Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова

Будет говорить то же, что утром говорила Альбина.

«Ему семью надо…».

А Санта не готова. Все нормальные девушки мечтают о моменте, когда им на палец кольцо наденут, а ей кажется, что вместе с открывшимся ювелирным чехлом в жизни наступит её личный апокалипсис. И чуть ли не единственная преграда, которая стоит на пути его предложения — это «знакомство» с её мамой.

Потому что Данила — благородный человек. Он и руку у отца просил. Просто отца уже нет.

А она — дуреха маленькая. Мучает мужика. Любит и мучает.

Отправляет тарелку в посудомойку, включает ноутбук, проверяет почту, делает домашку. Думает о том, что снова пора начинать рассылать резюме. Потому что Альбина права. А она близка к тому, чтобы начать своими же руками разрушать свою идеальную жизнь. Думает, но не начинает. Вздыхает тяжело, снова смотрит на часы…

Там — десять. А Данилы так и нет. Он так и не открывал их переписку.

На душе снова тревожно.

Санта отставляет ноутбук, смотрит в потолок, прислушивается к тишине.

Вспоминает на свою голову о Маргарите…

Против воли перед глазами картинки, от которых хочется отмахнуться, как от назойливых мух…

Он не может вот сейчас быть с ней. Он не такой. Он не стал бы.

Только вот… А вдруг какая-то другая… Может даже не Маргарита… Была бы для него — лучше?

Вдруг она не мучила бы. Взглядом не просила подождать, не торопиться. Глупостей не делала бы. Не записывалась на дисциплины, когда он же русским языком просил…

Вдруг ради какой-то другой ему не приходилось бы себя так сильно ограничивать, а в счастье при этом он не потерял бы?

Вдруг он и сам об этом думает?

Зная себя, а ещё свое же умение закапываться до бесконечности, Санта не пошла дальше вопросов.

Мотнула головой, их отгоняя. Написала в переписке: «люблю очень-очень».

Просто. Без объяснений и причин.

Увидела, что это сообщение он прочел тут же. Но не ждала ответа.

Дальше был душ, воспоминания об утреннем. Настолько яркие, что Санта поймала себя на глупой улыбке и бессмысленном поглаживании мелких плиток, в которые совсем недавно вжималась её грудь.

Умывание. Жужжание зубной щетки.

Шаг в спальню с затаенным дыханием. Вздох, потому что чуда не случилось — он ещё не вернулся.

Новая улыбка, когда Санта читала присланный пятнадцать минут назад ответ: «меня или поесть?».

Шепот: «тебя, конечно», который она тут же печатает. Отправляет… Но Даня снова вероятно занят — не читает долго.

Настолько, что Санта успевает улечься, накрыться одеялом, задремать. А потом и заснуть.

Данила вернулся домой практически в полночь. Устал, конечно. Он же тоже человек. Проголодался зверски.

Но первым делом, попав в тихую квартиру, сняв пальто и ботинки, направился не на кухню, где его ждет анонсированная в переписке с Сантой тарелка, а в спальню.

Чтобы приоткрыть дверь, чтобы на мгновение застыть, а потом закрыть глаза облегченно. Она на месте. Спит.

И ему спокойно.

Дальше можно действительно ужинать, стараясь сильно не греметь. Можно на минимальной громкости слушать фоном ненавязчивую аналитику. Можно опустошать голову от всех дневных проблем и готовить её ко сну.

Включать в душе воду. Так, чтобы с сильным напором и горячо. Потому что они с Сантой одинаково любят добывать из всего свой максимум.

Его максимум — это она.

Отчасти можно даже сказать, что его на самом деле «угораздило». В жизни не подумал бы, что история, которая началась как ее безответная влюбленность и его мужской интерес за несколько месяцев превратится в зависимость и страх потерять.

Который в последние дни по-особенному усугублён.

Который в последний дни так шаток…

Он каждую минуту готовит себя к тому, что однажды она может уйти навсегда. Что однажды ночью он может её не застать.

И им угрожает даже не её нерешительность, которая Данилу откровенно местами бесит. А что-то куда более сложное. И если всё подтвердится — возможно даже непобедимое.

Но даже если так — они узнают об этом не сегодня. Сегодня уже пронесло.

Данила вернулся в спальню, в которой было по-уютному тихо. Надел боксеры, лег рядом со спящей Сантой на спину.

Ему не нужно было поворачивать голову и смотреть, чтобы перед глазами стояло её лицо. Оно и так слишком часто мелькает за сомкнутыми веками.

Его умница, которая немножечко косячит.

Смелая девушка, которая не боится зайти в клетку к тигрице, чтобы поиграть с её тигрёнком, но одергивает пальчик и смотрит насторожено, когда чувствует — его любви становится для неё слишком много.

И она права, наверное. В ней говорит сильная интуиция. Потому что он совершенно не против её поглотить. Привязать к себе. На этом наконец-то успокоиться. Ведь пока в его душе — метания.

Вздохнув, Данила повернулся на бок, закрыл глаза. Будить Санту не собирался. Самому бы заснуть.

Но не успел.

Первым послышался легкий шорох постели. Потом по его бокам скользнули ладони. Санта обняла со спины, вжалась носом в шею сзади. Потерлась, придвигаясь ближе…

Так, что сердце в клочья от искренности и нежности её потребности быть рядом. Она любит. Данила не сомневается.

И сам любит тоже.

Гладит костяшки, оглядывается, встречается с немного сонным взглядом. Улыбнувшись, поворачивается всем телом. Помогает забросить ногу на бедро, скользит по ней, сжимает до болезненности.

Снова улыбается, когда Санта издает что-то тихое и томное. Тянется к её приоткрытым губам…

Они целуются неспешно, будто вдумчиво. Данила — проходясь по телу, ныряя под одежду. Санта — в одном темпе гладя его по волосам. И будет ли дальше секс — никто ещё не решил. Но это и неважно. Их просто друг к другу тянет. Они просто успели соскучиться.

— Ты поужинал? — Санта спрашивает немного хрипло, оторвавшись, смотря в лицо и проезжаясь подушечками по щекам.