Невинные убийцы - Джейн Лавик-Гудолл

Иногда мы все вместе выезжали в ночную поездку. Лакомка отправлялся с нами — ему нравилось высматривать, как сверкают в свете фар глаза каких-нибудь ночных существ. Он был вне себя от восторга, когда видел глаза древесных галаго, горящие, как красные лампочки на новогодней елке, — они еще и летают в темноте, когда эти ловкие маленькие полуобезьяны перескакивают с ветки на ветку! Ему ужасно нравились и долгоноги: их сверкающие глаза описывали правильные дуги, когда зверьки прыгали на задних лапках, как крохотные кенгуру.

В кратере нам отравляли жизнь крысы, которые грызли все, что им попадалось. На озере Лгарья нас донимали африканские сони — графиуры. И хотя они портили наши вещи и бумаги не меньше крыс, нам было как-то легче простить это очаровательным древесным грызунам — за их большие глаза и пушистые хвостики. Как-то утром я взяла банку с джемом, собираясь намазать Лакомке к завтраку поджаренный хлеб, и что же — там, свернувшись среди жалких остатков джема, притаилась одна из негодниц! Мы с Лакомкой опрокинули банку набок да так и покатились со смеху, когда соня дала стрекача — хвост у нее был вовсе не пушистый, а весь склеенный и липкий. Я думаю, что эта соня, хорошенько вылизавшись, больше никогда в жизни не подойдет к клубничному джему.

В июне нам с Гуго нужно было побывать в Европе; оставив меня заседать на разных конференциях, Гуго вернулся через десять дней, собираясь перенести наш лагерь в другое место. Но Доув встретил его новостью: он обнаружил стаю гиеновых собак, у которых было логово и даже будто бы с щенками. Щенки там действительно были, и Гуго, уже распростившийся было с надеждой изучить поведение собак возле нор, снова воспрянул духом.

Вернувшись в августе вместе с Лакомкой, я пришла в ужас, увидев, как засуха опалила и иссушила равнины, хотя этого и следовало ожидать — ведь с февраля здесь не выпало почти ни капли дождя, если не считать одной-двух гроз. Земля повсюду была покрыта ссохшимися остриями или закрутившимися спиралями желто-серой травы. Пыль преследовала нас неотвязно, как кошмар, — набивалась в ноздри, в рот и в легкие, покрывала все вокруг серой пеленой, проникала повсюду, кроме герметически закрывающихся кофров для фотоаппаратуры; когда мы шли по протоптанным тропкам между палатками, пыль поднималась до колен. Но даже пыль может быть поразительно красивой — когда газели, как черные призраки, мчатся по равнине в ореоле пыли, горящей золотистым пламенем в лучах заходящего солнца.

Дни шли за днями, равнины все больше превращались в пустыню, и вместе с этим росло наше удивление: какое множество животных ухитряется выжить в таких условиях! Когда мы выезжали, нам всегда попадались жирафы и газели, бородавочники и страусы, гиены, шакалы и масса разной мелкой твари. Собаки тоже оставались на месте — видимо, они находили достаточно добычи, чтобы прокормиться самим и выкормить щенят. Но в конце концов исчезли и собаки, вновь отправившись в странствия. Тогда и мы свернули лагерь и после двухлетней напряженной полевой работы снова вернулись в свой дом на окраине Найроби и пробыли там на этот раз дольше, чем обычно. Лакомке довелось немного пожить жизнью нормального мальчишки: он играл в саду, ходил по утрам в детскую группу, спал в доме, на настоящей кроватке. Может быть, он вовсе и не скучал по широким просторам, где провел большую часть своей пока еще недолгой жизни. А вот мы с Гуго, разбираясь в своих фотографиях и мыслях, все время мечтали снова очутиться в своем лагере на озере Лгарья, снова увидеть животных, которых так близко узнали.

Каждое отдельное животное, которое мы изучали, проявляло собственный, индивидуальный характер, непохожий на характер его родного брата, или отца, или соседа. Это нисколько не удивит многих любителей животных. Хозяин собаки сразу же подтвердит, что каждая собака — совершенно неповторимая личность. Я знаю женщину, которая держит только спаниелей: ее собаки происходили из одного питомника, дрессировал их один и тот же человек и выращивались они в одном и том же доме. И каждая из них — с гордостью заявляла хозяйка — абсолютно непохожа на всех остальных. Многие скажут то же самое не только о собаках, но и о кошках, лошадях, даже о свиньях, овцах и коровах. Как ни странно, люди, которые держат прирученных диких животных, почему-то относятся к этому совсем иначе и — неизвестно отчего — бывают убеждены, что их воспитанник приобретает свои черты характера только от близкого общения с человеком. Человек прекрасно сознает, что два лисенка, выращенные им лично, имеют совершенно разные характеры, но его никак не заставишь признать, что если бы те же животные росли на свободе, они проявили бы столь же яркие индивидуальные особенности. Как будто его любимцы, становясь членами семьи, теряют всякое сходство со своими дикими родичами. Наверное, именно поэтому охотники, у которых дома живут прирученные животные, не чувствуют угрызений совести, убивая их диких собратьев.

