Маньчжурские стрелки - Богдан Сушинский

— По поводу того, о чем вы, господин генерал, сейчас спорите с полковником, вообще ничего не думаю.

— Как так?! — изумился его беспардонности Семенов. — Не может такого быть, князь.

— Просто голова моя занята другими мыслями. Обдумываю, как бы побыстрее дойти до Ла-Манша, поскольку чувствую, что, в конечном итоге, именно туда вы и направите меня, — все еще не потерял чувства юмора Курбатов, ухмыляясь себе в рюмку, которую очень умеренно, с наслаждением, выцеживал.

— А что? Исходя из того, как быстро изменяется ситуация, такой приказ тоже исключать не следует, — рассмеялся Семенов, поняв его намек. — Однако вернемся к рейду «маньчжурских стрелков». В письме, которое, верю в это, будет доставлено вами, ротмистр Курбатов, фюреру, мы заявим о готовности выступить Против большевиков, предложив Гитлеру как следует нажать на Своих союзников-японцев, решивших до конца мировой войны отсидеться на сопках Маньчжурии.

— Что уже почти очевидно, — презрительно улыбнулся Курбатов. — Японцы давно перехитрили самих себя, но так до сих пор и не поняли этого.

— А меня, если хотите, такое положение вещей раздражает, в соболях-алмазах! — подался к нему главнокомандующий. — Меня всегда раздражают политики, которые, стоя на поле кровавой сечи, где гибнут их союзники, пытаются мудрить и хитрить так, чтобы перемудрить и перехитрить самих себя. Что же касается японцев, то они выглядят идиотами перед всем миром: не воспользоваться такой возможностью! Правда, мне не хотелось бы, чтобы они становились хозяевами Дальнего Востока и Даурии. Но если бы они передали власть моему правительству, то со временем тоже превратились бы всего лишь в наших союзников. В надежных союзников, но не более того.

— То есть рано или поздно мы вымели бы их со своих земель, — поддержал его Курбатов. — А пока что все идет к тому, что красные вытеснят их даже из Маньчжурии и Китая, да погонят к Желтому и прочим морям.

— Боюсь, что именно так все и произойдет, — грустновато признал его правоту Родзаевский.

— Поэтому я уже не раз говорил квантунскому командованию, что выступать следует немедленно, — входил в свою привычную роль главнокомандующий. — Японцы должны двинуть свои дивизии и оттянуть часть войск красных на себя. Если же они не решатся на это…

— Так, может, мне со своим отрядом сразу же прикажете идти не в сторону Берлина, а в сторону Токио? — не скрывая иронии, продолжил его мысль Легионер, хотя понимал, что прозвучало это слишком смело, чтобы не сказать дерзко.

— И пойдете, если прикажу, — набыченно уставился на него Семенов, стараясь сбить с ротмистра спесь. — А не дойдете — вздерну. Ты меня, энерал-казак, знаешь. Если же японцы все-таки в ближайшее время не решатся, на этот случай у тебя, ротмистр, будет еще одно мое письмо. — Генерал угостил офицеров сигаретами, совершенно забыв при этом о знаменитых сигарах Родзаевского, и, задумчиво помолчав, продолжил: — Только адресовано оно уже будет генералу Петру Краснову, который, как вам известно, вместе с генералами Шкуро, Домановым и Султан-Гиреем объединил сейчас под своим началом все казачьи части, находящиеся в Югославии, Италии, Германии и других странах. И в нем будет предложение выступать против красных самостоятельно, с запада и востока, навязывая красным партизанскую войну, в которой германцы в Совдепии так позорно проиграли.

— Рисковое мероприятие, — покачал головой Родзаевский.

— Рисковое, не возражаю. Однако сидеть и ждать непонятно-чего, — тоже не стоит. В любом случае германцы об этом письме Знать не должны. Не только японцы, но и германцы. Вы поняли меня, ротмистр?

— Так точно, ваше превосходительство, — медленно, вальяжно заверил Курбатов. — Немцы о нем не узнают, поскольку передам его на словах. Во всех иных случаях письмо обязательно попадет в руки гестапо или СД. При первой же встрече с германцами они устроят мне проверку, обыщут и даже попробуют пытать: вдруг я агент красных. Так что вы составьте текст, я его заучу и передам Краснову.

— Подумаем, ротмистр, подумаем, — недовольно проворчал генерал, которого покорежило столь прямолинейное толкование ротмистром обычных шпионских истин. — В любом случае мы постараемся скоординировать наши действия с Красновым, — адресовался он уже к полковнику. — В случае поражения рейха или свержения фюрера, поскольку американцы и англичане могут выдвинуть и такое условие в качестве первого шага к сепаратному миру, мы сможем выступить совместно с Белой гвардией Краснова и Шкуро уже под покровительством англосаксов. И пока большая часть Красной армии будет сражаться на полях Европы, попытаемся поднять народ в ее тылах. Самое время рискнуть, все равно другого такого случая не представится.

