Русское поле экспериментов - Егор Летов

Где только наша не сиротела

Где только наша не горевала

И всякое такое поражзенческое развлечение

Этакое выдавливание из себя по капле Георгия-Победоносца

Разбредалось по порогам

И невидимые слезы растекались по дорогам

И деревья шевелились, словно водоросли.

24 июля 1993 г.

Столько ли в стоге сена иголок

Сколько во мне скрипучем калиток?

Всем ответам одна цена -

Молочно-белая

Словно флаг из окна,

Неотвратимая и безвозвратная

Словно короткая спичка

Вытянутая по полошности -

Так рассуждал я, пребывая в невероятной дотошности

И брел наугад по весенним протокам

И Родина щедро поила меня

И кормила меня

И кормила меня

И вела меня за руку.

5 июля 1993

И был я

Словно покинутый муравейник

Словно рассохшийся подоконник

Словно пятнистая драная скатерть

На кухонном круглом столе

И смутные песни

Туманные басни

Во мне громоздились

Меня примеряли

И я, бездыханный, неведомый,

Заворожённо следил наблюдал

Как что-то такое родное, такое любимое, радужное

Плавно рассасывалось под сердцем

Словно слоёное облако

Сладко текло между стылыми пальцами прочь

И руки мои, словно пленные

И ноги мои позабытые

И мысли мои бестолковые

И речи мои, сквозняком унесенные

И яблоки валятся в рыхлую землю

И стрекозиные крылья беззвучно скрипят

На осеннем ленивом ветру…

Однако

В самый последний момент

ЖИВЫЕ -

Безнадёжно, безбожно ЖИВЫЕ -

Они поднялись всем оскаленным миром

Поймали меня за распахнутый ворот

Дыхнули в лицо дождевым перегаром

Поправили богатырские очки на носу

И торжественно наградили

Чудотворной суровой пощёчиной

После чего утёрли сопли

Похлопали по плечу

Подмигнули

И снова пустили по миру

Меня горемычного

И благодарного.

10.08.93

Слово мое захудалое

Родилось ты тут ни с того ни с сего

Словно пятая нога у хромой собачонки

В принципе-то понятно отчего

Однако все ж таки досадно

Не мне так другим,

Прихрамывающим.

1бго августа 1993го года.

Взяли и ссыпали горы, пустыни, леса острова, континенты

В спичечный коробок

Вылили реки, озёра, моря, океаны

В чашку Петри

Втянули всосали ветра, ураганы

В баллончик для автосифона

А потом всей гурьбою уселись у окна

И долго смотрели

Как время бежит убегает по первому снегу

Бежит наутёк, увязая все крепче и яростней

В необъятных просторах чудесной своей телогрейки,

Щедро изъеденной шалыми искрами

Палыми звёздами

Солнечными зайчиками

И огнями святого Эльма.

16 августа 1993 года.

Порубили нас с тобою, словно ветки во лесу

Стало быть, накрылась

наша партизанщина

Назойливая буденовщина

Бесстыжая наша чапаевщина.

Будем теперь дышать, обедать

И честным людям

смотреть в глаза.

11 сентября 1993 года

Солнечный зайчик взломал потолок.

Закатился камешек на гору.

Пряная косточка свежего горя

Верно и яростно канула

В янтарную Лету заслуженного долголетия.

Солнечный зайчик взорвал потолок.

Кончился почерк. Угасли дожди.

Стихло безмолвие.

Родина настала.

январь-март 1993

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЯНКА

Порой умирают боги — и права нет больше верить

Порой заметает дороги, крестом забивают двери

И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,

Когда умирает богиня, когда оставляет души

Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом

И движутся манекены не ведая больше страха

Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином

Теперь больше верят погонам и ампулам с героином

Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин

Фольклором народным станет убивший Авеля Каин

Погаснет огонь в лампадах, умолкнут священные гимны

Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет

Теперь ничего не свято…

1985

Нарисовали икону и под дождем забыли

Очи святой мадонны струи воды размыли

Краска слезой струилась то небеса рыдали

Люди под кровом укрылись — люди о том не знали

А небеса сердились, а небеса ругались

Бурею разразились…

Овцы толпой сбивались

Молнии в окна били, ветры срывали крыши

Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши

Жались к подолам дети, а старики крестились

Падали на колени, на образа молились…

Солнышко утром встало, люди из дома вышли

Тявкали псы устало, правили люди крыши

А в стороне, у порога клочья холста лежали

Люди забили бога, люди плечами жали…

1986

Пропустите в мир, стаи волчьи!

