Trust. Опека - Чарльз Эппинг

— Да, все правильно, — пробормотала себе под нос Алекс. Очень умно было набраться смелости и позвонить. Умно было попасться на лжи. И весьма решительным поступком было позволить Тоблеру уговорить ее прийти сегодня сюда.

Она подняла глаза и увидела Руди в компании элегантно одетого пожилого мужчины. Они как раз проходили мимо столика, за которым сидели какие-то японские бизнесмены. Мужчины неспешно направлялись на террасу.

Ее сердце начало бешено колотиться. «Успокойся, — сказала она себе. — Через два часа все будет позади».

— Рад снова тебя видеть. — Руди встретил ее так, будто они были старыми друзьями. — Разреши представить тебе Георга Охснера.

Алекс отметила, как искусно Тоблер избегает называть ее по имени.

Охснер пожал ей руку и улыбнулся.

— Рад знакомству, дорогая фройляйн.

На нем была спортивная куртка, как и на Руди, но в остальном он был одет намного более официально: голубая рубашка с монограммой, галстук «Гермес», темные широкие брюки. Из левого нагрудного кармана торчал красный шелковый платочек. Охснер сел за стол напротив Алекс, а Руди рядом с ней, ближе к двери.

— Спасибо, что согласилась с нами встретиться, — улыбнулся он. — И за то, что согласилась объяснить, что ты обнаружила в компьютере.

— Я не могу… — Алекс повернулась к Охснеру. — Я не знаю больше того, что уже сообщила господину Тоблеру сегодня утром.

— Правильно, — кивнул Охснер. — Уверен, что ваша интуиция очень поможет нам. Не знаю, говорил ли вам Руди, но я душеприказчик его отца.

— Я говорил ей. — Руди достал фирменную салфетку того кафе, где они встречались утром, с написанным на ней кодом и положил ее на середину стола. — Мне необходимо понять, что все это значит.

— Не волнуйтесь, барышня, — мягко сказал Охснер, — все, что вы скажете сегодня здесь, останется строго между нами. Я — швейцарский банкир, правильнее сказать, когда-то был банкиром, но все-таки был.

Официантка в платье с узким лифом и широкой юбкой подошла принять заказ.

— Рыба тут изумительная, — авторитетно заявил Охснер.

Алекс заглянула в меню. Цены были астрономическими.

— Рекомендую всем попробовать морского окуня. — Акцент Охснера выдавал в нем скорее англичанина из высшего общества, чем швейцарца.

— Может, заказать вина? — поинтересовался он. — Бутылочку «Сент-Сафорин»?

И не дожидаясь, пока все согласятся или откажутся, сделал заказ.

Как только официантка ушла, Охснер повернулся к Алекс и продолжил беседу.

— Как я уже говорил, мы просто хотим знать больше о коде. Что он означает?

Алекс кончиком пальца коснулась салфетки.

— Мне известно только то, что в нем упоминаются номер счета и некоторые имена. Это все.

— Не были бы вы так любезны рассказать нам, для чего все это? — Охснер пробежал глазами написанное на салфетке и пододвинул ее к Алекс.

— Код дает команду компьютеру изменить имя на всех выписках о состоянии счета в конкретный день 1987 года — 19 октября. — Алекс отодвинула салфетку на середину стола. — Хотя не знаю, для чего. Это не имеет никакого смысла.

— Вы обратили внимание на дату? — взволнованно спросил Руди Охснера. — Ровно за четыре дня до смерти отца. Это имеет какое-то отношение к его…

Охснер жестом попросил Руди помолчать, пока официантка разливала вино.

Когда она ушла, Охснер вновь повернулся к Алекс.

— А вы как думаете, что это значит?

Он неспешно вытащил из кармана куртки золотой портсигар. Молча открыл его.

— Наверняка вы строили догадки, зачем кому-то менять имена на информации о состоянии счета?

— Не имею ни малейшего понятия. Я компьютерный аналитик, а не банкир.

— Понятно. — Он сделал большой глоток вина.

Алекс тоже отпила из своего бокала. Вино было прохладным, фруктовым, сладким. Это все, что им нужно? Уже все? Все так просто?

— А вы как думаете, что это значит? — спросил Руди Охснера.

— По правде говоря, не знаю. — Он достал тонкую сигарету с золотистым фильтром. Не спеша прикурил. — Я банкир, а не компьютерный эксперт.

— Но вам было известно о существовании этого счета, — гнул свое Руди. — По телефону вы сказали мне, что…

— Конечно, мне было известно об этом счете. Он принадлежал твоему отцу. А я как его душеприказчик ведал счетами, как и всем остальным его имуществом.

