассирша и не подумала выйти из кабинки, где она царила, как некая Юнона колбасно-паштетно-ветчинного Олимпа, а лишь послала к Валерии эмиссара. Девушка тут же вскинула голову и улыбнулась инспектору, как старому знакомцу. Если берсальера прикончила синьорина Беллато, то, похоже, содеянное ничуть не нарушило ее душевного равновесия. Алессандро увидел, как она отошла от прилавка и скрылась за дверью. Девушка, подходившая к полицейскому раньше, отвела его к Валерии. Та стояла у стола в просторной кладовой и на сей раз резала салями, правда, такими же тонкими ломтиками. Можно подумать, она вообще не умела делать ничего другого!

- Вы хотели поговорить со мной, синьор инспектор?

- Да... А не могли бы вы хоть ненадолго остановиться?

- Синьора Фабри терпеть не может, когда мы теряем время попусту.

- Я вижу, вы привыкли ловко орудовать ножом!

- Да я уж почти пять лет тут работаю...

Памятуя о реакции Тоски, Дзамполь думал, как бы помягче сказать девушке о смерти берсальера. А Валерия с четкостью метронома продолжала резать салями, и, казалось, ничто не может нарушить размеренного ритма ее движений.

- Синьорина Беллато... Вы очень любили Нино Регацци?

- Нет.

- Вот как? Однако вчера...

- Это безумица Тоска подбила нас на совершенно дурацкий поступок!.. А мы с Изой ни в чем не можем ей отказать. А что до Нино... в какой-то момент я поверила, будто он и впрямь хочет на мне жениться, ну а потом, в кино, все поняла...

- И вы на него больше не сердитесь?

- Нет... В первую минуту я ужасно разозлилась, но Тоска и Иза куда красивей меня... А уж коль он и вправду сделал ребеночка Стелле, так и вообще говорить не о чем, так ведь?

- Да, как вы верно сказали, говорить больше не о чем...

- Не понимаю...

- Нино Регацци мертв.

Нож почти с той же равномерностью продолжал стучать по доске, и ухо инспектора уловило лишь чуть заметный сбой. Наконец, отрезав еще десяток кусочков салями, Валерия проговорила:

- А отчего он умер?

- Его закололи кинжалом.

- О! Бедный Нино... Мы-то болтали, что хотим его убить, но скорее для смеху... А может, еще какая девушка, которой он морочил голову, так и не смогла простить?

- Где вы провели вчерашний вечер, синьорина?

Вопрос нисколько не смутил девушку.

- У синьоры Ветуцци. Мы там готовились к празднику Сан-Альфонсо. Я ушла только в двенадцать часов, и домой меня провожала Лоретта Бонджоли.

Для порядка Дзамполь записал имена и адреса людей, названных Валерией, но заранее не сомневался, что алиби окажется вполне надежным. Теперь ему оставалось поговорить только с Изой Фолько.

- До свидания, синьорина... И желаю вам удачи...

Валерия не ответила. На пороге Алессандро оглянулся: она продолжала механически резать салями, и только на один аккуратный ломтик упала слезинка.

* * *

С того дня как она поняла, что беременна, и особенно после вчерашнего разговора с Нино, когда ей открылся весь его отвратительный эгоизм, Стелле было совсем не до смеха, и все же, войдя в дом и узрев пожилого синьора, под угрозой линейки старательно рассказывающего тетушке таблицу умножения, девушка невольно расхохоталась. Раскаты ее звонкого смеха привели тетку в чувство.

- Ma que! Стелла! - возмутилась она. - Как ты себя ведешь? А вы, синьор? Что вам понадобилось здесь, у самых моих ног? И как вы сюда вошли? Я не заметила...

Немного успокоившись, Стелла подбежала к Тарчинини.

- О, синьор, простите нас... простите меня... Но я еще ни разу в жизни не видела такого ученика... Я вам все объясню насчет тети...

Больная еще больше рассердилась.

- Что это ты собираешься объяснять, Стелла? Здесь все объясню я, и никто другой!

Ромео собирался без обиняков выложить все, что думает о таком обращении с комиссаром полиции, но, покоренный нежным очарованием Стеллы, промолчал. Паскуднику берсальеру явно не составило особого труда соблазнить эту хрупкую, большеглазую блондинку - такие девушки верят каждому слову. Стелла подхватила тетушку под белы руки и заставила встать.