Переплет - Пелам Вудхаус

— Папа ужасно меркантильный. Слишком много думает о деньгах.

— А Эгглстон как раз сейчас выкладывает ему, что лично у него — ни гроша. Скажите, сколько диких кошек ваш папа перегрызает за минуту?

Вопрос ей как будто не понравился.

— Ну что вы такое говорите!

— Прошу прощения.

— Может быть, они прекрасно поладят.

— Да, все бывает.

— Если папа сразу не согласится, может, Блэр все-таки понравится ему и он даст ему хорошую работу…

— Подражать хлопковым долгоносикам?

Когда Джейн, развернувшись в кресле, пронзила Пэки взглядом, в глазах ее полыхнул огонек прежнего пламени.

— А у вас, я вижу, ухо как лопух!

— Старое футбольное увечье.

— Желаете, и второе под пару ему станет?

— Нет, что вы, что вы! Спасибо!

— Тогда не смейте так шутить. Блэр — изумительный человек, а шумы он изображает оттого, что книги его слишком умные и публика их не покупает. Критики называют его романистом грядущего!

— Да, вон он и грядет.

Внезапно возникший в вестибюле Эгглстон стоял, оглядываясь туда-сюда, в поисках своей исчезнувшей леди. Даже на расстоянии было видно, что он ошарашен.

— Ну хотя бы цел, на составные части не разобран, — прокомментировал Пэки. — А где следы зубов — незаметно. Может, ваш папа растерял боевой задор?

— Он какой-то как в дурмане. Интересно, что там приключилось?

Джейн громко окликнула Блэра, и романист грядущего, наконец узревший ее, двинулся к ним, заплетая ногами, не то как человек, испытавший жестокое душевное потрясение, не то как получивший удар под дых.

— Ну? — накинулась на него Джейн. — Ну как?

— Послушай… — Блэр заморгал.

— Что случилось?

— В общем, вошел я…

— А дальше? Дальше?

— Увидел твоего отца…

— Вряд ли его можно проглядеть, — вставил Пэки, — номер обычных размеров. Я тоже, как вошел, сразу увидел вашего папу, отчетливо так. Ну как там у него дела с простыней? Продвигаются?

— Да замолчите вы! — прикрикнула Джейн не хуже папы-сенатора, что могло бы заинтересовать ученого, исследующего вопросы наследственности. — Блэр! Прекрати наконец мямлить и заикаться и скажи толком, что случилось.

Огромным усилием воли Блэр взял себя в руки.

— Вхожу я, а он стоит посреди комнаты, и не успел я слова вымолвить, как он рявкнул: «Честный? Не пьяница?»

— Честный? Не пьяница? — пискнула Джейн.

— А что? — удивился Пэки. — Вполне естественный вопрос отца потенциальному зятю. Обычная формальность.

— А ты что ответил?

— Ответил: да — не пьяница.

— И ответ как будто бы правильный, — дал оценку Пэки.

— А потом он спросил, умею ли я заботиться об одежде. Я ответил — да, умею. И тогда он говорит: «Н-да, на вид неказист, но временно взять можно». И вдруг я обнаружил, что твой отец нанял меня в камердинеры.

— Что!

— Как раз то, на что вы надеялись, — заметил Пэки. — Сами же говорили: хорошо бы, если б ваш папа дал Блэру работу. Мечта стала явью! Мальчик выбился в люди!

Джейн сражалась с огорчением.

— Блэр! Почему же ты не объяснил?…

— Не успел. Зазвонил телефон, он велел мне взять трубку. Звонила та самая миссис Гедж, к которой вы едете. Из вестибюля. Хотела с ним встретиться. Ну он велел мне уйти, я и ушел.

Новая информация на минутку отвлекла Джейн от животрепещущего вопроса.

— Миссис Гедж? А ты уверен?

— Вполне.

— Интересно, зачем это она сюда прикатила? Надо пойти спросить у папы, — задумалась она, но тут же отмела эту тему.

— Что же ты, так взял и ушел?

— Он сказал напоследок, что я должен ждать его завтра у поезда, на вокзале Ватерлоо.

— Да это ж расчудесно! — Пэки повернулся к Джейн, которой, по всей видимости, требовалось ласковое слово. — Разве вы не видите, как все распрекрасно складывается? Вам ведь хотелось, чтобы Блэр был с вами в Сен-Роке? Ну теперь и будет! И даже в одном доме с вами. Сможете украдкой встречаться. Ворковать поверх воскресных брюк сенатора, пока Блэр их чистит.

— Ой, а ведь и правда! Я и не подумала!

Несмотря на все испытания, заносчивый дух Эгглстонов угас в Блэре еще не до конца. Смотрел он недоверчиво и с немалым негодованием.

— У тебя что, сложилось впечатление, будто я и вправду поеду в Сен-Рок в качестве камердинера твоего отца?!

Глаза у Джейн сияли. Подбородок, унаследованный по фамильной линии Опэлов, решительно вздернулся.

