Хроники Птеродактиля - Елена Лобачева

— Саша ленив патологически, — заверяла подруг Карина.

Анастасия многозначительно хмыкнула:

— Как же, как же, с тобой отдохнешь, — паралитики помчатся наперегонки, лишь бы ты отстала.

Они сидели в «Шоколаднице» днем. Народу немного, цены будничные. Привычка хоть иногда собираться вместе и жаловаться на близких помогала расслабиться и жить дальше.

За соседний стол присела девушка. Задумчиво рассматривая меню, накрутила на палец прядь волос и стала ритмично дергать, откидывая голову в такт движению.

— Каждый живет в своем мире, — промямлила Елена, дожевывая эклер. — Смотрите: или голову оторвет, или скальп снимет.

— Не завидуй молодости, — Надежда, доев наполеон, выбирала что еще взять: эклер или картошку?

— Давай покурим, — Анастасия достала сигареты. — Тебе, Елен, не предлагаю.

Вечером снова мучила боль в боку. Говорят, и к пыткам привыкают. Карина несла свои страдания как тяжелый, давящий, но необходимый наряд.

— Ты что, не видишь — я подыхаю!

Сын вздрогнул и обреченно остановился. Лучше не спорить. Медленно поворачивая лицо к матери и так же медленно преображая раздражение в сочувствие, Никита приготовился стойко и молча выслушать все, что будет сказано.

Карина, хватаясь за стены, постанывая и причитая, приковыляла к креслу.

— Вот женишься — узнаешь, каково без матери. Кто, кроме матери, станет терпеть такого неряху, — весь в отца, прости Господи! Еле ноги таскаю, стараюсь для тебя, из последних сил тянусь, посмотри: все постирано, поглажено, обед, ужин, завтрак. Все тебе, неблагодарному. А ты, а ты? За час все изгадил, все изговнил, — голос сбивался на визг, на всхлипы. Лицо багровело. Губы вытягивались и кривились.

«Ну и уродина», — подумал Никита с жалостью и раздражением.

Звонок в дверь прозвучал как подарок. Никита опрометью бросился в прихожую.

Лена вошла в гостиную, тараторя на ходу о попутчиках в метро, о толкотне и бесцеремонности окружающих и о том, как меняется с годами облик москвичей, да и москвичей ли? Всё не то, всё не так.

Карина мысленно затыкала уши. Невыносимо слушать эту Ленку. Не от души у нее всё. Какое-то наигранное, напускное словоблудие. Устаешь от Елены. Тяжелый она человек.

— Что тебе? Молодец, что зашла, — спохватилась Карина.

— Где Саша? Видела его публикацию? Гигант! Завидую, гордись.

Карина растерянно присела. Она не видела последней публикации Саши. Эти двое, муж и сын, затоптали в ней и восторги, и восхищения. Затоптали повседневной замызганной жизнью, их неприспособленность уже вышла за рамки раздражения и перешла на новый уровень. Уровень внутреннего протеста, от которого всего шаг до решительной неприязни.

Где же все-таки Саша? Третий день как должен вернуться. Ну пусть задержка из-за «представительских мероприятий» на день. Максимум, на два. Ладно, контрольный срок не вышел. Подождем.

— Так что там за публикация? Лен, у тебя под рукой? — не дожидаясь ответа, Карина выхватила журнал, торопливо перелистала, наткнулась на знакомую фотографию. Вот:

Боюсь, мы встретимся.

Мир тесен.

И случайность

Уже подстерегает,

угадав Предательство.

Господи, о чем это? О ком? Что за чушь? Так, спокойно, что дальше?

Своим венчаньем

Болезненно вонзаются шипы

Венка, что из одной колючей розы.

Куда это он собрался? Ворчу на него, ворчу, а жалею только мысленно. А в его мыслях…

Уж опоясан лоб.

Один цветок

Горит на обруче изогнутого стебля.

Как отвлекает каждый лепесток

От жалящих шипов.

И каплей в землю,

Конечно, упадет моя слеза.

Но это всё потом.

Пока гроза

Сокрыта

Распогодившимся зноем.

Пока одно предчувствие звенит.

И тихим, кратковременным покоем

Мое исчезновение стоит.

Карина застывшими глазами смотрела на Елену.

— Карин, ну Карин, очнись. Это аллегория, метафора, это не то, что ты думаешь!

— А что я думаю?

Непривычно тихий голос подруги напугал Елену.

Саша летел низко, разглядывая витрины магазинов, лица прохожих, чужие гостиные, спальни, дома. Подлетая к бензозаправке, он не успел сманеврировать и ударился головой о бензинную стойку. Напуганный заправщик бросился к Саше и начал обильно поливать его голову чем-то удушливым и тянучим. «Какой странный бензин», — устало подумал Саша, проваливаясь в вязкую бездонную крутизну.

— Мужик, а мужик, ты живой?

Чистый туалет дома литераторов закрывали редко. Например, сегодня. И то потому, что грозились отключить воду на сутки. Матвеич, едва отворив дверь, насторожился. Живые так не валяются. Неудобная поза.

В кармане бедолаги Матвеич нащупал открытый, но не начатый шкалик ликера. Машинально, не понимая, что делает, Матвеич затряс этим шкаликом над лицом Саши, пытаясь попасть ему в рот. Руки не слушались, струи ликера текли по Сашиным щекам, подбородку, шее, никак не попадая в рот. Опомнившись, Матвеич бросился к телефону.

Дороже ль истина надежды?Остерегутся мудрецы,Не поторопятся невеждыС концами совместить концы,

— Хватит, — сказал Владимир, оборвав Сашину декламацию. — Absentem laedit, qui cum ebrio litigat[3].

— Я не был пьян тогда!

— И плохо, — ухмыльнулся Владимир. — Все, что ты сотворил достойного — все это с помощью Бахуса. А сюда попал по трезвости — вот и суди по частям о своей «истине». A minori ad majus[4].

Саша вошел в нашу компанию внезапно и растерянно. Владимир уже перелопатил своей извращенной мыслью главные ступени Сашиной жизни. Здесь забавно наблюдать за курьезной трансформацией прибывающих. Потому и Владимир потешается как над Сашиной растерянностью, так и над его напыщенностью.

И все-таки Сашу мы встретили как долгожданного друга. Его прибытию не удивился никто, даже он сам.

— Уже? — только и произнес. — Так это был не бензин? Это был ликер?

— Давай, поэт, располагайся, — Владимир, как опытный проводник, начал вводить новопришедшего в свод тех нехитрых правил, которые не сразу осваивают попавшие сюда так внезапно. — Не удручай себя вопросами: мол, мы тебя знаем, ты нас — нет. Это сейчас тебе непонятно. Привыкнешь и не удивишься, поэт, когда скоро услышишь собственные стихи. Например:

…И согнулись колени,БезднаПриняла последний прыжок.И затих в том последнем бегствеПолыхавший в тебе ожог…

Василий решил, что ты про него писал. Нет? А откуда ты знаешь? Помнишь, как посетили тебя эти строки? Будто кто-то подсказал, да? А может, и подсказал.

Карина ждала подруг. Последние дни тянулись как одно большое испытание. Сначала она боялась входить в Сашину комнату. Но, однажды решившись, уже не выходила оттуда часами. Размышляя, перебирая вещи, записи и стихи, Карина не находила ничего, что могло бы привязать их друг к другу надолго и прочно.

Неудачный брак, неудачная жизнь. «Я его тихо ненавижу», — эту фразу, как заученную пословицу, Карина повторяла подругам, сестре, сыну.

Скомканные похороны не задели ни тревогой, ни слезами. Облокотясь на Никиту, Карина пристроилась гостьей на этом горьком мероприятии, спешно сооруженном писательской организацией. И всё. Уже вечером, прощаясь с Никитой, Карина посетовала:

— Надо бы друзьям сообщить, не чужой все-таки…

— А любопытно, поэт, вдова о тебе печалится. И подругам своим не поплакалась. О Василии больше грустит, подругу утешая, чем о тебе. Иль не обидно? — поехидничал по привычке Владимир.

…Рано лишившись матери, Карина искала в окружающих убежище, куда можно забиться и отдохнуть. Этим убежищем должен был стать со временем ее дом, возглавить который должен был Он. Красивый и выдающийся, умный, современный, вызывающий зависть окружающих. Она выискивала партнера по жизни долго и тщательно. Искала его глазами и еще чем-то внутренним, непонятным.

Давным-давно, уступив Ленкиной назойливости, она отправилась в ЦДЛ посидеть в ресторане. Не видя пользы в литературных разговорах, тоскливо наблюдала, как за соседним столиком толстые пальцы с массивным перстнем развешивают по краям тарелки рыбьи кости. Под стать пальцам лоснились губы, смаковавшие мякоть печеного окуня. Пальцы выуживали очередную косточку, когда Карина решила: хватит, сейчас меня стошнит, — и направилась в сторону лестницы, ведущей наверх к туалету. Здесь-то они и столкнулись. Саша спускался, обхватив плечи юной особы. Вызывающая вседозволенность пронизывала их позу. Карине показалось, что они вышли из одного туалета. Захотелось отбить этого баловня судьбы у этой дорогой потаскухи.