Рассвет - Октавия Батлер

Она вздохнула.

— И вы решили меня проверить, верно? И именно поэтому ты до сих пор не сказал мне, что вы хотите от нас, людей?

— Да, — согласился он, и она почувствовала тревогу.

— Тогда скажи мне, сейчас же!

В ответ — молчание.

— Если ты действительно так хорошо знаешь нас, то должен был слышать кое-что о такой штуке, как воображение. Ты хочешь мне хорошего, но на самом деле добиваешься как раз обратного, — сказала она.

— Как только ты будешь готова выйти из этой комнаты вместе со мной, я отвечу на все твои вопросы, — заверил он ее.

Несколько секунд она рассматривала его лицо.

— Тогда давай работать над собой, — сказала наконец она мрачно. — Расслабься и прими свой естественный вид, и посмотрим, что из этого выйдет.

Он помедлил, а потом его щупальца поникли. На столе снова оказался гротескный морской спрут, и, сама не зная, что с ней происходит, Лилит отшатнулась, охваченная паникой и отвращением. Она ничего не могла с собой поделать. Только огромным усилием воли ей удалось заставить себя остановиться.

— Господи, я так устала от всего этого, — пробормотала она. — Ну почему у меня ничего не выходит?

— Когда врач, о которой я тебе уже несколько раз говорил, впервые увидела одного из нас, — сказал он, — она пришла в такое беспокойство, что все сочли за лучшее немедленно оставить ее одну. Нам показалось это очень странным.

— И вы оставили ее одну?

Он продолжил, но уже более мягким тоном:

— В ту пору я еще не родился. К тому времени, когда я появился на свет, отношения с вашим врачом были уже улажены. По правде сказать, мои сородичи тоже испугались, может быть не меньше, чем эта женщина-врач. Так вот, их страх, по-моему, был гораздо сильнее твоего сейчас. Никогда раньше мы не видели столько жизни и смерти одновременно в одном живом существе. Прикасаясь к ней, некоторые из моих сородичей испытывали боль.

— Потому что она была… больна?

— Нет. Им было больно даже тогда, когда она чувствовала себя хорошо. Все дело было в ее генетической структуре — это сбивало их с толку. Сейчас я пока не могу объяснить это тебе. Позже, быть может, ты поймешь, хотя никогда не сможешь чувствовать так же, как мы.

Спрыгнув со стола, он сделал шаг в ее сторону и протянул свою руку к ее руке. Когда его конечность находилась на полпути к ее руке, она автоматически протянула ему ладонь для пожатия, замешкавшись лишь на миг. Когда ее ладонь оказалась в его многопалой руке, она отвела глаза в сторону и вся напряглась и замерла. Тонкие пальцы едва сжимали ее ладонь.

— Хорошо, — наконец сказал он, отпуская ее. — Скоро эта комната останется лишь в твоих воспоминаниях.

Одиннадцать циклов приемов пищи спустя он вывел ее наружу.

Она не имела никакого представления о том, сколько длились эти периоды одиннадцати пищевых циклов, регулярно ли ей хотелось есть или нет, потому что иногда она просила еду сама, иногда ей предлагал перекусить Йядайя. Он не торопил ее, а она редко сама проявляла инициативу. Только раз или два она пыталась упрашивать его выпустить ее наружу, но он отказывал ей без объяснений причин с полным спокойствием и без следов раздражения. Он просто молчал. Он просто выключал себя, и все, стоило только ей начать просить его о чем-нибудь или выдвигать требования или начинать задавать вопросы, на которые он пока не мог дать ответов. В своей семье перед войной она слыла завидной упрямицей, но он без труда сумел заткнуть ее за пояс.

По прошествии некоторого времени он начал передвигаться по комнате. Довольно долго он находился в неподвижности — настолько долго, что стал казаться ей частью обстановки — и когда он неожиданно поднялся и отправился в ванную, она снова испытала шок. Все то время пока он оставался в ванной, она сидела на кровати, пытаясь представить себе, чем он может там заниматься — тем же, что и она, или чем-то другим. Она не стала спрашивать его об этом. Когда несколько позже он наконец вернулся в комнату, она почувствовала, что почти совсем не боится его. Он принес ей нечто такое, что приятно поразило ее, настолько, что она взяла «это» из его рук без колебаний — банан, совершенно зрелый, крупный, желтый, твердый и очень сладкий.

Она съела банан медленно, хотя ей очень хотелось проглотить его в два приема, но она сдержала себя. По сути, это была лучшая еда, которую ей довелось отведать за две с половиной сотни лет. Кто знает, когда ей удастся попробовать подобное яство снова — может быть вообще никогда. Она съела банан почти целиком — даже белую внутреннюю кожицу.

О том, где он сумел раздобыть этот банан и почему он вдруг решил угостить ее им, Йядайя не сказал ей ни слова. И больше бананов ей не приносил. Вместо этого он на некоторое время вдруг занял ее место на кровати. Растянувшись на ее ложе, он долго лежал там неподвижно, словно мертвый. Не находя себе места, она занялась своей обычной гимнастикой и выполнила два комплекса обычных упражнений подряд, намеренно, чтобы довести себя до изнеможения, потом забралась на стол и просидела там до тех пор, пока он не поднялся с кровати и не позволил ей занять свое место.

Когда она проснулась, он снял куртку и продемонстрировал ей островки зарослей сенсорных щупалец, расположенных у него на спине и на всем теле. К своему удивлению, она довольно быстро привыкла к виду его обнаженного торса. Теперь он был для нее просто уродом, и все. Со своими щупальцами по всему телу он казался ей морским животным, случайно очутившимся не в своей среде обитания.

— Ты можешь дышать под водой? — спросила она у него.

— Да.

— Я так и думала — наверняка эти вздутия вокруг твоего ротового отверстия могут служить и жабрами. Где ты чувствуешь себя лучше — под водой или на воздухе?

— Мне приятно побыть под водой, но на воздухе я провожу большую часть своей жизни. Впрочем, могу жить и там и тут.

— Воздух… тебе тоже необходим кислород?

— Мне нужен кислород, хотя и не в такой степени, как тебе.

Она начала думать о жабрах и щупальцах, всех этих его принадлежностях настоящего морского обитателя.

— А твои щупальца, они ядовитые?.. можешь ты стрекать, как это делают медузы?

— Могу, с помощью любого щупальца.

Она подалась назад, хотя и стояла в приличном отдалении от него.

— Почему ты не сказал мне об этом сразу?

— Я все равно не причинил бы тебе вреда. Ни за что.

За исключением того случая, если бы она решила напасть на него.

— Тогда что случилось с теми людьми, которые пытались убить тебя?

— Нет, Лилит, ты ошибаешься. Я совсем не заинтересован в том, чтобы люди умирали. И не стану их убивать. Всю свою жизнь я учился только одному — всеми средствами стараться сохранять людям жизнь.