Поругание прекрасной страны - Александр Корделл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тишина. Мать вздыхает, как иссякающий источник жизни. Морфид приподнимается в постели.
— Чертов обжора! Просто телок, а не ребенок.
Она бьет кулаком по подушке и зарывается в нее лицом.
Эта жестокая зима пощадила наш дом, но не всем так повезло. Одного из братьев Сары Робертс унесла простуда, а Сейнвен Хьюз умерла от чахотки; да это и к лучшему, сказала Морфид: мистеру Хьюзу хватает забот с женой-калекой. Миссис Пантридж опять родила — третьего по счету, а Гвенни Льюис разрешилась вторым в день рождения своего отца и после скандала, который ей устроили дома, поселилась в заброшенном фабричном здании.
Помню также, как обжигала по утрам ледяная вода из кадушки и как ветер с Койти стегал по ногам; как морозными вечерами мы шли с отцом домой с Гарндируса; помню унылое безмолвие Тихой улицы и обледенелые квадратики окошек; помню огни в «Барабане и обезьяне», где пили пиво и спорили о союзах. Бежишь из лавки с хлебом и мясом в сумке, а ветер свистит и завывает так, что душа с телом расстается. Но всего холоднее в поселке было в эту зиму Дафиду Филлипсу.
Он совсем одурел от любви к Морфид. Тоска брала глядеть, как он слоняется вокруг дома и все ждет, чтоб она выглянула. Шмыгает синим носом и кашляет так, что, кажется, ребра сломаются. Вон он опять идет! Увидев его в окошке, жду стука в дверь и сломя голову бегу открывать.
— Морфид говорит, что ее нет дома, Дафид Филлипс.
Через открытую дверь ему видно, как Морфид плюет на утюг и принимается гладить праздничную рубашку отца.
— Морфид! — окликает он, и изо рта у него вырывается клуб пара.
— Закрой сейчас же дверь! — кричит она мне из кухни. — По ногам дует!
— Ничего не поделаешь, Дафид Филлипс!
Захлопываю дверь у него перед носом, опять усаживаюсь на подоконник и смотрю на Морфид.
Вот ведь чудно бывает, думаю я. Человек так мучается, а ей и горя мало. А ведь если женщина в поселке рожает, будь это хоть иностранка, Морфид надевает платок и, ругаясь почем зря, бежит принимать. Стоит кому-нибудь обжечься у печи, Морфид тут как тут. Когда прошлой весной одному шахтеру отрезало вагонеткой ногу, Морфид прибежала прямо в ночной рубашке, потому что он никому больше не позволял до себя дотронуться, ножницами обстригла лохмотья мяса и кожи, остановила кровотечение и забинтовала культю.
Морфид готова помочь даже собаке, попавшей в беду, а вот Дафид Филлипс может хоть зарезаться на нашем крыльце — она и бровью не поведет.
Вот он опять плетется, весь дрожит, того и гляди, рассыплется.
— Опусти-ка занавеску, — говорит Морфид, — а то еще, чего доброго, в окошко влезет.
— Смотри, помрет он от любви, — отвечаю я. — Его мать говорит, она уж забыла, когда он в последний раз по-человечески поел.
— Попробуй открыть дверь — и помрешь вместе с ним, — говорит она и плюет на утюг. — Только сумасшедший зовет девушку гулять в такую стужу.
И начинает петь нежным, ангельским голосом.
— Нечего распевать псалмы, — говорю я. — Сатана для тебя все равно уже приготовил местечко.
— Ну что ж, зато поджарюсь в хорошей компании. Некоторые мои знакомые подрумянятся там любо-дорого.
Тук-тук! На этот раз в заднюю дверь.
— Я сама открою, — говорит Морфид, хватая утюг. — Пусть приходит весной, как все остальные, тогда посмотрим.
Уж не знаю, что она с ним сделала, только он убежал, заорав не своим голосом, и после неделю не выходил на работу.