— Не представится. Это уж точно. Хотя совершенно очевидно, что более реальной и значительной силой сейчас, — напомнил полковник Родзаевский, — являются войска не Краснова, а Власова, большей частью своей сформированные из вчерашних красноармейцев. Вернувшись в Россию, каждый из них поднимет на борьбу своих родственников, односельчан, словом, понятно… К тому же Власов знает большинство нынешних командиров и бойцов Красной армии, знает молодое поколение совдеповцев.

— Да, более реальной, поскольку возглавляет ее бывший большевистский генерал, кстати, из пролетариев, который у народа вызывает больше доверия, нежели любой из нас, царских генералов. Как видите, я тоже реалист, — едва заметно ухмыльнулся Семенов, явно подчеркивая, что признавать эти реалии ему не так-то просто.

— Да, из пролетариев, и с этим придется считаться.

— Правда, сотрудничество с фашистами в глазах «героического советского народа» его тоже не очень украшает. Еще бы: сотрудничество «с проклятой фашистской нечистью»! — язвительно рассмеялся Семенов, отдавая себе отчет в том, сколь неприятно сейчас выслушивать подобное обоим офицерам, особенно руководителю «Российского фашистского союза».

— Пропаганда есть пропаганда, — невозмутимо подтвердил полковник, хотя давалась ему эта невозмутимость с большим трудом.

— Словом, извините, господа, но пока что я позволю себе делать ставку на «беляка» Краснова. В письме будет сказано, что вы, ротмистр, поступаете в его полное распоряжение.

— Впрочем, если Скорцени пожелает, чтобы вы закончили еще и германскую разведывательно-диверсионную школу, — молвил Родзаевский, — не противьтесь этому, ротмистр. Перенимайте и германский опыт, он нам тоже пригодится.

— То есть мне уже не придется возвращаться сюда? — удивленно уточнил Курбатов.

— Без особого моего приказа, — ответил ему Семенов. — Вы понадобитесь мне и в Германии. Тем более что из письма Краснов узнает, что в скором времени я и сам появлюсь в Европе, дабы иметь возможность встретиться с ним, Шкуро и всеми прочими. А уж потом вместе вступим в переговоры с этим подлецом Власовым, а если удастся, то и с Деникиным, который, заметьте, пока что решительно не желает какого-либо союза с германцами. Вы не задаетесь вопросом: почему я столь подробно распространяюсь об этом, ротмистр?

— Нет, не задаюсь. Слишком высокая политика, в которой мое присутствие ничего не решает. Я всего лишь — легионер, маньчжурский стрелок, и не более того.

— И радуйтесь этому, ротмистр, в соболях-алмазах, — угрюмо посоветовал ему Семенов. — А ведь чертовски романтично звучит: «маньчжурский стрелок»!

— Зато я думаю о другом, — продолжил свою мысль Курбатов. — Если мой отряд или хотя бы один человек из его состава дойдет до Берлина, это сразу же заинтригует и немцев, и красновцев, вкупе с власовцами.

— А главное, заставит внимательно присмотреться к вам обер-диверсанта Скорцени, — напомнил Родзаевский. — Что тоже немаловажно.

— Обязательно постараюсь встретиться с ним, господин полковник. Рейд к столице рейха должен вызвать уважение к нашей секретной диверсионной школе. А в какой-то степени и поднять авторитет вашей армии, господин генерал, во всей Европе.

Родзаевский поморщился: последнее предположение показалось ему крайне неуместным. Каково же было его удивление, когда атаман Семенов вдруг поднялся из-за стола, наклонился к не успевшему подняться ротмистру, обхватил его голову и по-отцовски поцеловал в лоб.

— Этот казак не только великолепный диверсант, Родзаевский, — торжественно произнес он, когда ротмистр и полковник тоже поднялись, — но и политик, несмотря на то, что всячески открещивается от политики. Именно такой человек мне и нужен. Именно такого я имел в виду, задумывая свой «крестовый поход» на рейх.

— Диверсионно-крестовый, с вашего позволения, — наполнил рюмки Родзаевский.

— Детали похода мы, ротмистр, еще обсудим, — сказал генерал-атаман, когда все трое выпили. — Сейчас пока что одно могу сказать: в рейд — через неделю. В Чите, на квартире нашего агента, вы получите приказ о присвоении чина подполковника. А в миниатюрном пакетике, который вскроет генерал Краснов, Отто Скорцени или кто-либо из высших чинов рейха, будет еще один сюрприз. В нем будет объявлено, что полковник Курбатов, — выдержал многозначительную паузу атаман, давая ротмистру возможность прочувствовать важность момента, — да-да, полковник, вы не ослышались, является полномочным представителем главнокомандующего вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, правителя Страны Даурии генерал-атамана Семенова — на всей территории Великогерманского рейха. Кстати, даже если первым его вскроет генерал Краснов, все равно сделайте все возможное, чтобы с ним ознакомился и кто-то из очень высоких чинов рейха, который бы доложил об этом фюреру. Лично фюреру. Тут уж скромничать не следует: ставки того стоят.