Рождество на побережье (сборник) (ЛП) - Гаджиала Джессика

— Я просто думаю… — начала она, но была прервана стуком в дверь.

И в это время года и так поздно ночью это мог быть только один человек.

— Не знаю, зачем ты стучишь, Шот. У тебя есть ключ, — позвал я, с сожалением отстраняясь от Алекс, чтобы пройти через комнату, когда раздался еще один стук.

Я распахнул дверь, чтобы посмотреть на Шота, который упрямо оставался без куртки даже в морозную погоду, его белая футболка и узкие черные джинсы ничего не делали, чтобы защитить от холода. Его руки были заняты подставкой с кофе и пакетом, как я себе представлял, пончиков.

— Извини, руки заняты. Ты собираешься впустить меня, чувак? — спросил он, когда я взял у него пакет и отодвинулся в сторону, чтобы он мог пройти.

— Нет! — Алекс взвизгнула, как только дверь закрылась, и ее взгляд упал на Шотера.

— Нет?

— Как ты смеешь приходить сюда с кофе? Ты жестокий, злобный, садистский ублюд…

— О, сияющая, светящаяся будущая мать! — заявил Шот, совершенно невосприимчивый к гневу Алекс. — Щечки даже распухли и все остальное дерьмо. Материнство тебе идет, сладкая, милая…

— Не подслащивай, милой, дорогой меня, Джонни Уокер Аллен, — огрызнулась она, пристально глядя на него, когда он поставил подстаканник на стол рядом с ней, потянувшись за одним из кофе.

— Но я пришел с кофе без кофеина, — заявил он, протягивая его, размахивая им, как одна из тех моделей на призовом шоу. — Я даже просмотрел меню всех местных кафе, чтобы узнать, в каких из них содержание кофеина без кофеина было самым низким. Я подумал, что ты, должно быть, несчастна без этого, — добавил он, одарив ее одной из своих улыбок, которые всегда обезоруживали ее. Плюс, принося кофе без кофеина, он ни черта не мог сделать неправильно в мире прямо сейчас. — И я принес тебе три пончика с желе. Два для тебя, один для Джонни-младшего, — драматично заявил он, шутя.

Он еще не знал, что мы планировали назвать его Джонни, но назовем его Джуниор.

Это была то, что мы расскажем рядом с нашими близкими, когда они навестят нас в больнице.

— Не то чтобы мне это не понадобилось после четырехчасовой дороги, — сказал я, приветствуя его своим кофе, когда он протянул его мне, — но разве ты не должен уже получить свой сюрприз?

— Амелия опаздывает, — заявил он, опускаясь на диван и закидывая ноги, обутые в криперы, на кофейный столик.

У Шота и Амелии была традиция, когда она выгоняла его в канун Рождества и готовила для него какой-то подарок.

Он потянулся за пончиками, достал Бостонский крем (прим.перев.: покрытые шоколадом) и на секунду задумался, прежде чем откусить, одарив Алекс улыбкой с закрытым ртом, когда она выхватила у него пакет. Оставьте это для съемки, чтобы иметь возможность быть очарованным ею, даже когда она была угрюмой. — Она сказала мне около двух часов назад, что мне нужно потеряться и не возвращаться, пока она не напишет мне. Я подумал, что, может быть, это будет непристойный сюрприз в нижнем белье, как в первый год, поэтому я просто поехал по городу. Но когда прошел час, я решил притащить свою задницу сюда, чтобы проверить мою любимую беременную леди. И ее недостаточно заботливого мужчину.

— Ами получила сегодня тысячу сообщений от Кензи? — спросила Алекс, помахав перед ним телефоном.

По традиции, поскольку у нас с Шотом не было собственной семьи, мы проводили Рождество с первоклассным кланом Пейна. Кензи — крикливая начальница, Риз — тихая благодетельница, их тети, их мама, мы, а теперь и наши женщины, которых приняли в общество так, как будто они только что приехали из долгого путешествия.

Амелия немного лучше справлялась на кухне при диктаторе Кензи, так как она действительно умела готовить. Алекс, не так уж хорошо. Иногда ей поручали такие задачи, как помешивание соуса или размешивание льда в чашках, так как Кенз была убеждена, что Алекс может сжечь булочки, просто глядя на них слишком долго.

