Кот - Ольга Николаева

— Что тебя понесло в скалы?

Да тошно ему стало, он же знал, что отца вот-вот потеряет, с братом никакого взаимопонимания… Привычная жизнь у него рушилась.

— Да, знаешь, тошно стало, просто сил не было. Отец при смерти, а брату наплевать на всё, кроме наследства. Я, когда на душе погано, всё время забираюсь куда-нибудь, где меня никто не встретит. А тут задумался, до ночи досидел…

— А я на чердаке сидел. Тоже высоко, все крыши видно.

— Ты-то туда зачем забрался?

В улыбающихся серых глазах — собственных глазах! — я прочитал ответ на им же заданный вопрос.

— Просто люблю сидеть там, и смотреть на крыши. А, вообще-то, я экзамен завалил, но это ерунда, пересдам.

— Экзамен?

— Да, по экономике.

Он прищурился.

— Ты такой умный?

— Такой же, как ты. Мы двойники, забыл?

Внезапно расхохотавшись, мы обнялись.

Если бы, когда я только попал сюда, мне сказали, что покидать этот мир я буду с сожалением, я бы, наверное, не поверил. Или поверил, но удивился. Главное, или, даже, единственное, что гнало меня назад, это тревога за родителей. Сейчас, когда я шёл по вьющейся через поля тропинке к землянке, из которой выбрался в этот мир, тревога крепла с каждым шагом. Раньше я просто давил её изо всех сил, да и бешено несущиеся события оттесняли её на задний план, но она тихонько ныла, как больной зуб, стоит его ненароком задеть. А теперь, когда возвращение стало возможным, наоборот, крепла. Что-то меня встретит в моём родном мире… Только бы с родителями всё обошлось.

Я вспомнил, как прощался с Людоедом, с Принцессой… Посторонние, вроде бы, люди, а ведь по ним я буду скучать. Мне пришло в голову, что ни о ком из своих школьных или институтских приятелей я даже и не вспоминал. И, доведись мне пробыть здесь хоть сколько времени, так бы и не вспомнил. Может, потому что ни с кем из них я не пережил настолько ярких событий, а в обыденной, спокойной и размеренной жизни человек не раскрывается так, что его потом не забыть. Или ты сам не раскрываешься до такой степени, чтобы впустить в душу другого человека.

А ещё здесь остался Сын Мельника. Находиться рядом с ним было странно, если не страшновато, и, всё же, у меня было ощущение, что я навсегда простился с родным человеком. Пусть только у него всё будет хорошо…

Барс зашевелился у меня за пазухой и я, просунув руку под куртку, потрепал мягкую шёрстку.

— Только ты не подведи. Только не исчезни!

Подойдя к знакомому холмику, я сразу заметил полускрытый густой травой провал. Не оглядываясь и стараясь особо не раздумывать, я нагнулся и протиснулся внутрь. Свет за моей спиной тут же исчез. Я сильнее прижал к себе Барса и стал двигаться наугад. Подземелье почему-то было тесным, хотя в прошлый раз я гнался за Барсом по довольно широкому коридору с высоким потолком. И тогда здесь был свет — слабый, но достаточный, чтобы видеть стены, пол и кошачью фигурку впереди. Сейчас же я постоянно натыкался на какие-то камни и выступы стен, оскальзывался на скользкой земле, ощущение было, что кружусь на месте. Постепенно сердце стал сжимать страх, хотя клаустрофобией, вроде, никогда не страдал. Да, но и заживо похороненным в узком подземном лабиринте тоже никогда не был. Заживо? Дыханье сбилось, страх грозил перерасти в панику. Я же погиб, меня же машина сбила. Мне показалось, что и без того узкое пространство сузилось ещё сильнее, теперь я обоим плечами касался земляных стен. Барс, которого я изо всех сил прижимал к себе, больно царапнул меня и вывернулся из рук, соскочив на пол.

— Барс, нет!

Я едва не поскользнулся, пытаясь поймать его, но он отпрыгнул, и я понял, что тьма вокруг уже не кромешная, что откуда-то брезжит слабый свет, позволяющий различить убегающую кошачью фигурку. Барс уводил меня к источнику этого света, а я теперь думал лишь о том, чтобы нагнать, не упустить, успеть поймать его на границе тьмы и света, смерти и жизни…

Не успел.

Я стоял в обыкновенном подвале жилого дома — сухие бетонные стены, коридор, заканчивающийся за моей спиной тупиком, впереди — приоткрытая дверь на улицу. В горле застрял горький комок.

Выйдя из подвала, я опустился на ступеньки крыльца и машинально полез в карман за сигаретами, но тут же отдернул руку — какие сигареты, на мне же холщевая рубаха… и в этот момент нашарил полупустую пачку. Черт, я же дома, я же вернулся. Пошарив по карманам, я достал мобильник — на экранчике высветились время и дата. В этом мире прошло около часа. Оставленные когтями Барса глубокие царапины на груди саднили — последнее «прости» всегда болезненно. Царапины заживут, а вот боль от них…

Я встал и пошел домой, даже не удивляясь, что на перекрестках иногда приходится остановиться, чтобы сообразить, в какую сторону идти, а глаза сами собой ищут то, чего я больше никогда не увижу: вьющуюся в полях тропинку, далёкую стену леса, замок Людоеда на горизонте…

Дома. Я дома? Я дома. Честно пытаюсь убедить себя, что спать в своей кровати гораздо лучше, чем на голом каменном полу под обвалившейся крышей разрушенного сарая. Нет, на самом деле лучше. И моего исчезновения никто не заметил. А экзамен… да чёрт с ним, пересдам. Всё постепенно входило в привычную колею, только саднили царапины на груди. Впрочем, затянулись они уже. Другое саднило.

Я уже почти засыпал, когда вдруг ощутил тяжесть на груди — такую привычную, что едва не позволил себе окончательно провалиться в сон, но тут же вздрогнул, чуть не подскочив на кровати. Сна как не бывало. Впрочем, тяжести на груди тоже. Я сел, всматриваясь в полутьму — моя комната, занавески неплотно прикрыты, в щель светит уличный фонарь. А под боком урчит, словно моторчик, пушистый комок, деловито переступает лапками по подушке, устраиваясь поудобнее.

— Барс!

Кот со снисходительной покорностью позволил схватить себя в охапку, уткнуться лицом в пушистую шерсть.

— Родной ты мой… Спасибо.

Барс деликатно высвободился и, урча, свернулся калачиком на подушке. Я снова лёг, прижавшись щекой к тёплой шерстке, ощущая, как исчезает в душе казавшаяся бездонной точка пустоты…

«…Мои девять жизней — какая, всё-таки, фора.

Не повод для спора. Завидуй мне, человек!

Я нужен тебе, как символ счастья, который

Гуляет, где хочет, подчас валяясь в траве»

(Екатерина Ачилова, «Блюз неумирающих котов»)