Персидская гробница. Не трогай спящих - Джеймс Мэйо

— Отпусти её, — спокойно велел Худ.

Повисла напряженная пауза, Бенджона медленно повернулся в сторону Худа.

— Ты меня слышал?

Бенджон вынул сигару и провел громадной лапой по сжатым в тонкую линию губам.

— Ллойд, ты не думаешь пойти… — к ним спешила рыжая красотка. — О, я не думала, что у вас…

Дебби высвободила руку. Худ сухо бросил:

— Увидимся, — и они зашагали к выходу.

— Ллойд, послушай… — не отставала американка.

— Черт, да отвяжись ты! — рявкнул тот.

Шагая по газону, Худ спросил:

— Адрес есть?

— Он дал телефон, но только в обмен на мой. Чтобы он его потерял!

5

Солнце клонилось к закату, когда сержант Бенджон покинул клуб «Толедо». Там народ гулял уже во всю. Он предпочитал сидеть на террасе с бокалом в руке и подружкой под боком. Впрочем, офицерские жены и дочери ему осточертели, а жена капитана Лавли сидела в печенках. Он никогда не западал на рыжих, а эта вообще была не из лучших. Ей просто нужно было затащить его в постель, а когда это наконец случилось, она принялась так орать, что он чуть не оглох. И она его совсем достала: сначала никак не могла завестись, а потом принялась ныть, что он её раздавит! Нет, знал он некую Вейр из Арканзаса, та ещё была стерва, сыпала внутрь алюминиевую пудру, чтобы трение было, как у девчонки. И сколько сопляков она так одурачила, а ведь клейма на шлюхе ставить некуда!

А вот австралийка стоит того, чтобы ею заняться. И пусть не думает, что от Бенджона легко отделаться.

Сторож автостоянки уже бежал к зеленому «шевроле». Бенджон небрежно швырнул вещи на сиденье и сел за руль, наслаждаясь подобострастными поклонами слуги, хотя как-будто даже на него и не глядел. Машина набирала скорость, и нарастало напряжение, зародившееся в Бенджоне при виде смелых прыжков лихой девчонки. Ладно, подождет, пока ему есть с кем разрядиться…

Сексуальная ненасытность Бенджона была фантастической. С ранней юности его способности по этой части поражали и даже пугали партнерш. Даже сейчас он едва мог контролировать свои плотские позывы.

В шестнадцать лет в Кэнтоне, штат Огайо, он примкнул к печально известной банде Мендозы и быстро оказался в колонии для несовершеннолетних. Полученный там опыт и закалка потом не раз ему пригодились. В ВВС Бенджон дослужился только до капрала, зато наловчился сбывать казенное имущество на черном рынке. Его обвиняли в нанесении телесных повреждений подчиненным, но доказать не доказали, зато другая история принесла ему благодарность начальства. В Германии, где он служил, грабители в британской форме пытались обчистить фургон, везущий деньги, а Бенджон очень кстати оказался поблизости. Попытка сорвалась, и бандиты прихватили всего пятнадцать тысяч долларов.

Герой-капрал вернулся на родину с «Пурпурным сердцем», отличными характеристиками и без гроша в кармане. Некоторое время он переходил из гаража в гараж, каждый раз вылетая за грубость или драку. Постоянное безденежье осточертело, но заняться чем — то серьезным не лежала душа. Потом один из местных воротил, Кертис Кэтлин, решил сменить телохранителя и остановил свой выбор на здоровяке Бенджоне. Тот быстро разобрался в тонкостях местной политики и законах преступного мира.

Почти два года он наслаждался жизнью, но потом погорел. Распекая Бенджона за промашку, Кэтлин назвал его ненормальным идиотом и получил в ответ крутую оплеуху. Только невероятным усилием воли Бенджон сдержался, чтобы его не прикончить. На этом его карьера в Кэнтоне закончилась. Он прекрасно понимал, что жить ему спокойно не дадут, и предпочел убраться подальше. Именно в Вэйкфилде, где он тогда обосновался, случилось то, что все равно должно было случиться.

Поначалу Бенджону подвернулось несколько выгодных заказов, потом удалось угнать грузовик с трубами, но он не вылезал из долгов, когда встретил Барбару Таскон. Ей только что исполнилось шестнадцать, и думала она только о сексе; девочка была ещё голубоглазой и грудастенькой, и Бенджон сразу положил на неё глаз.

Хотя его намерения шли куда дальше секса. Отец Барбары был крупной фигурой, владел стекольной компанией и контролировал местное судостроение. Возможность шантажа сама шла в руки.

В гостинице городка Латимер, милях в тридцати от Вэйкфилда, Бенджон с Барбарой записались как супруги. Всю ночь он забавлялся, как хотел, попутно снимая её и себя во всех мыслимых и немыслимых позах, и даже смастерил любительский порнофильм. Зная, что её родители — люди глубоко религиозные, Бенджон не сомневался, что они хорошо заплатят, чтобы избежать скандала. План его состоял в том, чтобы вывезти девчонку куда-нибудь на выходные, под каким-нибудь благовидным предлогом смыться и предложить её старикам сделку.

