Черные доски - Владимир Солоухин

Причта по штату положено: три священника, дьякон и три псаломщика.

Земли имеется при церкви: усадебной две десятины, пахотной и сенокосной 116 десятин и 2340 квадратных сажен, в том числе писцовой на Троицкую церковь 10 десятин и на Успенскую церковь 46 десятин 1980 квадратных сажен; в пустоши Шихановке имеется около двух десятин березовой заросли. На писцовые земли планы и межевые книги есть и хранятся в церковной ризнице; на прочие же земли планов нет, но межевые столбы с литерами Ц. 3. поставлены по любовному акту, учиненному в 1858 году между священноцерковнослужителями и казенными крестьянами села Ставрова. На содержание причта получается ежегодно дохода: 1) от пахотной и сенокосной земли 900 р. 2) Процентов с капитала 65 р. 3) За сбор зерновым хлебом 240 р. 4) От требоисправлений 2300 р. и 5) С лавок церковных 330 р., а всего до 3835 рублей. Дома причт имеет собственные на церковной земле.

Приход состоит из села (202 двора) и деревень: Добрынина, Шелдякова, Ермонина, Богатищева, Фомина. Белого двора, Филина, Монакова, Еросова, Остафьева, Пестерюгина, Толпухова, Рыжкова, Высокого, Сулукова, Ягодного, Лучинского, Новоселки и Тетеринова. Деревни стоят от церкви не далее пяти верст. Особых препятствий для причта и сообщений с ними не имеется. Всех дворов в приходе 867; душ мужского пола 2758, а женского пола – 2952; сверх того, раскольников-поповцев пять дворов в деревне Монакове и шесть дворов в деревне Высокове. Мужского пола 35 душ, а женского пола – 52.

В селе Ставрове два училища: мужское двухклассное Министерства народного просвещения, открывшееся в 1877 году, помещается в доме, построенном крестьянином Бажановым, и земское женское училище, открытое также в 1877 году, помещается в вышеупомянутом церковном доме.»

Вторая супруга великого князя Всеволода Анна приехала на Русь из Византии. Вероятно, она поддерживала какую-нибудь связь с родиной и могла устроить так, чтобы то одно, то другое напоминало ей родной Константинополь. Как видим, начала она с названия селения. Не может быть также, чтобы она не привезла с собой или не выписала позже каких-нибудь царьградских святынь, дабы всегда были перед глазами. Если думать о памятных святынях, то ими, в первую очередь, могли быть иконы, церковные книги, церковное шитье.

Можно ли представить, чтобы в церкви села, в котором живет великая княгиня, взятая на Русь из Византии, не было византийских икон? Во-первых, Анна могла привезти их с собой. Во-вторых, в то время на Руси были первые века христианства и, значит, было много византийских живописцев, оснащавших иконами русские храмы и обучавших иконописному мастерству русских людей. Если бы Анне понадобились живописцы для оснащения церкви в Ставрове, она, по всей вероятности, предпочла бы своих земляков.

Иконы из ее княжеского дома могли потом перейти в церковь и храниться там и хотя бы одной или двумя иконами дойти до поздних времен.

Тогда почему же нет об этом указания в справке, выписанной мною от строки до строки?

Во-первых, все же есть указания на три древних образа, из которых вне подозрения на тринадцатый век одна только Казанская Божья Матерь, потому что Казань завоевана в середине шестнадцатого столетия. Что касается Николы Угодника или Симеона Столпника, писанного на камне, то они практически могли быть какого угодно века, в том числе и тринадцатого, в котором жила в Ставрове княгиня Анна.

Кроме того, в указаниях на древности справочная книга во многих случаях неточна или даже несведуща. У меня не было возможности убеждаться в этом на каждой странице, потому что нельзя проверить, ибо описанное в книге большей частью расточено и развеяно. Но вот два примера.

Известно, что главный иконостас во владимирском Успенском соборе был написан Андреем Рублевым и Даниилом Черным. Известно также, что, когда Екатерина Вторая решила заменить иконостас на новый, она старые иконы велела отправить в село Васильевское, что под Шуей.

При советской власти, в Васильевское отправилась экспедиция Третьяковской галереи. Все, что осталось из рублевских икон, искусствоведы нашли и вывезли. Мы можем теперь любоваться Рублевым, не выезжая из Москвы. Грандиозный деисусный чин, выполненный в масштабах владимирского Успенского собора, едва ли не главное украшение современной Третьяковки.

Не нужно осуждать Екатерину Вторую за то, что она предпочла барокко Рублеву. Иконы Рублева во время Екатерины выглядели иначе, чем при Рублеве и чем теперь, когда они тщательно отреставрированы. Гениальная живопись была скрыта под поздними наслоениями неинтересной живописи. Иконы, вероятно, были тусклы и черны, в них не было ни нарядности, ни блеска.