— В этом году она наготовит картофель с запеканкой. Что будешь делать ты?

— Попытаюсь ничего не испортить, — заявила Алекс, разрывая свой пончик, чтобы она могла окунуть части, которые не касались его, в желе. — Я сказала ей, что не могу давать никаких обещаний. И что, возможно, мне следует разрешить остаться в гостиной в этом году, так как мой живот теперь может очищать столешницы.

— Как там у вас дела? — спросил Шот, приближаясь к животу Алекс, но на самом деле не касаясь его. Что, как он узнал на собственном горьком опыте, было твердым «нет».

Какого хрена люди вдруг решили, что приемлемо ходить и трогать гребаные животы людей только потому, что в них есть форма жизни? Клянусь, следующему человеку, который приблизится к моему животу на расстояние шести дюймов, сломаю ему гребаную руку. — Заявила она, после того как в переполненном магазине какая-то женщина, которую она никогда раньше не видела, прижала руку к животу и спросила, когда она должна родить.

— Чертов таймер должен сработать. Мне нужно, чтобы он убрался оттуда. Прямо сейчас. Он использует мой мочевой пузырь в качестве подушки, — заявила она серьезным голосом, и я знал, что это будет еще одна речь «Я не думаю, что это чудо; это действительно пугает меня». — А иногда, если я сижу неподвижно, он двигается и, блин, так мерзко… ты можешь видеть, как его части вылезают из моей кожи. Это какое-то откровенное инопланетное дерьмо.

Шотер рассмеялся над ней, протягивая руку, чтобы переплести свой мизинец с ее. — Но только подумай, скоро он появится, и ты снова сможешь выпить кофе. Нет? Что я сказал не так? — спросил он, когда она отдернула руку и с рычанием встала, чтобы пойти на кухню. — Что я такого сказал? — спросил он, глядя на меня.

— Она будет кормить грудью, — объяснил я. — Так что никакого кофе, по крайней мере, еще шесть месяцев.

— Черт. Неудивительно, что она так несчастна. Я нашел эту футболку для нее на Рождество, — сказал он, подергивая губами. — Футболку для беременных с надписью на животе, которая гласит: «Не прикасайся ко Мне, блядь». Я думаю, что на ней разойдутся швы, от того, что она будет часто носить.

— Возможно, мне придется купить по одной на каждый день недели, — согласился я, когда Алекс полезла в холодильник.

— Соленые огурцы? — спросил Шотер, ухмыляясь.

— Я бы хотел. Чертов острый перец в хумусе. Чертовски горячий. Например, если ты приблизишь свой рот к ее рту в течение двадцати четырех часов после того, как она их съест, твои губы почувствуют, что они горят. И она ест их каждый день.

До рождения ребенка она избегала острой пищи, как чумы, утверждая, что у нее просто нет вкусовых рецепторов, которые могли бы с этим справиться. Теперь она не могла насытиться. Однажды я попытался заменить суперострый на слегка острый, чтобы спасти себя. Но она откусила один кусочек, прищурила на меня глаза и сказала, чтобы я с ней не связывался.

К счастью, я нашел колючую манеру Алекс чертовски забавной, и это только усилилось ее длинным списком новых вещей, которые делали ее раздражительной.

— Заставляй ее выпивать немного молока после. Знаешь, для ребенка, — предложил он, оглядываясь назад смотря на то место, где Алекс балансировала с хумусом на животе, как на маленьком столике.

—Да, и как ты предлагаешь мне заставить Алекс что-нибудь сделать?

— В этом есть смысл, — согласился он, потягивая кофе. Имея немного упрямую женщину, он сам это понимал. — Что ты ей подарил? Ее рождественский список был не совсем романтичным.

За исключением того, что для Алекс компьютерные прибамбасы были романтичными.

Так что я купил ей кое-что из этого.

Но я также обнаружил нечто бесконечно более сентиментальное.

Моя цель состояла в том, чтобы заставить моего маленького упрямца хотя бы разрыдаться.

Это была нелегкая задача. Даже после нескольких лет совместной жизни, я думаю, что видел это только дважды.

На случай, если вам интересно, нет, один из таких случаев был не тогда, когда тест стал положительным. Это был полный и абсолютный парализующий ужас.