Уступите путь, своры гончие!

Разойдись стена черной полночью -

Или дай мне стать лютой сволочью

То ли зверем стать с серой шкурою

То ли омутом с тиной бурою,

Голодать ли? Жрать?

Быть ли умною, быть ли дурною?

Может, на метлу — и до города,

Где мосты из камня и золота

Помереть ли там

Может, с холоду

Может с голоду…

1986

Я повторяю десять раз и снова —

Никто не знает, как же мне хуево

И телевизор с потолка свисает

И как хуево мне никто не знает

Все это до того подзаебало

Что хочется опять начать сначала

Куплет печальный, он такой, что снова

Я повторяю как же мне хуево.

1986

Наполнилось до краешка ведерко лунной патокой

Полярные подсолнухи под прозрачною радугой

Сияньем южным вылились на узловатой привязи

На загрубевшей простыни окаменевшей гордости

Сквозь узенькое горлышко из ледяной соломинки

Вытягиваем бережно последние глотки

По ситцевому берегу на каблуках отчаяния

По свежему преданию на выгруженных саночках

По теплому загару источившимся ножом

Вершат дороги странники чужого обещания

Изъезженных параметров прочитанной любви

Гремучие серебряным аккордом украшения

Разубдят обитателей заброшенных палат

Взорвется откровением случайное объятие

Сорвет со стен разводы отсыревших потолков

Отпетой ветром скорости внезапным раскаянием

Простуженные сумерки прольются ожиданием

На страны, зачумленные болотной красотой

Наивные созвездия за медицинской ширмою

Накроет покрывалом мой безвременный уход.

1987

Волки сыты — овцы целы

Долго красным светом по живым глазам

Дыры по бокам трубы — флейта

Зеленка на царапину — во сне выпадет свежий 'снег

В середине дыра под проволокой — гитара

Полдень — желтые шторы светофора

Четверть утра обратно по ступенькам бредет спать

Стельки смяты, ноги босы

Гол сокол — с двора на кол

Зеркала осколки вон из избы, забор высок

Ворам отпер да дом на слом

Кость вкось в горле горлицы

Мягкое нежное кресло — да ну!

Протравленные волосы сухою травою стелятся

Длинные песни поют к зиме, стало быть

Устала выть в трубе вьюга

Не смогла вырваться из дыр божественным звуком,

стуком в окна подставить руки

Горстями под окурки, горелые спички, смятые бумажки

и пепел отходы производства бессонных ночей.

Добрее волчица серая — больше овечек убьет для деток

Охотник ли пристрелит, вожак ли стаи растерзает -

виновата будешь

В степном снежном вечере правда сотнями желтых огоньков

светится да вьется криком в опрокинутых санях.

Пожар погасить — огонь убить

А стрела мимо — держать ответ перед снайперским полком на утренней линейке

Молись, грешник, да на часы просматривай

не опоздай на свидание под гитарным перебором

Эх, придется углы срезать по живой траве

Вырастет новая — лето нынче буйное

А к концу ноября — другой коленкор

Снова собирать брошенных котят по вокзалам

Почти стянуло полынью вогнутой линзой

Спите, окуни, у берега теперь пусто

А если кто высунется подышать к проруби,

Увидит одинокий ящик на середине реки,

Забытую рукавицу да следы наискосок

Вышивайте, жены, крестиком по тонкому полотну

Толкуйте, бабушки сны чужим внучкам…

1987

Ударение на слоге выше прописной строки

Мишка, спрятанный в берлоге, вам напишет от руки

Ночь под лесом так спокойна, так проста его постель