Водительские права Бенджона были просрочены, понадобился человек с машиной. Тогда и подвернулся парень с заправки — Эрл Спратт, который согласился отвезти их в рыбацкую хижину, в которой Бенджон свил любовное гнездышко. Место было уединенное, начни родители артачиться, девчонку можно было продержать сколько угодно.

В двух милях от дома Тасконов был пруд, где Бенджон с Барбарой несколько раз купались нагишом. Там они собирались встретиться, а машина Спратта должна была ждать за пригорком. Тому строго-настрого велели не высовываться, пока Бенджон с девчонкой не появятся. Договорились на семь тридцать, за час до захода солнца.

Вечер выдался тяжелым и душным. Воздух висел над землей, как тягучая патока. Бенджон добрался до условленного места первым, Спратт опоздал на пятнадцать минут и сразу понес какую-то чушь. Он как следует все обдумал и испугался, что их могут обвинить в похищении. Бенджон с ним заспорил. Как случается с безвольными людьми, Спратт проявил безумное упрямство и решил вообще выйти из игры. Бенджон психовал все сильнее, чувствуя, что деньги уходят из рук.

Тут мимо проезжал какой-то коммивояжер в красном «олдсмобиле». Спросив дорогу на Мэрриэт, он прекрасно рассмотрел машину и яростно споривших парней. Это решило дело — едва затих рокот его мотора, как Спратт заявил, что с него хватит, и собрался уезжать.

Бенджон содрогнулся от ярости, схватил Спратта за волосы и вмазал его лбом в приборный щиток. Напоровшись на открытую пепельницу, тот взвыл от боли.

Что было дальше, Бенджон помнил плохо. Перед глазами колыхалась красная пелена, им овладела дикая неуправляемая ненависть. Он продолжал дубасить Спратта головой об что попало, потом выволок его наружу и швырнул о ветровое стекло, так что тело пролетело насквозь и застряло между сиденьями.

Припадок кончился так же внезапно, как и начался. Горло разрывал короткий частый хрип, и состояние было точно такое, как после крутого секса и могучего оргазма.

Дорога была пустынна.

Бенджон был мокр насквозь, его колотила дрожь. Горло саднило, сердце билось, как бешеное. Вспомнив о дочке Тасконов, все ещё ждущей так соблазнительно близко, он взял себя в руки, но потом подумал о коммивояжере — свидетеле их со Спраттом ссоры. Пора было уносить ноги.

Он постарался спрятать тело, потом тщательно осмотрел свою одежду. Следов особых не было, на дороге тоже осталось всего несколько кровавых пятен. Бенджон присыпал их песком.

Водительское сиденье было слишком далеко сдвинуто вперед. Попытка подать его назад не удалась: что-то заело. Пришлось буквально втиснуться за руль. Ветровое стекло было покрыто сеткой трещин. Тронув машину с места, Бенджон попытался прикинуть, что делать дальше, но соображать мешала странная апатия. Впереди лежало прямое и совершенно пустое шоссе, и было время сосредоточиться.

Но через пятнадцать минут произошло такое, что до сих пор его пугало. Он просто отключился. Только что все было на месте: дорога, руль в руках, тело Спратта между сиденьями. И вдруг что-то словно хлынуло в мозг, словно взорвав его изнутри черным кипящим взрывом.

Бенджон пришел в себя от света в лицо.

Светил полицейский, вокруг стояли машины, в том числе «скорая». Санитары укладывали его на носилки, рядом маячила разбитая машина Спратта. Бенджон, как парализованный, не мог шевельнуть ни одним мускулом.

Восемнадцать дней он провалялся в клинике. У него обнаружили сотрясение мозга, перелом предплечья и множество мелких ран. Вскоре последовал визит полиции. Спидометр, как ему сказали, заклинило на девяноста милях, так что он мог считать себя счастливчиком. Ему сообщили о смерти Спратта и задали множество вопросов, на которые он легко ответил. Полиция имела свою версию: авария от превышения скорости — и не мечтала ни о чем, только закрыть дело. Выйдя из клиники, он подался в Канзас-сити, даже не заехав в Вэйкфилд.

И снова он лег в дрейф; снова безденежье, снедающее внутреннее беспокойство и ненасытная тоска по женщинам. С ними ему особенно не везло. После короткого и бурного романа всех их шокировал и даже пугал его ненасытный сексуальный аппетит, и они его бросали. Но он ещё скорее уставал от них. В Айове он гонял грузовики, в Спрингфилде — возил местного бандита и время от времени дрался за него, работай вышибалы и крупье по разным городишкам Иллинойса, а в Индиане даже сбывал наркотики.