Искры завтрашних огней - Александр Воронков

Среди бойцов нашего сводного отряда, скопившихся в ожидании начала боевых действий за заснеженным подлеском, пробежал тревожный ропот. И без того непростая задача незаметно пробраться к валу, форсировать тын и, обезвредив часовых, открыть путь в фортецию остальным, возложенная на группу Франты Жбана, стала казаться совсем невыполнимой. Позади меня шёпотом сыпал проклятья на 'хитрозадого Плешивца и всю его родню' старый земан. Теперь, когда световой круг охватывал замок и освещал часть заснеженного поля, двигаться скрытно стало невозможно. А перспектива бежать, как матросы в бушлатах на гансучьи пулемёты, как–то не очень радовала. Впрочем, так же, как и перспектива ползти по освещённому снегу безо всякой маскировки…

Стоп! Маскировка! Перед глазами как наяву встал плакат с укутанным в белый халат красноармейцем: 'Бываешь в разведке — посмотри на ветки, не спи в секрете — ты за всех в ответе!' Ну конечно! Самое простое может быть и самым эффективным — ибо, как говорил мой старший братец, 'в шомполе ломаться нечему'.

Потихоньку и очень–очень аккуратно, чтобы не потревожить снежные пласты на ветках кустарника, перемещаюсь поближе к командующему всей нашей операцией:

— Пан Ян! Дозволь сказать!

— Чего тебе занадобилось, кухарь? — Неласково блеснули под мохнатыми бровями суровые глаза.

— Пан Ян, идти сейчас пану Франциску караульных снимать — слишком рискованно…

— Без тебя знаю. Ступай на место, поварская душонка! Всё равно мы сегодня эту мадьярскую сволочь перережем, чтоб землю не поганили! А попробуешь отстать или от боя сбечь — смотри у меня!!!

Да… Похоже, старый воин сильно не в духе из–за нежданного вражеского сюрприза.

— Ты, пан земан, меня не пугай. Пуганый уже, а от драки сроду не бегал. Я о другом сказать хочу: как нам не позволить врагам нас всех заметить. У меня на родине эту хитрость давно ведают.

— Ишь, смельчак какой выискался! Ну ин ладно, невежа: сказывай, что за хитрость? Но гляди мне! Коль дурь брякнешь — быть тебе биту!

М-нда… Бедному Ванюшке — везде камушки… Знал бы заранее — ни в жизнь не взялся за это поручение, из–за которого приходится подчиняться этому бурбону.

— Значит, смотри, пан Ян: снег белый и искрящийся, так?

— Ну… так.

— А у наших всех и одежда, и доспех — всяко темнее снега. Чтобы на снегу стать понезаметнее, нужно поверх одежды накинуть белые плащи с капюшонами или просто куски отбеленной ткани размером побольше. И к валу подбираться пригнувшись, или на четвереньках, хотя лучше всего, конечно, ползком, чтобы со стороны, да ещё и против света, караульным казалось, что на снегу попросту сугробы намело. У нас это маскхалатами называется. Ну, а чтоб искрилась ткань–то, её нужно водой сбрызнуть: капли быстро в ледок превратятся и посверкивать в факельных отблесках станут, как и настоящий снег. Только не дай бог перестараться с водой: маскхалаты получатся ломкими и шелестеть станут.

В темноте усмешку старого воина заметить было мудрено, но вот характерный жест, которым он, прикрывая губы, пригладил свисающие усы, не оставил сомнений: идея земану пришлась по душе. Тем не менее въедливый командир не оставил своего сердитого тона:

— А откуда я тебе посередь леса полотно белёное сыщу? Что тут тебе ярмарка, что ли, или штуки ткани на соснах заместо шишек висят? Тут что на нас, то и при нас и взять иное — просто негде. Разве вон во Влченишеве, ан до него ещё добраться нужно.

Ну что можно ответить на такой вопрос? Бывают моменты, когда нужно не слово, а действие. Воткнув рукоять сокирки в снег, я сбросил ремень торопливо отцепив петельки кожуха от палочек–застёжек, скинул верхнюю одежду и принялся стаскивать куртку.

— Ты что, мастер, рехнулся? — Мой стриптиз, похоже сильно удивил окружающих. Земан даже нерешительно отшатнулся: мало ли, вдруг спятивший трактирщик на людей кидается? Да и верные дружинники как–то нехорошо поглядывают, отвлекшись от наблюдения за вражеским замком и поудобнее перехватывая оружие. Ничего, вряд ли без прямого приказа набросятся…

Через голову стягиваю пропотевшую нательную сорочку: у здешних крестьян такая считается праздничной рубахой.

— Вот, пан земан! Можно пока это надеть поверх кожухов, а для другого раза приготовим и настоящие маскхалаты…

Вновь пытливый взблеск глаз:

— Ты смотри… Уже и к другому разу готовиться надумал?