— Но почему мне вы ничего не сообщили? — настаивал Руди. — После смерти мамы я остался единственным наследником. Разве душеприказчик не обязан известить меня обо всем имуществе?

Охснер медленно выпустил дым.

— Единственное, что я обязан тебе сказать, — такой счет действительно открыт в цюрихском банке «Гельвеция».

— Но это счет на мое имя, на имя моего отца, поэтому он должен принадлежать мне, не так ли?

Охснер сделал несколько коротких затяжек, затушил сигарету и сказал:

— Ja-ein.

— Что это значит? — не поняла Алекс.

— Это значит «и да, и нет». — Сплетя пальцы и положив локти на стол, Охснер наклонился к ней. — Этот счет на имя Руди. Но он ему не принадлежит.

— Однако он единственный наследник своего отца. — Алекс сделала еще глоток вина. — Все, что принадлежало его отцу, должно принадлежать ему.

— Вам известно, что такое Treuhand, юная леди?

— Нет. — Алекс покачала головой. — Неизвестно.

Охснер вытянул руки ладонями вверх.

— Это от немецкого Treue — «верность» и Hand — «рука». У вас в английском, думаю, есть похожее слово.

— Вы имеете в виду слово trustee — «попечитель»? — уточнила Алекс. — Или иначе «опекун»?

— Именно. — Охснер сухо улыбнулся. Зубы у него оказались желтыми. — До недавних пор в Швейцарии на абсолютно законных основаниях гражданам других стран можно было иметь сколько угодно опекунских счетов. Цель этих анонимных счетов — защитить имущество клиентов от нежелательного внимания. — Его глаза превратились в щелочки. — Возможно, вы не знаете, но во многих странах считается преступлением, если ты хранишь деньги в иностранных банках, даже честно заработанные деньги.

— И что? — спросила Алекс.

Охснер пристально посмотрел на девушку.

— Судя по вашему акценту, вы американка.

Алекс пожала плечами:

— И что?

— Наверное, вам трудно понять, — он прикурил новую сигарету, — но многие поколения людей в разных странах привыкли доверять швейцарским банкам и хранить в них семейный капитал. Известно немало случаев — даже сегодня, — когда государство строго ограничивает суммы денег, разрешенных к вывозу за рубеж. Особенно это касается стран Латинской Америки, Африки и Азии, но подобное положение существует даже в Европе. Например, так было во Франции в правление Франсуа Миттерана. И конечно, в Германии перед Второй мировой.

Алекс заметила, что Охснер держит сигарету точно так же, как Эрик, когда пародирует Крисье.

— Возможно, вам невдомек, но именно потому, что фашисты в тридцатых годах прошлого века стали накладывать арест на банковские счета евреев, Швейцария приняла закон о тайне вкладов.

— Но это было лишь предлогом, так? — перебил его Руди. — Швейцарские банкиры уже давно пытались продвинуть этот законопроект — ради собственной выгоды. И нечего кивать на фашистов. Они тут ни при чем.

— Конечно, швейцарские банкиры были за принятие этого закона, — зло парировал Охснер. — Банковское дело — такой же бизнес, как и любой другой.

— Но зачем наживаться на несчастье других? — возмутился Руди.

— Они не наживались, — ответил Охснер. — Они предлагали выгодную сделку.

— Не понимаю я этого. — Руди с отвращением покрутил головой.

Алекс молча следила за перепалкой мужчин.

— Не забывай, — гнул свое Охснер, — твой отец был попечителем. Как и многие другие швейцарские банкиры-опекуны, он помогал своим клиентам сохранить деньги, которые в противном случае были бы конфискованы на их родине.

— И что?

Подошли официанты, поставили на соседний столик рыбу и начали аккуратно разделывать ее, освобождая от костей.

Как только они ушли, Руди повернулся к Охснеру:

— И все-таки я хочу знать, почему мне никогда не говорили о существовании этого счета?

— Я уже ответил. Потому что это не твой счет, — раздраженно бросил Охснер. — Это опекунский счет. Он лишь открыт на твое имя, он лишь формально твой.

— А чей он на самом деле? — подала голос Алекс.

Охснер поднял глаза. Они метали молнии.

— Вас это не касается.

Он принялся за еду.

— Однако это касается меня, — возразил Руди. — И я хочу знать, кто на самом деле владелец этого счета.

— Мне очень жаль. Но я не могу сказать. — Он положил кусок рыбы в рот и устремил взгляд на реку. В это время причалила прогулочная лодка со стеклянным куполом, взяла на борт группу японских бизнесменов, куривших ранее в ресторане. — Это не твое дело.