— Вот именно! — твердо ответила она. — Ну Блэр! Это же замечательно! Ты будешь рядом с папой, он тебя полюбит. А потом, когда созреет время, я подойду к нему и скажу: «Ты знаешь своего камердинера. Так вот — это тот самый человек, за которого я хочу выйти замуж!» А он ответит: «Ну и прекрасно! Он понравился мне с самого начала». И все будет расчудесно!

— Нет, все-таки…

— Блэр! — перебила Джейн. — Я не обсуждаю. Я приказываю.

Пэки поднялся. Ему показалось, что сейчас тактичнее всего удалиться. Блэр Эгглстон походил на молодого романиста, которого только что огрели по голове мешком песка. То есть на всех английских романистов, с тех времен когда первый молодой англичанин написал первый роман. По мнению Пэки, сейчас требовалось спокойно, обстоятельно разобраться в ситуации вдвоем с возлюбленной, без третьих лиц.

— Поздравляю вас обоих, — произнес он, — со счастливым разрешением дела. Вы дадите мне знать, как развернутся события? Видите ли, я испытываю естественный родительский интерес к молодой паре. Найдете меня в отеле «Девонширский дом».

— А вам уже надо уходить?

— Боюсь, что да. Мне нужно подстричься. Моя невеста считает, что волосы у меня длинноваты. В своей прощальной фразе, когда поезд уже тронулся, она поэтично сравнила меня с хризантемой.

— А по-моему, вам очень идет.

— Конечно, идет. Но вы же знаете, каковы женщины! Стрижку я рассматриваю как свой священный долг.

Пуская пузыри, Блэр вынырнул из трясины отчаяния.

— Да не умею я служить камердинером!

— Это легче легкого! — заверил Пэки. — С вашими-то мозгами! В минуту научитесь. И всего-то, складывать да чистить, чистить да складывать. И не забывайте приговаривать: «Да, сэр», «Нет, сэр», «Правда, сэр?», «В самом деле, сэр?», «Слушаюсь, сэр». A-а, еще одно. Не увлекайтесь чисткой одежды. Знавал я одного типа, которого уволили за то, что он чересчур налегал на чистку.

— Какое безобразие! — воскликнула Джейн. — Почему же?

— Однажды он вычистил заодно десятку из кармана, — объяснил Пэки.

По мнению Гордона Карлайла (к нему, не забывайте, присоединился Суп Слаттери), женщины — создания жестокие. Пэки, вернувшись к себе после посещения парикмахера, вынужден был прийти к такому же выводу.

Тяжким бременем висел на нем приказ Беатрисы оставаться в Лондоне. Его так и подмывало сорваться куда-то. Взяв журнал яхтсмена, он стал перечитывать рекламу, о которой рассказывал на вокзале. Настоящая поэма в прозе.

«СДАЕТСЯ В ПРОКАТ моторный ялик «Летящее облако», 45 футов в длину, 39 футов по ватерлинии, 13 футов бимс. Есть радиосвязь; мощность — 40 лошадиных сил. Универсальный мотор, скорость до 8 миль в час. Спальные места для четверых, большой кубрик, хорошее междупалубное пространство; паруса и оснастка в отличном состоянии. Яхта полностью экипирована всем необходимым, включая кухонные принадлежности, столовое серебро и пр.».

Пэки тоскливо вздохнул. Такой рекламой, считал он, не стоит дразнить молодого человека, чья невеста настрого приказала ему оставаться в Лондоне и посещать концерты.

Когда он отбросил журнал, чтобы не терзаться мукой от вида всяких яхт, шлюпов и плоскодонных, с опускным килем шхун, затрезвонил телефон. Пэки подошел, готовый развеять тоску, наговорив резкостей тому, кто посмел вторгнуться в его печали, но тут же, узнав Джейн Опэл, сменил гнев на милость.

Ему, человеку общительному, почти все люди нравились с первого взгляда, но никто еще, насколько он мог припомнить, так сильно не нравился с первого взгляда, как эта Джейн.

Было в ней что-то такое, что он отметил, даже когда она отчитывала его самым натуральным образом; на что отозвались — разумеется, платонически — самые глубины его души. Как много у них было общего! Мысль, что она безоглядно бросается в объятия такого хиляка, как этот Блэр, огорчала его несказанно. Не то чтобы это что-то значило лично для него, но все равно обидно.

— Алло! — приветливо откликнулся он.

— О, мистер Франклин!

Пэки сразу понял — что-то случилось; она очень волнуется. Да, она булькала, мямлила и поскуливала, и так невнятно, что ему пришлось высказать мягкий протест.

— Возьмите себя в руки! Я ничего не понимаю!

— Но я же рассказываю!

— Хм, да? Тогда помедленнее, пожалуйста.

— А теперь — разборчиво?

— Да.

— Ну так слушайте! — На другом конце провода шумно сглотнули воздух — Джейн явно брала себя в руки.