Драконы осенних сумерек - Маргарет Уэйс

– И я, – кивнул Карамон. – А еще…

Чувствуя, что это надолго, Тассельхоф отвернулся и зевнул. Кендеру было скучно; он принялся оглядывать гостиницу в поисках новой забавы. Глаза его обратились на старца, который все так же сидел у огня, рассказывая сказку мальчишке. Но не только ему: Тас заметил, что и варвары внимательно вслушивались. А потом… потом у него попросту отвисла челюсть. Ибо женщина откинула капюшон и блики огня легли на ее волосы и лицо. Восхищенный кендер так и застыл. У нее было лицо мраморной статуи: правильное, безупречное и бесстрастное. Однако восхищение кендера относилось в первую очередь к ее волосам. Подобных волос он никогда еще не видал, и в особенности – у жителей Равнин, которые, как правило, были темнокожи и темноволосы… нет, ни один ювелир, запасшийся золотыми и серебряными нитями, не смог бы выпрясть ничего подобного ее бледно-золотым волосам, мерцавшим в свете огня…

И еще один человек внимательно прислушивался к речам старика. Он был одет в темно-коричневые с золотом одежды Искателя. Он сидел за круглым столиком и потягивал вино, подогретое с пряностями. Уже несколько опустевших кружек стояло перед ним на столе; пока Тас смотрел на него, он мрачно потребовал еще.

– Это Хедерик, – шепнула Тика, пробегая мимо стола, за которым расположились друзья. – Высокий Теократ…

– Вина!.. – вновь потребовал тот, и Тика помчалась на зов. Хедерик зарычал на нее, ввернув что-то насчет из рук вон плохого обслуживания. Было видно, что Тика уже собиралась резко ответить ему… но только прикусила губы – и промолчала.

Старец между тем кончил сказку, и мальчик вздохнул, а затем любопытно спросил:

– Ты, дедушка, все по правде рассказываешь про древних Богов?

Тассельхоф видел, как нахмурился Хедерик. Кендеру оставалось только надеяться, что он не будет приставать к старику. Тас тронул за руку Таниса и кивнул головой в сторону Искателя, сопроводив свой жест взглядом, говорившим о возможной опасности.

Друзья обернулись… и красота женщины с Равнин тотчас сразила их в самое сердце. Они смотрели на нее, не в силах выговорить ни слова.

Голос старика неожиданно отчетливо прорезал нестройный людской гомон:

– Мои рассказы воистину правдивы, малыш. А впрочем, – старец смотрел прямо на женщину и ее рослого спутника, – спроси вот этих двоих. Они хранят древние легенды у себя в сердце…

– В самом деле? – Мальчик обрадованно повернулся к женщине. – Расскажи хоть одну!

Она отшатнулась в тень, на лице ее отразилась тревога: она тотчас заметила взгляды Таниса и его друзей. Мужчина придвинулся к ней, явно собираясь защитить ее в случае чего, рука его потянулась к оружию. Он смотрел сурово и мрачно, в особенности на увешанного оружием богатыря Карамона.

– Ишь дерганый, – проворчал Карамон. Но и его рука поползла к рукояти меча.

– Ничего удивительного, – сказал Стурм. – Стеречь такое сокровище!.. Он, между прочим, в самом деле ее телохранитель. Насколько я понял из их разговора, она в своем племени – царственная особа или что-то вроде того. Хотя, если судить по некоторым взглядам, их взаимоотношения этим не исчерпываются…

Тут женщина протестующе подняла руку:

– Прости, старец, но я плохая рассказчица… – Друзья с трудом расслышали ее голос. – Я не умею…

Она говорила на Общем языке медленно, с ужасным акцентом.

Радостное ожидание на лице мальчика сменилось горьким разочарованием. Старик ласково потрепал его по спине, потом посмотрел женщине прямо в глаза.

– Может, ты и вправду не мастерица рассказывать, – проговорил он ласково. – Но вот песни петь ты умеешь, не так ли, Дочь Вождя? Спой мальчику свою песню, Золотая Луна. Ты знаешь, о какой я говорю.

В руках у него появилась лютня; никто так и не понял, откуда он ее вытащил. Он протянул ее женщине, смотревшей на него с изумлением и испугом.

– Откуда ты… знаешь меня, господин мой? – спросила она.

– Это не важно, – старик улыбнулся. – Спой нам, Дочь Вождя.

Она взяла лютню, и было заметно, как дрожали ее руки. Ее спутник шепотом принялся возражать, но она как будто не слышала. Она не могла отвести взгляда от черных мерцающих глаз старика. Медленно, точно в трансе, начала она перебирать струны. Грустные аккорды поплыли сквозь нестройный гул голосов, и всякий шум немедленно прекратился. Все взгляды обратились на Золотую Луну, но она едва ли замечала. Ее песня предназначалась лишь старику.

Беспредельна саванн страна.Лету радуются луга.А принцесса Золотая ЛунаПолюбила сына бедняка.Разлучает их Вождь-отец,Бесконечно длинна дорога…Беспредельна саванн страна.Лету радуются луга.Траву прибивает дождь,Набрякли тучи тоской.Речного Ветра шлет ВождьНа восток – далеко-далеко.На поиски волшебства,За утренний край небес…Траву прибивает дождь,Набрякли тучи тоской.Речной Ветер, где ты, где ты?..Вот уж осень сменила лето.Я гляжу на восток,Я встречаю восход.Одинокое солнце встает вдали над горами…Стылый вихрь летит над травой -Дуновенье близкой зимы.Он вернулся едва живой,А в глазах – отраженье тьмы.Он принес голубой жезл,Льдисто-голубой жезл…Стылый вихрь летит над травойДуновенье близкой зимы.Неприютно в степи глухой.Нескончаемо длится ночь.Вождь смеется над женихом,Прогоняет воина прочь.Он велит народу побитьРечного Ветра камнями…Неприютно в степи глухойНескончаемо длится ночь.Над степями ветры, гудят.День предзимний все холоднейК любимому Дочь ВождяБросается в град камней.Синим пламенем вспыхнул жезлИ обоих унес с собой…Над степями ветры гудятДень предзимний все холодней…

Отзвучал последний аккорд, и в комнате воцарилась тишина. Глубоко вздохнув, женщина отдала лютню старику и снова отодвинулась в тень.

– Спасибо, милая, – улыбнулся старик.

– А сказка будет? – спросил малыш с надеждой.

– Непременно, – ответил старик и поудобнее устроился в кресле. – Однажды великий Бог по имени Паладайн…

– Паладайн? – переспросил малыш. – Я никогда не слышал о таком Боге.

Из-за столика, где сидел Великий Теократ, послышалось раздраженное фырканье. Тассельхоф бросил взгляд на Хедерика: тот хмурился, лицо его было багрово. Старец, казалось, не замечал этого.

– Паладайн, деточка, это один из древних Богов. Ему давно уже никто не поклоняется.

– А почему он ушел? – спросил мальчик с любопытством.

– Он никуда не уходил. – Улыбка старца стала печаль ной. – Наоборот, это люди отвернулись от него в черные дни Катаклизма. Они винили в разрушении мира Богов, а не себя, как то следовало бы по всей справедливости. Слышал ли ты когда-нибудь «Песнь о Драконе»?