Весна — это пора, когда с первыми теплыми лучами солнца взрослых охватывает безумие. Стоит отойти от поселка на милю, и увидишь, что они вытворяют. Сидят парочками в вереске, подальше от прохожих. Она говорит «нет, нет» и хихикает, а он знай лезет, а она его отталкивает, но вполсилы. Мо Дженкинс говорит, что выше, на Койти, еще и не то увидишь. Тут-то дьяконы по кустам рыщут и высматривают, а подальше дела идут вовсю; по всей Вершине и ниже, до самого трактира «Герб плавильщика», что на дороге в Абергавенни, только и слышится, что «не надо» и «ах, перестань!».
Но Дафиду не пришлось ждать до весны. Он попал к нам в дом в середине зимы, по особому приглашению отца.
Дафид Филлипс был красивый парень, с широким лбом и квадратным подбородком и прямыми приглаженными водой черными волосами — мне всегда хотелось, чтобы у меня были такие волосы. И сложен он был хорошо, даром что отощал порядком; плечи широченные, а нос приплюснут — небось видал виды. Он вошел, комкая в руках шапку, с таким выражением, точно его на казнь ведут, а его мать — чистый хорек в черной вдовьей одежде — толкала его локтем в бок, чтобы не горбился.
— Батюшки, — удивленно воскликнула мать, словно она и не ждала гостей. — Посмотри-ка, кто пришел, Хайвел! Миссис Филлипс и Дафид!
Она широко распахнула дверь.
— Заходите же! Вы совсем замерзли, да и немудрено при такой погодке.
Смеясь и болтая, она провела их обоих в кухню, но я-то знал, что она терпеть не могла миссис Филлипс, потому что мать ходила в методистскую молельню и ее ждало Царствие Небесное, а миссис Филлипс ходила в церковь и ей была уготована геенна огненная.
Отец поднялся и очень вежливо поклонился, Дафид поклонился в ответ, красный, как петушиный гребень, а Эдвина, потупив глаза, сделала недавно выученный английский реверанс.
— Эдвина, придвинь стулья к очагу! — воскликнула мать. — Йестин, спусти Джетро на пол и сбегай налей чайник, да попроворней! Садитесь к огню, миссис Филлипс. Мы вас быстренько согреем.
— Морфид ушла в лавку, — услышал я, вернувшись, голос отца, — но она сейчас придет, Дафид, так что располагайся.
Да, подумал я, располагайся пока, а то скоро явится ведьма с помелом. Я опять уселся в свой угол, взял Джетро на колени и стал слушать их разговор. Ну и лицемеры же — болтают, только чтобы не молчать; мать ворошит кочергой угли, не закрывая рта ни на минуту, миссис Филлипс смеется, втихомолку пробуя пальцем, нет ли на мебели пыли, а отец ободряюще улыбается Дафиду, который сидит белый как полотно и выпучив глаза, словно его хватил удар.
— Ты сейчас, кажется, в Нанти работаешь?
— Да, мистер Мортимер, — ответил Дафид, оттягивая ворот рубашки.
— В смене Фила Бенджамена?
Дафид даже взмок — он родился и вырос в Бангоре и плохо говорит по-английски.
— Да, — ответил он, поняв наконец вопрос.
— Говорят, он человек строгих правил.
— Чем строже, тем лучше для Дафида, — вмешалась его мать. — Он у меня страх какой работящий, мистер Мортимер, хочет в люди выйти, верьте моему слову. И уж он своего добьется. Вы знаете десятника Карадока Оуэна?
Отец кивнул, посасывая трубку.
— Он, скажу я вам, возлагает на Дафида большие надежды. Скоро Дафида поставят на место Бенджамена, потому что у них шахта особенная, с ней нелегко управиться. Там нужен человек с мозгами, а уж этого у тебя хватает, так ведь, сынок?