Жестокие игры - Алексей Арбузов

Никита. Нелькина…

Кай. Забытый пупс. Вчера под диванчиком у нее обнаружил.

Терентий (рассматривает куклу). Истрепалась… С детства, наверное. (Отдает куклу Никите.) Вали понянчи, что ли…

Никита (отшатывается от него). Пошел ты!…

Терентий. Неспокойно на душе-то?

Никита. Нет, ты скажи: я виновен?… Виновен, да?

Терентий. Не мелькай… (Хмыкнул.) Примелькался…

Никита. Ах так?… (Бросается на Терентия. Драка.)

Открывается дверь. Входит Константинов.

Константинов. Веселитесь?

Терентий. Просил ведь – не приходи семнадцатого.

Константинов. Не сдержался. Извини уж. (Подходит к Никите.) Простите, что нарушил. Вот прошу на память принять собаку; из дерева сработал. Окружающие считают – большое сходство с живой моделью.

Никита. Хорошая собака. Спасибо.

Константинов (Терентию). Тебе-то нравится?

Терентий. Ну что… Собака как собака.

Тихонько стучат в дверь. На пороге мать Нели. Ей немногим за сорок. У нее усталое, потемневшее лицо. Одета она просто. В руках старая кошелка и сумка хозяйственная.

Мать. Простите… Стучала я. Не отзывались. Мне товарища Леонидова.

Кай (встает). Я.

Мать. Нашла, значит… Спасибо. (Не сразу.) Муж у меня хворает… Не в том дело, конечно. Дочку разыскиваю… девочку, Елену Петровну. Проще сказать – Неля ее зовут. Вы знаете?

Терентий. Все точно. Знаем.

Мать. В Кинешме была, а теперь в Москве третий день. От адреса к адресу иду… (Улыбнулась тихо.) И сколько она сменила их – подумать трудно. Сегодня ваш адрес дали, слава Богу… (Молчит долго.) Где сейчас-то она?

Кай. Уехала.

Мать. И от вас?

Все молчат.

Адресок-то дадите, куда уехала?

Кай. Нет.

Мать (в смятении). Отчего же?

Терентий. Не оставила адреса. (Указал на Никиту.) Вот он искал.

Мать (Никите). Расскажите что-нибудь.

Никита молчит, как-то странно разводит руками.

От вас-то она уж давно ушла?

Никита. Полгода.

Мать. Господи!… Может, ее и нет? Нигде ее нету! (Смотрит на Никиту.) Что же вы молчите, молодой человек?

Никита (вдруг крикнул). Я не знаю!

Мать (заметила лежащую на столе куклу). Леночки… С самого детства у нее… Как же она с собой не взяла? Торопилась, верно. (Оглядела комнату.) А где ночевала она у вас?

Кай. В соседней комнате. На диванчике.

Мать (робко). А вот жила она у вас почему? Неясно как-то… Зачем?

Кай (помолчав). Просто так.

Мать. Понятно. А где ночевала, можно поглядеть?

Терентий. Сюда идите. (Открывает дверь.)

Мать не спеша, оглядываясь, уходит в соседнюю комнату.

Кай. Точно во сне все. (Никите.) Что скажешь? Мы видим себя во сне. Идея!

Никита (тихо Терентию). Ну? Что она?

Терентий (стоит в двери). На диванчик присела. Раздумывает.

В комнату вбегает Любася, младшая сестра Никиты. Рыжая, верткая, реактивная, полная ажиотации. Одета неряшливо, модно.

Любася. Ну вот, так и знала – здесь ты! Совсем опустился; мама в отпаде, страдает безумно, а ты тут примостился, пьяный, ну конечно! Хорош братец… Ему стол накрыли – двадцать один год, – миног и угря добыли, из Сочи тетя Соня приехала, три года не видела тебя, хочет взглянуть, а ты здесь почему-то.

Никита. Сгинь… Любаська.

Любася. Ты что, с ума сошел? Крабов пять банок достали… Тебе же двадцать один, в конце концов. И маму эпатируешь – она и так раз в месяц всего с дачи к нам приезжает, а тут и тетя Соня из Сочи специально явилась…

Никита (медленно). Кроме тети Сони, крабов и угря, есть еще в доме кто-нибудь?

Любася. Пока нет, но, может быть, приедут… Даже наверное. Отец на объекте, звонил, что запоздает, но шансы есть. У Гарика и Юльки на даче мексиканцы, но, кажется, приедут. Руфина из Ленинграда, кажется, летит… успеет, может быть…

Никита. Может быть!… Кажется!… Слышишь, Кай, а что, если и мы с тобой кажемся? А на самом-то деле нас нет, как и папы, который на объекте. Реальные лица – тетя Соня и миноги!

