Близко к сердцу. Истории кардиохирурга - Алексей Юрьевич Фёдоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, что явная разница в продолжительности жизни начинается на уровне четырёх тысяч четырёхсот шагов в день. Ежедневно проходившие не меньше этого расстояния жили значительно дольше тех, кто проходил меньше. Но самая большая продолжительность жизни зафиксирована у тех, кто проходил в день семь с половиной тысяч шагов, что в среднем составляло около четырёх километров. А вот большая дистанция уже не сказывалась на продолжительности жизни.
В последнее время учёные меняют отношение к физической нагрузке. Если ещё недавно нас зазывали на турник, советовали в любом возрасте бегать и осваивать велосипед, то сейчас они стали более осторожны в своих рекомендациях. Ведь суставы, мениски, позвоночник в этом случае вынуждены выдерживать немалую дополнительную нагрузку. Не стоит забывать и о травмах, которые нередко получают не только во время занятия экстремальными видами спорта, но и в спортивном зале.
Получается, что самая физиологичная и самая безопасная нагрузка – это ходьба. И если кто-то думает, что это легко, пусть попробует пройти пять километров в день по пересечённой местности, хотя бы в течение недели. А если взять в руки палки и перенести часть нагрузки на верхний плечевой пояс, ходьба станет скандинавской, а количество мышц, вовлечённых в процесс, превысит девяносто процентов.
В ординаторской
Большую половину жизни доктор проводит на работе. Пять дней в неделю, с утра и до вечера, а если ты врач стационара, то ещё несколько суточных дежурств и непредвиденных задержек до позднего вечера. Набегает солидное количество часов в неделю, в месяц, в год. За жизнь, наконец.
В отличие от других профессий, врачи на работе спят, принимают душ, держат в ящике стола дежурный комплект свежего белья и зубную щётку. Со временем работа становится филиалом дома. Если при этом ты ещё и хирург, можешь смело умножать всё перечисленное на два.
Скромные зарплаты заставляют многих работать на нескольких ставках, в одном или разных местах. Особенно это было актуально в начале двухтысячных, когда отечественная медицина переживала депрессивные времена. В те годы я знал одного реаниматолога, который брал семнадцать суточных дежурств в месяц.
Это означает, что после суток он, в лучшем случае, отдыхал день, а утром выходил на следующие сутки, в худшем – ехал с одного суточного дежурства на другое. Вынести такую нагрузку может только молодой организм, мотивированный необходимостью купить квартиру в ближнем Подмосковье.
Когда ты долго работаешь в одном месте, особенно если это крупная больница, через несколько лет у тебя появляется несколько сотен друзей и знакомых. Ты знаешь в лицо медсестёр из из отделения искусственной почки и физиотерапии, обращаешься по имени-отчеству к коллеге из стоматологии, до которой тебе идти не меньше десяти минут через всю территорию клинического городка. Если ты не отказал в просьбе, качественно проконсультировал больного и несколько раз смешно пошутил, двери в это отделение отныне для тебя открыты. Можешь спокойно попросить в долг бутылку, когда забыл про чей-нибудь день рождения, или зайти на консультацию с выписками знакомых, которым срочно нужна помощь. Эти походы отнимают немало рабочего времени, но ведь «ты же врач».
У медали есть и обратная, более приятная сторона. Если у тебя самого где-то закололо, затянуло, заболел зуб или случилась бытовая травма, ты даже не вспоминаешь про поликлинику. Достаточно набрать номер и сказать: «Привет!» И вот ты уже сидишь в кресле, в то время как твои воспалившиеся ЛОР-органы изучает самый современный эндоскоп.
Старшие товарищи научили меня шутке, в которой скрыта своя сермяжная правда. Это своего рода классификация трудового стажа врача большого стационара.
Первая стадия: ты никого не знаешь, и тебя никто не знает.
Вторая стадия: ты всех знаешь, а тебя никто не знает.
Третья стадия: ты всех знаешь и тебя все знают.
И, наконец, четвёртая стадия: тебя все знают, а ты уже никого не узнаёшь.
Четвёртая – это про старожилов, хранителей традиций и секретов твоей больницы. Я всегда с интересом рассматривал фотографии из архива отделения, который бережно хранится там, где уважают свою историю. Вот уважаемый профессор N, который сегодня умудрён сединами, молодой и с горящими глазами делает пациенту гастроскопию железным, негнущимся гастроскопом. Из стеклянной капельницы по толстой многоразовой системе бежит в вену физраствор. На дворе начало семидесятых, медицина совершает гигантский рывок в будущее, и у него, и у неё ещё всё впереди.
В каждом отделении, в каждой ординаторской свой микроклимат. Реальные истории, происходившие здесь когда-то, со временем обрастают фантастическими подробностями и становятся байками. В какой-то момент уходит на пенсию последний живой свидетель того, как это было на самом деле. Хотя и он со временем перестал опровергать налипшие за годы лишние детали, ведь с ними история стала даже интереснее. И всё, теперь произошедшее официально перешло в разряд мифов, самостоятельно гуляющих по клинике.
– В больнице удивительно быстро пролетает целая жизнь, – сказал мне однажды очень уважаемый и очень пожилой доктор. – Кажется, только что ты пришёл подающим надежды специалистом, и вот уже рассматриваешь в зеркале седые виски. Ещё немного, и пора собираться на пенсию.
Ординаторская – сакральное место для больных и медсестёр. И те, и другие заходят сюда с должным уважением. Старшая медсестра на правах руководителя бывает в ординаторской чаще, и это увеличивает её авторитет в коллективе. Санитарки нередко топчутся у двери, не решаясь зайти.
Терапевтическая ординаторская отличается от хирургической.
– Это половой вопрос – шутит мой коллега.
В терапии намного больше девушек. Именно они создают ту приятную атмосферу с домашними нотками, которую сразу же ощущаешь, заходя в гости. А вот в реанимации даже девушки не могут исправить ситуацию,