Скромно киваю:

— А как же!.. И не к одному. Как сказал один мудрец: 'И вечный бой! Покой нам только снится'.

— Молодец твой мудрец! Сразу видно — славный был рыцарь!

***

Наличием нательного белья, как выяснилось, мои соратники себя не особенно отягощали. Из семнадцати присутствующих светлые рубахи нашлись лишь у пятерых, причём крайне опрометчиво было бы считать их цвет снежно–белым. Также у одного из 'партизан–разбойников' была временно реквизирована белая заячья шапка. Поверх доспеха, не разрезая, удалось натянуть только мою рубаху только на невысокого Антана Бэра. Двоим остальным воинам, которым выпала задача первыми подобраться к валу, форсировать тын и снять ближних караульных, пришлось распарывать ткань ножами. Оставшиеся рубахи, также превращённые в тряпки варварским образом, пустили на обмотку ног: подштанники в самом начале четырнадцатого столетия ещё не стали повсеместно принятой деталью мужского гардероба, да и вообще, судя по всему, должны были появиться 350–500 лет спустя.

Около часа спустя сын земана с дружинниками, низко пригибаясь, выскользнули из–за прикрытия деревьев и кустарника и неторопливыми бугорками принялись приближаться к кольцу света, перегораживающему путь к валу. Эта неторопливость просто бесила: какие–то метров четыреста, при желании, любой из нас проскочил бы, даже увязая при этом в снегу, за несколько минут. Нервы ныли, как бормашина, желудок, лишённый пищи весь нынешний день, болезненно заявлял о своих претензиях, но мозг, продолжая контролировать ситуацию, неуклонно требовал: 'ждать, ждать, ждать'… Прошло почти три четверти часа, когда я заметил появившуюся на тёмном фоне тына пару слегка шевелящихся бугорков. Минуту спустя бугорки превратились в белеющие человеческие фигурки. Одна из них несколько раз крутанула рукой и тут же слегка откинулась назад. Стука вцепившегося в верхнюю часть тына деревянного крюка я не услышал, но, судя по тому, что почти тут же позади раздалась негромкая команда старого Жбана: 'Приготовиться!' - там всё шло по плану.

Напарник воина подпрыгнул, вцепился, закинув при этом ногу, в невидимую мне кожаную верёвку, и, быстро перебирая по ней руками, полез вверх. Ухватившись за острие кола, перевалился на ту сторону изгороди. Тут же возле 'метателя лассо' появился третий из группы прорыва и точно также вскарабкался наверх, каким–то непостижимым образом умудрившись не сверзиться с тына в последний момент. Минут через десять остававшийся снаружи боец, повернувшись лицом к опушке и раскинув руки с зажатым в них оружием, выполнил несколько махательных движений, после чего, потеряв к наблюдателям всякий интерес, полез вслед за товарищами.

— Вперёд! И тихо! — Команду Жбана услышал каждый. Снег посыпался с кустов, задеваемый выходящими из подлеска, с лёгким скрипом начал проминаться под весом наступающих. Нагруженный, помимо своего оружия и торбы - 'вещмешка образца четырнадцатого века' - ещё и бухтой узловатой верёвки, я тоже рванулся вперёд с максимально возможной на глубоком снегу скоростью. Кто его знает, сколько в том Влченишеве часовых, и какое количество сумели снять передовые? Вдруг прямо сейчас какой–нибудь заховавшийся на горище коллаборационист, углядевши наш отряд посередь чиста поля, устроил мирно дрыхнущим мадьярам побудку по боевой тревоге и они, хватая оружие, выскакивают нанимать позиции с криком 'Алярм, партизанен!'? Ещё спасибо, что пулемёты пока что не придуманы: по такому полюшку, да под косоприцельным — ну его нафиг, такое счастье…

Повезло. Внутри замка пока что никто не орал, звона мечей и суетливой беготни с факелами тоже ещё не происходит. Вместе со всеми, проваливаясь местами 'по самое не могу' - понакопали ям по всему полю, сволочи! — влез на вал в паре метров правее от того места, где проходила передовая группа. Там уже спинами друг к другу умостились в подвешенных за острия тына ремённых петлях оба наших разбойничка с луками. Ну что ж, какая–никакая 'огневая поддержка' будет, главное, чтобы эти робингуды вильгельмотеллевичи ненароком наши собственные задницы не продырявили. А то полюбовался я давеча в лагере на потуги одного из них поразить вязанку хвороста толщиной человека в полтора… Из всего колчана в ней застряло две стрелы, ещё штуки три, попав, не воткнулись, вывалившись на утоптанный снег. Остальные пришлось несколько раз собирать по всей 'партизанской поляне'.

Шедший с нами дружинник отобрал у меня верёвку и, ловко размахнувшись, накинул заранее подготовленную петлю на тын. Подёргав, а для надёжности на пару секунд повиснув на ней всем телом, скомандовал: