Вторая жизнь (Иллюстрации П. Зальцмана, Ю. Мингазитдинова) - Василий Ванюшин

Галактионов понимал положение Латова: на атташе по вопросам науки и культуры лежали определенные обязанности, он отвечал за русского профессора, работающего в чужой стране.

На этом они кончили деловой разговор. Галактионов вернулся к имени Латова. Лаврентия Афанасьевича он знал еще в Москве, когда тот был студентом. Еще тогда Латов укоротил свое имя, вероятно, для знакомства с девушками. Он не знал, что будет дипломатом.

— Атташе! Ведь это, кажется, самый низший дипломатический ранг?

Латов не остался в долгу и съязвил, что такой низкий ранг он получил из-за профессора Галактионова. Почему? Да ведь только в связи с размещением в Атлансдаме Международного геронтологического института Советский Союз и Атлантия договорились о включении в состав посольств атташе по вопросам науки и культуры.

Расставаясь, Латов снова вернулся к делу и сказал, что неплохо было бы Даниилу Романовичу ездить по городу в машине с шофером — честным парнем, который знает все порядки Атлансдама.

Галактионов еще раз убедился, что о нем не только беспокоятся, но прежде всего заботятся. Да и как же иначе! Вот она — Родина! Встреча с Латовым, крепкое пожатие его руки при расставании многое значили для Даниила Романовича.

А вскоре новое знакомство убедило Галактионова в том, что и кроме советского посольства в городе есть люди, которые сочувствуют ему и готовы прийти на помощь.

Под вечер пришел к нему мужчина лет тридцати, — одетый не очень изысканно, однако и не бедно, в легком летнем костюме. Ворот рубашки был расстегнут. Губы у него пересохли и потрескались, как у человека, работающего на ветру и солнце.

— Мне рекомендовали пойти к вам, — сказал он глухим ба сом. — Я техник по электроприборам. Звать — Макс, фамилия… Она очень трудная, лучше звать меня просто Максом.

— Позвольте, — удивился Галактионов. — У нас нет свобод ной должности техника, да если бы и была, то я не директор…

Макс улыбнулся и повторил:

— Мне рекомендовали…

— Кто?

— Свои.

— Может, скажете пояснее?

— Можно. Мне сказали, что вам нужен шофер, нужен верный надежный человек. Я имел работу, но если сказано, я пошел. — И Макс, широко улыбнувшись, протянул руку.

Даниил Романович испытывал чувство доверия к Максу, но разговаривал с ним довольно сухо. О шофере сегодня утром говорил Латов и предупредил быть осторожным.

— Где вы работали?

— Машиностроительный завод «Громан и K°».

— Пойдите к нашему директору. Профессор Доминак знает, что мне нужен шофер, поэтому лишне говорить о встрече со мной. Если он примет вас, приходите ко мне завтра. Сегодня я очень занят.

Макс ушел. Галактионов подумал, что Латов тут ни при чем. Он не будет подыскивать шофера для международного института — не его это дело. Скорее всего, Макса послали сюда свои же товарищи…

На другой день Даниил Романович возвращался на квартиру в машине. За рулем сидел Макс. По улицам города сделали хороший крюк — просто так, для прогулки. Шофер поднялся вместе с Галактионовым в его квартиру: ему надо было знать, как живет русский профессор. Он заметил, что в квартире нет телевизора.

— Даниил Романович, телевизор вам необходим, — сказал он твердо. — Вы не бываете ни в кино, ни в театре. Иногда показывают русские пленки; недавно был документальный фильм о медицинском обслуживании населения в Советском Союзе. Вам это интересно. Чужбина — я понимаю… Едемте за телевизором.

Через час телевизор стоял уже в квартире. Макс включил его, и Галактионов впервые увидел на экране Юв Мэй.

ЮВ МЭЙ ДОЛЖНА БЫТЬ ВСЕГДА КРАСИВОЙ

Даниил Романович увидел Мэй и на следующий день. Но уже не на экране телевизора, а в своей квартире…

Сначала она позвонила по телефону. Даниил Романович, услышав женский голос, как будто знакомый, подумал, что это — Эрика Зильтон. Но голос в трубке без всяких предисловий объявил, что говорит Юв Мэй, затем последовали извинения… Удивленный Галактионов не смог даже вставить слово. Мэй настоятельно просила принять ее по очень важному делу личного характера. Галактионов назначил час приема.

Весь день в ожидании назначенного срока «после пяти» его не покидали мысли о Мэй. «Зачем я понадобился такой знаменитости Атлансдама?»

Приехав к себе, он сразу же отправил машину. Коекак прибрал в квартире и задумчиво остановился перед зеркалом.

«Встреча по важному личному делу… — мысленно повторил он и улыбнулся себе в зеркале. Возле глаз собрались морщинки. Он помрачнел: «Если бы не адское напряжение в последние дни, я выглядел бы молодцом… Тьфу, черт! Какие мысли лезут в голову! Это все от одиночества».

