Тупики психоанализа. Роковая ошибка Фрейда - Рудольф Баландин

Стиль рассуждений Зигмунда Фрейда об остроумии – деловой, формальный, без тени юмора или иронии – прямо противоположен теме. Изложение имеет вид научного исследования, хотя метод рассуждений, основанный на специально подобранных фактах, не отвечает принципу объективного научного анализа. Выводы автора вызывают немало недоумён-ных вопросов и рассчитаны на доверчивого читателя.

Фрейд полагает: «Юморист достигает превосходства потому, что входит в роль взрослого, до некоторой степени как бы отождествляет себя с отцом и принимает других людей за детей». Мне кажется, такое мнение основано на привычке воспринимать слушателей с высоты своего положения лектора или врача.

В действительности, даже намёк на поучение, назидание, подобное обращению взрослого к детям, может испортить хорошую шутку. Один из верных приёмов преподнести анекдот – сохранять серьёзный и простодушный вид. Контраст между бесстрастной интонацией и неожиданным смешным финалом усиливает смеховой эффект.

Часто юморист играет роль наивного ребёнка или простодушного взрослого, чем вызывает радостный смех зрителей, чувствующих своё превосходство. В образе «недотёпы» юморист успешно потешает публику. Недаром шутов держали короли и вельможи.

В работе Фрейда приведено немало острот. Но за ними следует пространное пояснение, где автор «как бы отождествляет себя с отцом и принимает других людей за детей». Тотчас пропадает очарование шутки.

Конечно, автор старался проводить научный анализ. Но излишняя серьёзность, когда речь идёт о шутках, производит комичное впечатление. Странно, что Фрейд этого не заметил. Или заметил? Не об этом ли свидетельствует его оговорка после того, как он дал сводку разнообразных технических приёмов остроумия: «Это разнообразие сбивает нас. Оно может вызвать в нас недовольство тем, что мы слишком много внимания уделяем техническим приёмам остроумия, и легко может показаться, что мы переоцениваем их значение для познания сущности остроумия».

Создаётся впечатление, что он выдерживает скучный стиль, чтобы придать сочинению вид научной работы, где важны кропотливый анализ и классификация предмета исследования, как принято в естествознании.

Зачем это нужно? Изучая природные явления, без подобного анализа и классификаций обойтись невозможно. Но феномен остроумия субъективен. Некоторые шутки рассчитаны на подготовленного читателя или слушателя. Было бы полезно классифицировать психические типы остроумцев или публики, проследить эволюцию острот, их социальные и политические функции. А зачем уделять излишне много внимания формальной стороне проблемы: приёмам, технике остроумия?

Фрейд старательно подводит читателя к выводу, обозначенному в заглавии книги: остроумие тесно связано с областью бессознательного. Расширяя пределы своего учения о психоанализе, он и перешёл от психиатрии к социальной психологии, используя феномен остроумия.

Выбор предмета исследования удобен ещё и потому, что читатель, несмотря на сухость стиля, будет время от времени улыбаться над остротами, анекдотами.

Есть и более веская причина, о которой хорошо сказал Ф.М. Достоевский в романе «Подросток»: «Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность? Смех требует беззлобия, а люди чаще смеются злобно…

Иной характер долго не раскусите, а рассмеётся человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется, как на ладони… Итак, если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благороднейшими идеалами, а вы смотрите его лучше, когда он смеётся. Хорошо смеётся человек – значит хороший человек. Примечайте притом все оттенки: надо, например, чтобы смех человека ни в коем случае не показался вам глупым, как бы ни был он весел и простодушен… смех есть самая верная проба души».

Здесь Достоевский высказал, на мой взгляд, больше интересных идей и тонких наблюдений, чем их содержится в объёмистой работе «Остроумие и его отношение к бессознательному».

…Более полувека назад я заинтересовался этой книгой З. Фрейда. В Библиотеке им. Ленина мне её не выдали, сославшись на то, что данная тема не имеет отношения к моей специальности. В Исторической библиотеке этого запрета не было, и книгу я прочитал.

Она меня разочаровала. Занятны были только шутки, анекдоты, да и то не все. Пояснения автора подчас вызывали недоумение: то он говорил и без того понятные вещи, то повторял сказанное. Чувствовалось: у него есть свой замысел, и он старается подвести тебя к выводу, который считает нужным и важным. Это вызывало желание противодействовать, придумывать свои варианты объяснений.