Я заговорил о рублевских иконах, вывезенных в Шую, чтобы показать неосведомленность в некоторых случаях книги, о которой рассказываю. В самом деле, там, где описывается село Васильевское под Шуей, нет никаких указаний не только на иконы Рублева, но и на древности вообще. Написано только, что «святыми иконами, утварью, ризницей церковь снабжена очень богато».

Второй пример еще проще и нагляднее. Он касается церкви в моем родном селе. Я нашел в ней несколько икон XVII, а одну XVI века, тогда как в статистическом сборнике есть указание только на старопечатное Евангелие, изданное при патриархе Иосифе. Лучшая и древнейшая из всех икон Олепинской церкви стояла в самом темном углу и была скрыта за дешевым латунным окладом, замазанная дешевой масляной краской.

Я убежден, что и в двух ставровских церквах были древние иконы, восходящие, может быть, ко времени самой Анны, но они были записаны, загорожены окладами, и сама молва о них истощилась в веках и теперь молчала.

Судьба ставровских церквей такова. В одной из них устроили столярную мастерскую, а в другой расположилась МТС. И в ту и в другую церковь заезжали гусеничные тракторы, грузовики, закатывались бочки с горючим. Летняя церковь, та, что досталась МТС, была при строительстве укреплена железными тягами. Это ускорило ее гибель. Железные тяги приглянулись директору МТС, он приказал обрубить их и делать из них болты, гайки и другие запчасти. Меня всегда удивляла, между прочим, та легкость, с которой умеем мы распоряжаться всем, что сделано, или, как говорится, положено, не нами. Освобожденные от тяг церковные стены пошатнулись. Вибрация гусеничных тракторов, разъезжающих под сводами, ускорила дело. Церковь рухнула. На месте церкви теперь образовался скверик, в котором помещаются тир и танцевальная площадка.

Что касается зимней церкви, то она по-прежнему служит народу в виде столярной мастерской и склада. Я сам, когда нужно было взять цементу, заезжал в нее на машине и ободрал у машины бок, потому что проезд очень узок, а водить автомобиль я тогда только еще учился.

5

Может быть, и не все древности, находящиеся в бесчисленных церквах Владимирской земли, были упомянуты в книге, но то, что упомянуто, не подлежит сомнению. Впрочем, какую бы старину, какие бы живописные сокровища ни сулила книга, приехав на место, довольствуешься чаще всего созерцанием щебня, поросшего крапивой, или колхозного склада с голыми стенами и с окнами, заткнутыми пропыленной паклей. Все же некоторые строки воспламеняли воображение и побуждали к действиям.

«Село Пречистая Гора – от Владимира в 40 верстах при речке Томе. Годов двести тому назад существовал здесь Покровский женский монастырь. Время его основания и упразднения неизвестно. В тридцатых годах настоящего столетия на месте бывшего монастырского храма стояла древняя часовня с деревянными иконами. В показанных годах часовня сгорела со всеми иконами, кроме двух икон: Воскресения Христова и Боголюбивой Божьей Матери, которые сохраняются доселе в домах приходских крестьян. Кроме того, из этого монастыря сохраняется икона Божьей Матери в церкви села Ельтесунова».

Сколько тут всего, в этом маленьком и скупом отрывке. Название – Пречистая Гора! Покровский монастырь. Время основания и даже упразднения неизвестно. По устоявшемуся обычаю, когда упразднялась и ломалась церковь, на месте ее воздвигали часовню. В часовню переносили из церкви наиболее древние иконы. Часовня стоит века. Про монастырь все забыли. Держится туманная легенда, что был будто бы раньше монастырь. Давно. Никто уж не помнит. Но часовня стоит, иконы в ней подлинные, из того самого монастыря, живые свидетели. По ним, по их древности можно узнать, в какие времена существовал монастырь.

В тридцатые годы (время Пушкина) часовня горит. Упала свеча, недоглядели, кругом дерево суше пороха, успело высохнуть за триста или четыреста лет. Горят древние монастырские иконы, горят шедевры, которые могли бы украсить любой музей, горят они в Пречистой Горе, затерянной в глубине Владимирского ополья, на крутом берегу реки Колокши. Однако две иконы какой-нибудь расторопный мужик, или верующая старушка, или крестьянка из тех, что «в горящую избу войдет», успевает из огня выкинуть. Спасенные иконы изображают одна Воскресение, другая Боголюбивую Божью Матерь. Иконы эти сохраняются в домах приходских крестьян.