Потом взгляд его остановился на картине «Нерон в цирке», которую он в последнее время перестал замечать. Сейчас он смотрел на картину по-иному. Не видел застывших фигур воинов возле арены цирка, раболепную знать, устремившую свои взоры на Нерона. Не видел и самого Нерона — с лавровым венком на голове и толстым лицом, — равнодушно взирающего на очередную жертву…

Даниил Романович смотрел только на эту жертву. Рядом с издыхающим черным быком, в боку которого торчало древко копья, лежала женщина. Тело ее было удивительной чистоты и красоты, мертвое оно не могло быть таким. Женщина, видно, была в обмороке — глаза прикрыты, черные длинные волосы спутаны; левая рука откинута — такая же прекрасная, как и на знаменитой картине «Гибель Помпеи», одна нога лежит на туше быка, другая полусогнута. На лице не видно страдания, женщина скорее спала после сильной усталости.

Даниил Романович вздрогнул, когда раздался звонок.

Ювента Мэй, или просто Юв Мэй, вошла быстро и закрыла дверь. Была она в светло-сером легком плаще: очень широкие спереди поля шляпы почти закрывали лицо. Мэй сняла шляпу и бросила ее на диван. Даниилу Романовичу показалось, что он находится не в своей квартире, а совсем в другом месте — так все тут преобразилось: эта небрежно брошенная шляпа на диван — никогда такой тут не было. На вешалке рядом с его пальто — легкий женский плащ с большими блестящими пуговицами, а в кресле, в котором сидел только он, — сама знаменитость Атлансдама.

Мэй, конечно, была красива, но не так, как на экране, Там постоянно светилась оживленная улыбка, и, казалось, именно она, эта улыбка, освещает экран. Здесь Ювента была иной: немного старше, губы не очень ярки и подбородок почему-то других очертаний. Но кожа была нежнее. Лицо ее выражало смущение, неловкость.

Даниил Романович сел против гостьи на диван, чуть отодвинув шляпу.

— Я вас слушаю.

Мэй оглядывалась то на дверь, то на окно, руки ее беспокойно сжимали одна другую.

— Не волнуйтесь и расскажите, что привело вас сюда?

Мэй собралась наконец с духом и заговорила. Голос был не уверенный, дрожащий, совсем не такой, как в телевизоре.

— Я попрошу вас прежде всего об одном… Это не трудно выполнить. Прошу никому не говорить, что я была здесь.

— Обещаю. — Даниил Романович налил в стакан воды и поста вил перед ней.

— Вы, вероятно, представляете особенность моей работы, — начала она, сделав глоток. — На меня ежедневно смотрят миллионы телезрителей. В обыденной жизни я стараюсь избегать встреч — так лучше… Вы, наверно, думаете, что я очень богата? — вдруг спросила она. — Мне иногда задают такой вопрос. Я на него не отвечаю. Но вам скажу, если вы даже не спросите… У меня больная мать с тремя детьми, себя я не считаю. Двое ходят в школу. Отца нет… Я зарабатываю столько, что с трудом хватает на нашу семью. А ведь мне нужно одеться… соответственно. Иначе нельзя. Каждый день нужно что-то новое в туалете. Вот и приходится отрывать от братьев и сестренки, от больной матери, и иначе нельзя, — глаза ее заблестели. — А мне — улыбаться перед зрителями…

Она отпила еще глоток. Галактионов слушал и хмурился, не понимая, зачем она это говорит.

— Но я не жаловаться пришла. Я пришла просить помощи. Смотрите! — Мэй повернулась так, что лучи вечернего солнца упали на ее левую щеку. — Видите вот это? Что это такое?

На щеке, возле мочки уха, рдело фиолетово-красное пятнышко. Даже на расстоянии двух-трех метров Даниил Романович увидел, что пятнышко припухшее. Вокруг были следы пудры.

— Я заметила, оно растет.

«Вероятно, ангиома, — подумал Даниил Романович. — Злокачественная или доброкачественная?» — И спросил:

— Быстро растет?

— Месяц назад была со спичечную головку. Теперь трудно скрывать…

— Не это самое опасное.

— Не знаю, что опаснее. Зрители заметили. Поступают зап росы: что это у Мэй — искусственная мушка или другое… Директор обратил внимание.

Приблизившись, Галактионов осмотрел пятнышко, потрогал пальцами, сел в кресло.

— Вам надо обратиться к врачу-специалисту, и немедленно.

— Что вы! — испугалась девушка. — Сразу же пойдут разговоры, напишут в газетах, и я лишусь работы. А если это раковая опухоль? — темно-серые глаза ее расширились. — Я все время думаю о ней. Я слышала: это можно вылечить без операции, но если бы попасть к честному врачу! Я уверена, вы не представляете себе главной опасности. Допустим, можно вылечить лучами, но врач непременно захочет делать операцию.