Одна из задач, которую мы ставили перед собой, когда писали эту книгу, — попытаться показать, что свободное дикое животное столь же интересно и своеобразно, как и животное, воспитанное человеком. Разумеется, узнать индивидуальный характер дикого зверя труднее и на это нужно больше времени, потому что человек не вступает с ним ни в какие отношения, а ведь многие люди в своей оценке личности животного исходят как раз из того, как оно реагирует на личный контакт с ними. В нашей работе такие оценки явились результатом длительных наблюдений. Впервые увидев Черную Фею, гиеновую собаку, Гуго стал отличать ее лишь потому, что у нее не было половины хвоста. Прошли недели непрерывного наблюдения за стаей, прежде чем он узнал Черную Фею как личность, настолько же непохожую на остальных, как ныне здравствующий спаниель моей приятельницы на всех своих предшественников.

Эта книга, первая из двух, посвященных африканским хищникам, рассказывает о трех наиболее преследуемых и наименее понятых человеком видах, и вместе с тем именно эти три вида интереснее всего наблюдать. Нас нисколько не удивляет, что большинство людей приходит в ужас при мысли о зверях, пожирающих свою жертву живьем, но мы не собираемся оправдывать эти особенности их поведения. Мы попытались нарисовать как можно более полную картину их жизни в надежде, что, если рассказать о некоторых до сих пор неизвестных особенностях их поведения — а это очень интересные и зачастую привлекательные черты, — люди поймут их лучше и звери предстанут в более выгодном свете. Вот, к примеру, случай, доказывающий, что наши надежды могут оправдаться. Один из наших друзей, почти всю жизнь проживший на ферме в Восточной Африке, приехал навестить нас в Серенгети. Гуго показал ему стаю гиеновых собак, к которой принадлежала Черная Фея и в которой как раз были щенята. Вечером, когда мы зашли в бар при гостинице, до меня случайно донеслись слова нашего гостя. Он говорил своему соседу: «Одно я знаю наверняка. В жизни не стану стрелять в гиеновую собаку. Слишком много я о них узнал». Давно у меня не было так радостно на сердце, как после этих слов.

Но сломить человеческие предубеждения не так-то просто. На это требуется долгое время. Даже европейцы сочиняют о животных всякие небылицы: ежи, мол, воруют молоко, летучие мыши запутываются в волосах женщин, овчаркам будто бы нельзя доверять маленьких детей. Я помню случай, происшедший со мной во время моих любимых каникул в деревне, когда я нагрубила одной почтенной старой леди. Я стояла на лугу и гладила свинью. Это была одна из черно-пегих чепрачных свиней, и я много дней осаждала ее подношениями в виде яблочных огрызков и картофельной кожуры, прежде чем она позволила мне себя потрогать. Старушка повелительным тоном позвала меня к ограде и заявила, что впредь я не должна прикасаться к свиньям, что от их щетины нападут несусветные и ужасные болезни, что даже дышать с ними одним воздухом — смерти подобно!

Тем более понятно, что на долю таких малознакомых людям животных, как те, которым посвящена эта книга, выпадает достаточно клеветы. Не так давно по дороге из Найроби в Серенгети мы имели случай убедиться в этом. С нами был молодой англичанин, который попросил, чтобы мы его подвезли. Вдруг Гуго заметил, что впереди на дороге лежит какое-то мертвое животное, и все мы стали вглядываться, стараясь разобрать, что это.

— А! Всего-навсего поганая гиена, — бросил наш спутник. — Одной тварью меньше.

Мы с Гуго не успели ничего сказать, как сзади зазвенел тонкий встревоженный голосок:

— Бедная гиена, вся поломатая. У мамы такие же гиены. Что ей сделали?

Лакомка с пеленок жил среди диких животных. Гиены на наших фотографиях для него не просто гиены. Он не различает отдельных особей — для этого нужны недели практики и тренировки, — но знает, что у каждой есть свое имя, и всегда спрашивает, как какую зовут. Нет сомнения, что он научится любить животных в самом прямом смысле этого слова. Сейчас о повадках диких животных становится известно все больше и больше, в книгах о животных сообщаются все более точные факты, все меньше фантазий и выдумок — и это позволяет надеяться, что нынешнее молодое поколение освободится от множества предубеждений, которые определяли отношение к животным в прошлом.