Я ожидал от знаменитого автора откровений, проникновения в суть остроумия и его воздействия на людей. Хотел почерпнуть знания, которые помогли бы мне сочинять более яркие эпиграммы, пародии, шутки, сатиры. Ничего подобного его сочинение мне не предоставило.

Недавно я перечитал эту работу Фрейда. Прежнее впечатление укрепилось. Можно посетовать: за столько лет вам не прибавилось ума! Даже если это так, то знаний у меня стало больше, чем в молодости. А в солидных работах по психологии познания и по теории комического мне не встречались ссылки на Фрейда.

Впрочем, это ещё не означает, будто его взгляды на остроумие ложны. Да, остроумие связано с областью бессознательного. Ведь острота, шутка вызывает у нас эмоции, возникающие из подсознания.

Но если остроумная мысль для нас неожиданна, значит, в данный момент в нашем сознании не присутствовало то, что с ней связано. Иначе мы восприняли бы её как нечто само собой разумеющееся. И вдруг – озарение: то, что таилось в памяти, тотчас открывается рассудку! Мы рады своему, пусть даже небольшому, открытию (если, конечно, шутка не задевает наше самолюбие или мировоззрение).

Зубоскальство

Поэт Велемир Хлебников написал «Заклятие смехом»:

О, рассмейтесь, смехачи!О, засмейтесь, смехачи!Что смеются смехами,Что смеянствуют смеяльно,..................Смеюнчики, смеюнчики…

Разные бывают смеюнчики: острые и тупые, добрые и злобные, умные и утробные. Фрейд анализировал в большом количестве остроты, основанные на игре слов. Возможно, так он – сознательно или бессознательно – подбирал примеры, наиболее подходящие для его теоретической схемы. Возможно, она отражает определенный тип смехов, смехачей и смеянства.

Например: «Два еврея встречаются вблизи бани. “Взял ты уже ванну?” – спрашивает один. “Как, – спрашивает в свою очередь другой, – разве не хватает одной?”». (Вариант короче: «Ты взял ванну?» «Нет, она слишком тяжёлая».)

Следует длинный и весьма нудный комментарий автора: «Первый спрашивает: “Взял ты ванну?” Ударение падает на элемент: “ванна”. Второй отвечает так, как будто вопрос гласил: “Взял ты ванну?” Текст “взял ванну” делает возможным такое передвигание ударения. Если бы вопрос гласил: “Ты купался?”, то, конечно, никакое передвигание не было бы возможным. Неостроумный ответ был бы тогда таков: “Купался? Что ты подразумеваешь? Я не знаю, что это такое”. Техника же этой остроты заключается в передвигании ударения с “ванны” на “взять”…

Но какова техника этой остроты? – очевидно, двусмысленное употребление слова “взять”. Для одного – это бесцветный вспомогательный глагол; для другого – глагол в прямом значении. Итак, это случай слова, имеющего полный смысл и потерявшего свой первоначальный смысл (Группа II, f). Если мы заменим выражение “взять ванну” равноценным, более простым “купаться”, то острота пропадает. Ответ больше не подходит. Итак, острота происходит опять-таки за счёт выражения “взять ванну”.

…Острота заключается не в вопросе, а в ответе, в ответном вопросе: “Как? Разве не хватает одной?” И этот ответ нельзя лишить заключающегося в нём остроумия никакой распространённостью изложения или изменением его, лишь бы оно не нарушало смысла ответа. У нас получается такое впечатление, что в ответе второго еврея недосмотр слова “ванна” имеет больше значения, чем непонимание слова “взять”. Но мы и здесь ясно видим это…»

Возникает подозрение: может быть, это неудачная пародия на пустословие научной статьи, в которой нарочито усложняются простейшие мысли? И при чём тут два еврея, если на их месте могли быть кто угодно? Данная плоская шутка не имеет национальных черт.

Напрасно Фрейд полагал, что тут нельзя ничего изменить без потери смысла. Как раз – наоборот. Представьте себе этих двух людей перед баней. На вопрос первого его приятель мог бы ответить: «Разве ты не видишь, что я её не брал?» Не остроумней, но логичней и более отвечает ситуации.

Увы, острота с «ванной», на которую потрачено столько слов, тупа. Она демонстрирует желание одного человека начать разговор, а другого – показать своё остроумие. В техническом отношении шутка относится в разряд убогих.