Любася. Ты клинический!… Женщина привезла тебе огромную дыню.

Никита. Замолчи!

Из соседней комнаты вышла мать Нели.

Мать. Ничего, хороший был диванчик… А вот пальтецо какое на ней было, когда прощалась? Воротничок-то меховой?

Терентий. Меховой вроде.

Мать (обернулась к Никите). Точно… меховой?

Никита. Точно. Был меховой.

Любася (в гневе). Ты что, совсем смеешься? Тебя дома ждут, такой стол накрыли… А ты тут что-то говоришь неизвестно кому.

Мать. Нет, зачем же… ругать-то его зачем, девочка? Он парень хороший, сразу видать… Искал ее – из всех один. (Долго молчит.) Потерялся след, значит… Домой ехать надо. (Открывает сумку.) Я тут ей собрала кой-что… Яблочки из своего сада тоже. Чего обратно-то везти. Угощайтесь. (Высыпает содержимое сумки на стол.)

Кай. Спасибо.

Мать (Любасе). А вы не огорчайтесь, девочка… Попробуйте лучше. (Протягивает ей яблоко.)

Любася. Смешно просто, зачем вы мне эти фрукты суете… Как будто у нас самих нет… (Никите.) Немедля возвращайся домой. В конце концов, мне самой через час в Тбилиси вылетать надо. (Убегает.)

Мать. Обиделась… За что – не пойму. Суетливая. (Помолчав.) Вот адресок оставляю, если узнаете о чем. (Передает записочку Никите.) Спасибо вам. (Идет к входной двери, открыла ее, на пороге.) Помирает, наверно, муж мой. Очень велел Леночку отыскать… «Хочу, – говорит, – простить ей все и сам прощения попрошу; только бы увидеть напоследки». Когда Леночка из дома ушла, проклял ее, не велел искать… Суровый человек был. Верующий. Может, как лучше хотел? А вышло – помыслить страшно. Что ее в жизни-то ждет?… Простите… (Уходит.)

Константинов (после долгого молчания). Веселая-веселая, а что натворила.

Терентий (ожесточенно). Еще неизвестно, кто виноват больше.

Никита (неожиданно). Считаешь – и я виноват?

Терентий. Что вперед лезешь? Тебя тут не звали. Домой ступай, тебя тетя Соня ждет.

Никита. Не темни! Вижу ведь – осуждаешь!

Терентий. А хотя бы! От кого она Москву покинула – вникал? Она веселая была… Как ласточка… Заботилась о нас обо всех. Радостью была. Ее Кай пальцем не тронул. А ты?… Все дрожал: ребенка она тебе родит. А она, может, с ним сейчас Бог знает где бедствует. Ты когда узнавать о ней решился? Приснилась она ему, видишь ли… Ты добрый… Ты очень у нас добрый, если это нетрудно тебе.

Кай. Никто никого не лучше. Не трогай его. Все мы дерьмо.

Константинов. Зачем так-то, ребятки… День рождения нынче.

Терентий (озлобился). А у тебя слова нет… Наблюдатель! Устроился тут – как в театре…

Никита. Никто не радуется. Никто! А изумительно учусь… и на водной дорожке… и наедине с себе подобной… Вызываю всеобщий восторг! (Тихо.) Но мне никто не радуется.

Терентий. А ну тебя!

Никита (крикнул). Беззащитен! Жил в расчете на чудо… Надеялся – кто-то придет, явится, возникнет… и я поделюсь. Никто не явился. Незачем! А любимая семья? Ха-ха!… Они души во мне не чаяли, если у них было на это свободное время. С детства был предназначен на первые роли! Я и тени сомнения у них не вызывал – настолько они были заняты собой.

Кай (в отчаянии). Врешь… Ты все забыл! Какие мы были счастливые в детстве. Разве не помнишь… Новый год в нашем доме… Под елкой всегда лежали подарки… и отец показывал фокусы… и мама пела… Они так любили друг друга. И все было разрушено в один день! И когда она уехала, отец поглядел на меня и сказал: «Ты похож на свою мать, погляди в зеркало – точная копия!» И он отшвырнул меня в угол. Вот тогда все кончилось: я перестал любить всех. И мне никого не стало жалко. Я перестал любить всех.

Терентий. А я помню… Я ведь помню, какой ты прежде был… Смешливый, добрый, глупый даже! (Почти в отчаянии.) Кай!… Я тебя даже больше тогда любил… А как мы радовались, помните?